— И о чем вы догадываетесь?
— У меня мало информации, но было много времени, чтобы ее жевать. Какие-то работы на водоразделе велись давно. Кажется, они активизировались после подписания Советско-Американского договора о паритетном сокращении запасов ядерного, химического и биологического оружия. Там еще, помнится, был мораторий на космические исследования и информационную агрессию. А в районе водораздела, по слухам, были какие-то заводы или лаборатории. Возможно, под шумок о повороте рек наши просто взорвали какой-нибудь заводской комплекс или склады. Может быть, даже на глазах у американских инспекторов. Не зря же после этого с Советского Союза сняли продовольственную блокаду. А Центрально-Сибирскую впадину объявили зараженной территорией — карантин на тридцать лет. Потом еще на тридцать, потом еще.
— А люди?
— Тут почти и не было населения. А кто был, тех эвакуировали.
— Или только сообщили об этом?
— Ну Коля, ты уж совсем нашу партию за людоедов считаешь! Вывезли, конечно… почти всех.
— А это не они там — в баржах?
— Не-ет, наверное… Скорее всего это строители с водораздела — там же целый комплекс сооружений пришлось строить. Вот и построили.
— Так тут что, всякая зараза кругом?!
— Испугался? Может, комбинезон наденешь?
— Уже поздно, наверное, — вздохнул Николай. — А дальше что?
— У тех, кто оказался здесь с самого начала, кажется, ничего особенного не случилось. Меня, правда, паралич разбил, так и лет мне тогда было уже немало. Но вот дети…
— Те, кто родился здесь? Уже после?..
— Уже после. Особенно второе поколение… Вам еще не достаточно? Есть вещи, которые лучше не знать, чтобы спать спокойно.
— Боюсь, что нам это уже не светит.
— Ну-ну… Из младенцев мало кто доживает до года. А среди выживших очень высокий процент умственно-отсталых. Их не оставляют — это тяжело, но это закон. Пожалуй, единственный закон, который выполняется здесь неукоснительно. Если умственный дефект незначителен или выявляется уже во взрослом состоянии, таких людей стерилизуют.
— Валентин Сергеевич, послушайте! Я так понимаю, что на огромной территории живут люди… Несколько поколений… Но ведь не каменный же век на дворе! Самолеты летают, вертолеты! Аэрофотосъемка у вас наверняка существует. Такой лес, конечно, не тундра, спрятаться на некоторое время можно, но…
— А те, кто плохо прячется, долго и не живут! Искусственный отбор, так сказать. На самом же деле нас, главным образом, спасает то, что нас нет. Я так думаю.
— Это как?!
— А вот так! Не знаешь, как это бывает? Начать против нас активные действия — значит признать, что на Мертвых землях кто-то живет, кроме комаров. А так, если вслух не упоминать, то нас как бы и нет — все знают, все молчат. А мы и не высовываемся, пока нас не трогают. Тем более что вокруг или лагеря, или районы, где живут ссыльные. Знаешь, чего я боюсь больше всего? Что нашему могучему государству что-нибудь здесь понадобится. Например, какое-нибудь полезное ископаемое, за которое можно покупать у Америки продукты. Вот тогда тут все мигом стерилизуют и санируют — никакая маскировка не поможет!
— Да, для вас это будет конец.
Николай помолчал, а потом выдал:
— Я играю, Валентин Сергеевич! Но одно мое условие придется выполнить безусловно: вы отпустите Вар-ка обратно на сопку. И я это должен увидеть своими глазами. Позвольте не объяснять, почему и зачем!
— Позволю, Коля. Пусть так и будет.
Проснулся Николай поздно — наверное, сказались треволнения последних дней. Он повернулся на бок в спальнике и стал смотреть, как Лойка разговаривает с каким-то зверьком.
— Боишься, да? Боишься? А ты не бойся! Иди, иди сюда, маленький! У меня ничего для тебя нет, извини! Правда, нет! Но я потом найду для тебя гриб или орех. Ты ведь любишь орехи? Иди, иди сюда: я тебя по спине поглажу — у тебя же спинка пушистая и с полосками!
Зверек, вероятно, счел последний аргумент достаточно веским и приблизился на расстояние вытянутой руки. Он был похож на крупного бурундука с длинным пушистым хвостом и действительно полосатой спиной.
— Вот-вот, видишь: и совсем не страшно! Давай поглажу, ма-аленький!
С этим зверек, похоже, был не вполне согласен. Когда Лойка протянула руку, он сначала пригнулся, а потом привстал на задних лапах и замахал передними, как бы отбиваясь.
— Фу, какой злой! Ты злой, да? Фу! Как тебе не стыдно?!
Зверьку, наверное, действительно стало стыдно: он позволил-таки себя погладить по голове и спине. При этом он пригибался так, словно боялся, что ладонь девочки его вот-вот раздавит.
— Хоро-оший зверь, хоро-оший, пушистенький…
— Лойка, ему же страшно! Посмотри: у тебя рука почти с него размером. Представь, что тебя захотело бы погладить вот это дерево — погладить веткой, которая толще тебя!
— А, Ко-оля, проснулся! Ну и что? Я бы не испугалась — деревья добрые!
— Они тоже живые, и ты с ними разговариваешь?
— Конечно, живые! А ты разве не разговариваешь с деревьями? Они же как люди: радуются, сердятся, иногда обижаются, но вообще-то они добрые. Они всегда разговаривают друг с другом, разве ты не слышишь? Только они сейчас грустные — им пить хочется, потому что дождика давно не было.
Зверек, терпеливо перенесший процедуру поглаживания, с явным облегчением скрылся в кустах, а Лойка переключилась на лиственницу, у корней которой лежал Николай. Она попыталась обнять корявый толстенный ствол:
— У-у, какая большая толстая тетя! Старенькая уже.
Она зацепилась пальцами раскинутых рук за выступы коры и повисла, дрыгая ногами.
— Ой-ой! Держи меня, держи! Я тоже хочу быть как ты — большой и сильной! А эти вот, маленькие вокруг — твои ребенки, да? У тебя их много — они такие слабые, тоненькие, а ты такая большая и толстая. Если будет сильный ветер и ты упадешь, то смотри, не поломай кого-нибудь! Тут же совсем мало места — вон сколько их вокруг тебя выросло! А тебя сова не щекочет? Ты ее не обижай, пожалуйста, — у нее там совенки, наверное. Ко-ля, Ко-ля! Ты видел сову? Она вон там, в дупле живет. Она тут ночью так летала, летала! Может быть, она еще не спит — хочешь, я ее позову, хочешь?
— Ну Лойка… Наверное, это невежливо — она же отдыхает.
— А может быть, ей самой интересно? Она же, наверное, никогда не видела, чтобы люди спали в таком смешном мешке, как ты!
Лойка легонько похлопала ладонью по коре дерева и, задрав голову, стала негромко звать:
— Сова-а, сова-а! Ты еще не спишь там? Вылезай, сова, Ко-ля проснулся. Посмотри, как смешно: дядя в мешке — совсем как большая гусеница! Сова-а! Вылезай, я же знаю, что ты не спишь!
