торжества давно перевалили за экватор и разбились на несколько несвязанных
частей. Люди пили на брудершафт, обсуждали политику, рассказывали анекдоты,
справа от нас уже немолодой немец довольно бесцеремонно знакомился с молоденькой
немочкой в вицмундирчике Ореховского сельскохозяйственного техникума, а оркестр
на эстраде пел общеизвестную песню:
К жене пришель молодой любовник,
Когда мушь пошоль за пивом,
За пивом, за пивом, трала-ла-ла,
Когда мушь пошёль за пивом.
Бутылки шампанского натощак оказалось многовато для моего желудка, и как я ни
закусывал, но вскоре стал ощущать себя как бы на палубе корабля, причем справа
по борту до меня доносились комплименты, все до единого позаимствованные из
новейшего немецкого романа, в стиле юнгержанства, а слева по борту Антон
запоздало поздравлял жениха и целовал руки невесте: ее изображение плыло и
плясало у меня в глазах, будто отделенное толщей текучей воды. Потом я пошел с
кем-то танцевать (помню лишь легкое платьице из шелка и миниатюрные ручки,
прижимавшие меня к себе), потом я сам как-то по-лермонтовски признавался в любви
(Антон потом рассказал мне, что я танцевал с дочерью главного инженера
"Орсельмаша", которой до брачного возраста по самым оптимистическим подсчетам
оставалось года два), потом он вел меня какими-то закоулками, а я кричал, что я
знаю, что все это мираж, сон, что все это — потемкинские деревни, и стоит мне
толкнуть ближайшую картонажную стенку, как я сразу окажусь в своем прежнем
американизированном обиталище по кличке демократическая Россия.
АВЕНТЮРА ТРИНАДЦАТАЯ,
в которой все идет своим чередом.
И такие люди, как вы, должны подать пример: вернуть стране военные барыши,
распахнуть для народа свои закрома, забыть об охотничьих угодьях и прочих
английских штучках, а вместо шампанского пить молоко с добрых немецких пастбищ.
Г.Штрассер.
Последствия нашей предыдущей авантюры нас не беспокоили. "Грабитель никогда не
будет жаловаться на грабителей, " — резюмировал Антон. При первой же встрече с
моей танцпартнершей — четырнадцатилетней девочкой с длинной русой косой (ее
звали Хильда Барним) — я так искренне извинялся, что, наверное, был бы прощен
даже Дианой. Моя синекура в качестве ассистента у Антона заключалась в
обслуживании небольшого кинопроектора, чем я и занимался три-четыре раза в
неделю. Остальное время Антон подробно выслушивал мои рассказы о моей параллели
и долго размышлял над услышанным.
Событием последней недели мая был ультиматум Фюрера немецкого народа президенту
США с требованием извиниться за омерзительное освещение в средствах массовой
информации США немецкой действительности ("Извинится, никуда не денется, " —
предсказывал Антон. — "Такое уже было два раза: в 61-м и 79-м. Янки, видишь
ли, это такие существа, для которых главное — их личное благополучие,
исчисляется в долларах на душу населения, на подвиг в массе своей они не
способны"). Клинтон некоторое время отмалчивался, но под угрозой ядерной
бомбардировки Нью-Йорка первого июня сказал что-то невразумительное, что вполне
устроило немецкую сторону, также не желавшую раздувать конфликт. Второго июня
наши войска взяли штурмом столицу Ассама — Гувахати, завершив, таким образом,
разгром войск прониппонских сепаратистов. Ниппония же предъявила претензии на
нейтральный ранее Тибет, но созванная пятнадцатого числа в Коломбо международная
конференция по тибетскому вопросу выявила негативное отношение к этому России и
Германии, да и США тоже не остались в стороне. В Копенгагене был торжественно
открыт тоннель, связывающий датскую столицу с Мальме. В Москве какая-то
правозащитница осквернила памятник "антисемиту" Кирову и была до смерти забита
одним из прохожих — об этом Антону написал его дядя, работавший когда-то в
Московском угро.
Вальдемар также прислал мне короткое письмо, ибо, напоминаю, не был силен в
эпистолярном жанре:
"Здравствуй, Вальдемар. В нас усе добре. Сдаем выпускные экзамены. Виола уже
сдала два на отлично, я завтра сдаю немецкий. Экзаменатор — Рудольф Йоганович —
прославился тем, что подрался прямо на торжествах по поводу годовщины комсомола
с тем самым евреем, который дурно отзывался о русских девушках. Эта зараза таки
отомстила мне, поставив четверку на госэкзамене но марксистско-ленинскому
мировоззрению. Так что красный диплом мне улыбнулся. Но зато мне открыт путь в
аспирантуру.
К тому же я сам — экзаменатор в училище. Сегодня курсанты сдавали мне историю
философии, а накануне сессии вижу удивительный сон: будто один из моих самых
неуспевающих учеников умоляет меня поставить ему пятерку, а я
приторно-назидательно объясняю ему, что жизнь не есьм натянутая за экзамен
оценка.
Мой отчим впал в немилость, и его переводят из Берлина куда-то на периферию
Рейха, так что они хотят продать свой Карлсгоф, чтобы расплатиться с долгами и
купить особняк на новом месте службы.
Передавай привет Антону. Виола передаёт тебе привет. Не женился ли ты еще?
Ленинбург. 10.06.96".
И все же поразительно смотреть на себя со стороны.
Беседы с Антоном помогали мне прояснить способ мышления этих людей и их
жизненные аксиомы. Для Антона же это было чем-то вроде "игры в бисер", в которой
он возвышался до поразительно тонких и справедливых оценок моего зазеркалья.
Антон: Меня больше всего удивляет, как это у вас никто не замечает вопиющих
недостатков демократической формы правления?
Я: Нет, почему же. Недостатки демократии общеизвестны, но к ним относятся так
же, как к преступности или детской проституции — по принципу "ничего не
поделаешь", и в утешение приводят известное изречение Черчилля…
Антон: Знаю, читал… Но ведь чистая демократия просто-напросто невозможна, если
под демократией понимать наиболее коллегиальное принятие решений. Во-первых,
чтобы принять правильное решение, надо быть специалистом…
Я: Все это верно лишь на первый взгляд. Но в таком случае было бы логично
разрешить заключение брака лишь людям с психологическим образованием, однако
политическое "знахарство" существует подобно медицинскому.
Антон: Не вижу ничего странного. Не знаю, как у вас, а у нас во всех школах есть
