большинство из них. Не отдать им должного было бы просто недостойно.
Следующим днём «Мономах» и «Память Азова», сопровождаемые двумя канонерскими лодками и пароходами Доброфлота, покинули Шанхай, закончив погрузку угля и необходимых припасов. Пункт их назначения остался неизвестен. «Нахимов» же, охраняемый дополнительно канонеркой «Бобр», встал на необходимый ему ремонт. Японский консул осмелился было заявить о необходимости интернирования оставшихся русских кораблей в соответствии с международным законодательством о нейтралитете, однако ветры мировой политики уже отчётливо переменились, и китайский губернатор с презрением велел японцу убираться прочь, пока этот нейтралитет ещё не перешёл в присоединение Китая к формирующейся антияпонской коалиции европейских держав.
1 Иоанн Златоуст (347 — 407 гг. н.э.), архиепископ Константинопольский, один из «отцов церкви», был знаменит своим ораторским талантом
2 Слова из Манифеста Александра I по поводу победы над Наполеоном
3 Николай и Волков вместе служили в лейб-гусарском полку, причём Николай был на должности эскадронного командира, а Волков фактически исполнял его обязанности
Русская эскадра вновь шла в открытое море, держа курс на юго-восток, и на мостике «Мономаха» собралась ведущая задушевную беседу компания. Одержавший победы в трёх кровопролитных бойнях и скормивший демонам войны тысячи душ японских моряков Дубасов превратился на время в весёлое и жизнерадостное существо, добрейшей души человека, благорасположенного ко всем на свете. В обществе своего августейшего покровителя и своей правой руки на корабле, пригубляя драгоценный, невероятной выдержки коньяк, подаренный наследнику Советом шанхайского сеттльмента, Фёдор Васильевич искрился остроумием и был приятнейшим собеседником, готовым обсуждать любые темы с неизменным блеском изысканного красноречия. Николай, успевший соскучиться по легкомысленной столичной болтовне, прикладывался к коньяку несколько более основательно. Офицеры свиты, включая и Волкова, успели испытать на себе остроту языка Дубасова и предпочли укрыться от его тонких насмешек (доставлявших уставшему уже от их общества цесаревичу явное удовольствие и потому щедро рассыпаемых свежеиспечённым контр-адмиралом) в кают-компании. Цывинский, для которого разошедшийся адмирал делал исключение, не превращая его в мишень своего остроумия, чувствовал себя всё равно слегка не в своей тарелке, но ему было некуда деваться. Разговор, впрочем, хаотично менял своё направление, и сейчас склонился к более интересной Генриху Фаддеевичу тематике.
- Лимонники1 при всей их заносчивости, государь, были бы ничуть не более серьёзными противниками, чем японцы. Их флот со времён Крымской войны не воевал вообще ни разу, хуже даже и нашего, дурацкое рандеву «Шаха» с «Хуаскаром»2 не в счёт совершенно. Разница была бы только в том, что их корыта больше, и топить их пришлось бы несколько дольше.
- Меня, Фёдор Васильевич, беспокоит не то, большие корыта у наших врагов или маленькие, - Николай решительно взмахнул, слава Богу, уже опустевшим бокалом: - А то, что наши недостаточно хороши. Противник может быть любой, каждая нация строит по-своему, а наши корабли должны быть лучше любых иных.
Цывинский навострил уши, а Дубасов слегка посерьёзнел и взялся за бутылку:
- Позвольте долить вам, государь…
- Благодарю, Фёдор Васильевич… Так вот, мы имеем три фрегата, побывавших в бою, впервые за тридцать пять лет. Вдобавок мы ещё видели пару разбитых вражеских крейсеров, и таким образом можем судить, что хорошо и что плохо. Огневая мощь «Нахимова», к примеру, позволила отразить все атаки японцев, и стоила им половины флота — это превосходно. Башенные восьмидюймовки снесли всё, что попалось ему на пути — великолепно. Эти же пушки, вынужденные стрелять в корму, разворотили и подожгли собственные надстойки — это чёрт знает что такое. К чему было городить эти навесные палубы, если они мешают действовать главному, ради чего боевой корабль и строится — артиллерии? Бортовой залп батареи достаточно мощен, чтобы доставить бед любому противнику, а миноносец пустить ко дну сходу — хорошо. В нос и корму стреляет всего по одной пушке с борта — скверно. Противоминная артиллерия не способна остановить даже сорокатонную скорлупку, и приходится вводить в дело батарею — никуда не годится. Я ведь прав, господа?
- Абсолютно правы, государь, - Дубасов заботливо плеснул цесаревичу ещё коньяку, стараясь не перебить нити его размышлений. Вообще, после беседы с артиллеристами «Нахимова», и особенно под впечатлением от рассказа о сбитии боевого марса с «Такачихо», Фёдор Васильевич стал относиться к действиям и словам Николая особенно внимательно. Руку наследника, несомненно, направлял сам Господь — кто знает, может и мысль его теперь направляет Он же?
- Тогда продолжим наши рассуждения… Батарея «Нахимова» может доставить бед любому противнику, однако и он ей тоже. Попадание даже и мелкого снаряда вывело из строя орудие, и стоило нам полдесятка матросов, однако же соседние пушки были защищены переборками, и уцелели. На «Азове», - цесаревич, как завзятый «азовец», сделал ударение на А: - при мне же, во втором бою, пятидюймовый3 снаряд с «Чиоды» одним махом повредил два орудия, и убил и ранил больше дюжины матросов, хотя и вовсе не разорвался, а только развалился на куски. Там переборок в батарее не было. Как обстояло дело на «Мономахе»?
Цывинский выступил вперёд:
- Разрыв шестидюймового снаряда на верхней палубе вывел из строя два орудия, убитых и раненых ровно полторы дюжины, одно из орудий починено сразу, второе уже после боя. Два разрыва в рангоуте дали ещё более двух десятков раненых на палубе.
- Прибавьте сюда попадание с «Нанивы» в четвёртую башню «Нахимова» под занавес боя, пробившее её тонкую броню, и выведшее её из строя полностью. При том более толстый барбет её до того получил три таких же попадания, и выстоял. Что из этого следует? - Николай научился по-настоящему размышлять и строить логические цепочки буквально на днях, под действием шока от покушения, и теперь испытывал настоящую бурю эмоций, делясь новообретённым умением с окружающими. Офицеры свиты сами впали в шок от таких перемен в цесаревиче, а вот Дубасов и Цывинский оказались более подходящими собеседниками. Адмирал не подвёл, подхватив:
- Чтобы корабль сохранял свою ценность как боевая единица, а не утрачивал её от считаных попаданий вражеских снарядов, артиллерию надлежит защищать бронёй наравне
