предела. Рассвет не принёс облегчения — на фоне светлеющего небосвода чётко прорисовывались силуэты Чёрных Демонов, пришедших за новой добычей. В стороне от них замерли громады десятка океанских пароходов, но сильнее пугало не это: моря позади Демонов не было видно вообще. Тысячи проа, каноэ и каких-то совершенно уже непонятных лодок скрыли его поверхность, и среди этой постоянно движущейся массы то и дело вспыхивали огоньки, а ветер доносил слышимый даже на расстоянии в несколько миль смутный гул.
С восходом Солнца русские выслали парламентёра. Один из их фрегатов приблизился до границы досягаемости береговых батарей, а затем от его борта отделился катер. Многие были готовы потопить его, не позволив приблизиться к берегу, но принц-регент Арисугава Тарухито приказал расстреливать на месте любого, кто осмелится даже бросить камень в сторону русских. Ровно в восемь утра на токийскую набережную поднялся адмирал Дубасов, сопровождаемый несколькими великанами-матросами. Его встречали сам регент, сопровождаемый доверенными офицерами Генерального штаба, и группа виднейших членов Тайного Совета.
Дубасов кратко, но с выражениями надлежащего уважения приветствовал встречающих, после чего заявил:
- Волею Государя Наследника цесаревича Николая Александровича, Царя Сибирского, Наместника Востока, я уполномочен потребовать сдачи Японской империи на милость победителя. Прошу ознакомиться с условиями капитуляции! - и протянул запечатанный конверт.
По группе японских офицеров после перевода пробежал ропот, но регент недовольным рыком восстановил тишину, и один из офицеров принял конверт и поднёс его своему господину. Тот распечатал конверт, и вынужденно громко зачитал его содержание, чтобы было слышно советникам. Дубасов и так знал, что там написано: роспуск японских армии и флота с выдачей всего вооружения кроме ручного оружия, запрет на всё самурайское, упразднение аристократии и передача управления страной в руки создаваемого победителями Совета. Императору гарантировалась верховная сакральная власть, а народу Японии — покой и процветание. Понятно было, что японцы откажутся, регент даже не стал тратить слов, а просто разорвал послание пополам и швырнул на землю. Дубасов кивнул и неожиданно, громким голосом морского офицера, так что было слышно на всей набережной, заговорил на японском:
- Мятежной аристократии и самурайству, узурпировавшим священную власть Небесного Государя, не будет пощады. Однако мой добрый повелитель не гневается на народ японский и простых солдат, и даёт им возможность спасти свою жизнь. На что даётся час. Бегите!
Речь Дубасова далась ему нелегко и изобиловала ошибками, невозможными для человека, хоть немного понимающего значение произносимых слов1. Смысл её, однако, был вполне доходчив. По рядам стоявших наподалёку солдат и толпившихся в стороне горожан пробежал шум, офицеры снова зароптали, а адмирал, не обращая ни на что внимания, снова обратился к регенту по-русски:
- Милосердный государь мой дал вам шанс на спасение, но вы его отвергли - что же, так тому и быть. Через час я вернусь на своих кораблях, и тогда те из вас, кто останутся в живых, будут завидовать мёртвым.
Дождавшись окончания перевода, он развернулся и зашагал назад к своему катеру.
Слова Дубасова разошлись по городу с невероятной скоростью, и бегство жителей приняло повальный характер. Однако тут выяснилось, что несколько ближайших к Токио небольших портов уже захвачено толпами неведомых и кровожадных дикарей, и теперь там высаживаются с пароходов чужие солдаты, колоннами устремляющиеся куда-то вглубь страны, охватывая Токио. Дикари же расползались по сторонам, убивая всё живое, разграбляя подлежащее переноске, и сжигая способное гореть. Паника в городе усилилась стократно, и разбегаться начали уже не только горожане, но и солдаты. Многим были известны сплетни о карательной экспедиции на Тайвань, потерявшей чуть не треть состава от болезней и, по слухам, съеденными каннибалами-аборигенами. Теперь ещё худшие дикари явились в страну Ямато, возглавляемые неуязвимыми северными демонами, обещавшими, однако, снисхождение простым людям. Достаточно спрятаться и пересидеть где-нибудь в глуши, пусть самураи и аристократы отдуваются за свои привилегии…
Японский Генштаб стянул к столице немалые силы, небезосновательно уверенный, что рано или поздно русские явятся сюда. Береговые батареи были усилены орудиями с разоружённых остатков оказавшегося бессильным флота. Через час после отбытия Дубасова с берега русские фрегаты приблизились, маневрируя боевыми галсами, перестраиваясь из фронта в кильватер и обратно, и методично перепахивая тяжелыми бомбами одну батарею за другой. Канонерки и испанские малые крейсера подошли к берегу, вызывая на себя огонь уцелевших ещё орудий и спешно развёрнутых на прямой наводке полевых батарей, и расстреливая их с близкого расстояния. Три часа спустя береговая оборона показалась Дубасову в должной степени ослабленной, и над флагманским «Мономахом» взлетела ракета чёрного дыма. Застилавшие море долблёные лодки и катамараны пошли вперёд. Адмирал не собирался ждать вечно.
Через полчаса дикая орда выплеснулась на берег. Не имея достаточных сил регулярной пехоты, русские и испанцы привели с собой самых кровожадных дикарей юго-восточной Азии, пообещав им вдоволь добычи и крови, сколько каждый сможет взять. Малайские и китайские пираты, «викинги Азии» моро и даякские охотники за головами — для доброй половины из них смысл жизни был даже не в грабеже и убийстве, а в коллекционировании собственноручно отрубленных голов и поисках достойного врага, который сможет тебя убить. Каким-то ветром принесло даже несколько лодок маори — людоедов родом из далёкой Новой Зеландии, привлечённых возможностью встретиться с новыми интересными людьми, расчленить их и съесть. Что могли противопоставить этим варварам недоученные солдаты недоевропейской недоармии?
По азиатским меркам армия Японии была не так уж плоха, но и не более того. Никакой славной истории побед за ней не было, призывную армию из крестьян начали формировать под руководством прусских военных советников только после революции Мейдзи, и единственными её достижениями была братоубийственная победа над собственным же народным героем Сайго Такамори, которого завалили трупами, и потеря пятисот человек из трёх тысяч в тайваньском походе под предводительством его брата, затеянном с целью покарать деревушку аборигенов за гибель десятка японских рыбаков. Дисциплина в ней пошатнулась после начала охоты на иностранцев, когда
