— Так точно. Уже приступили к работе.
— Постарайтесь дать связь поскорее, передайте это Ринку… Так сколько всего уничтожено русских?
— Шесть человек. Их осталось немного.
— Сколько?
— Человек пять, не больше.
— Увы, пять человек русских — это реальная сила в условиях лесов. Им есть, где скрыться… Ладно, информируйте меня, если что-то еще случится.
Когда Моллер повесил трубку, в его кабинет вошел гауптштурмфюрер Клох. Он выглядел плохо. Мундир, изрядно пропыленный в дороге, был помят и испачкан. Клох доложил:
— Штандартенфюрер! Клюге убит. Пленному Химмелю удалось скрыться. Видимо, его отбили русские, как это и предполагал Ренке.
— Да ну и черт с ним, с этим Химмелем! Кто он такой, собственно, чтобы из-за него ломать голову! Разве только Ренке плетет какую-то интригу?! — Моллер вспомнил, что совсем недавно ему доложили о странном исчезновении Ренке, и потер переносицу. — Чушь собачья! Ладно, Клох, отдыхайте пока.
Не успел еще Моллер переварить новость о гибели Клюге, как в кабинет ввалился оберлейтенант Дитрих. Он был так чем-то напуган, что забыл о служебной субординации.
— Только что доложили: обрыв линии управления!
— Где? Каким образом? — нервозность подчиненного мгновенно передалась и Моллеру.
— На центральном участке. Диверсант проник через вентиляционный люк и вырезал пятьдесят метров кабелей.
— Как ему это удалось? Там же кругом мины!
— Не могу знать, но факт остается фактом.
— Вы приняли какие-то меры?
— Ремонтом электропроводки уже занимаются. Но работы слишком много. Боюсь, что мы…
— В каком состоянии резервная линия?
— Она в порядке. Видимо, о ее существовании врагу ничего не известно.
— Поразительно, что столько неприятностей нам доставила горстка русских шпионов! Идите, Дитрих, если у вас все, — Моллер проводил оберлейтенанта до двери и вышел с ним в приемную.
Эльза, находившаяся на своем месте, поймала его быстрый оценивающий взгляд. Ей показалось, что Моллер смотрит с подозрением.
— Эльза, — начал Моллер, когда дверь за Дитрихом закрылась, и шаги его стихли вдали. — Эльза! Скажите прямо, давно вы работаете на русских?
— Что за шутки? — непонимающе улыбнулась Эльза. — Я знаю, вы склонны подозревать всех и каждого, но не думала, что это относится и ко мне.
— Знаете, Эльза, в связи с некоторыми событиями…
— Знаю. Этот предатель Штурм оказывал мне знаки внимания, и потому вы решили, что я его сообщница. Прекрасно, прикажите меня расстрелять или повесить, что вам больше по вкусу. Не тяните время, если не доверяете мне.
— Видите ли, Эльза… Если бы я не любил вас достаточно сильно, наверное, я именно так бы и поступил… Но я глупо влюблен в вас, а между тем события принимают угрожающий характер… Если что-то случится с ПОЛИГОНОМ, мне придется пустить себе пулю в лоб.
Эльза вышла из-за стола и подошла к Моллеру. Наступила минута, когда она, как женщина, должна была успокоить и приласкать этого инфантильного субъекта, еще раз доказать ему свою привязанность и любовь. Эту комедию Эльза-Марина с успехом разыгрывала долгих пять лет.
— Успокойтесь, штандартенфюрер! — пропела она. — Все образуется. Русские будут схвачены, или убиты, а этого Штурма вы лично привяжете к «Фау» и выстрелите, пусть летит хоть на Луну!
Моллер криво улыбнулся и сказал:
— Знаете, Эльза… Клюге, мир праху его, наговорил мне о вас таких гадостей, что я имел глупость ему поверить. Теперь же я вижу, что вы — мой единственный друг! Вы не сердитесь на меня?
— Я думаю, вы постараетесь скоро загладить свою вину, — проворковала Эльза. — Лишь бы поскорее разделаться с русскими!
В это время в приемную вошел высокий нескладный танкист, и Эльза отстранилась от Моллера.
— Разрешите доложить, штурмфюрер Ланге по вашему приказанию прибыл!
— Где вы застряли, Ланге? — раздраженно спросил Моллер.
— По пути был обстрелян командирской «Пантерой». Я не могу поверить, что мой командир, гауптштурмфюрер Штурм — изменник.
— Он не изменник, Ланге. Он русский агент.
Медленно приближалась ночь. А пока в сумерках усталые проголодавшиеся парашютисты собирали дрова для костра. Вокруг круглой полянки шумели корабельные сосны, шуршал подлесок. К ночи посвежело, поднялся ветер. Захотелось погреться у костра, вскипятить чайку.
— А это не опасно? — спросил Алекс. — Нас могут обнаружить.
— Глушь, — одним словом объяснил майор Гром. — Да и немцы тоже люди, спать им не меньше нашего хочется. Не волнуйтесь, товарищ из будущего!
— Завтра день будет ненастный, — вздохнув, сказал Лугин. — До чего неохота в пасмурный день умирать! Да и в солнечный тоже как-то не хочется.
— С чего это ты решил, что день ненастный? — спросил Полонский.
— Примета такая: если солнце на закате красное, то день, стало быть, будет какой? Правильно… Вот нам с тобой, можно сказать, повезло, Збышек! Мы с тобой до сих пор среди живых, а товарищ Кислов в той балке остался!
Запылал костер. В котелке, подвешенном над огнем, забулькала вода. В кронах сосен зажигались огоньки звезд. Полонский поднял голову к небу и кивком указал товарищам на яркую голубую звезду почти в зените.
— То Вега, моя кохана, — объяснил он. — Я ведь до войны был астрономом, следил за метеорными потоками, искал новые звезды…
— Что-то вы приуныли, друзья! — недовольно пробасил Гром. — Какое впечатление о нас сложится у гостя из будущего?
— Об этом не беспокойтесь, — сказал Алекс. — Я видел вас в бою, я знаю, во имя чего вы идете на лишения и смерть. И я восхищаюсь вашим мужеством!
— Восхищаться потом будем, когда задание выполним, — проворчал Штурм, обращаясь к майору. — Давай, Гром, лучше о завтрашней операции поговорим. Я имею в виду, что не помешало бы захватить столичного курьера.
— Так ли это важно сейчас? — усомнился Гром.
— В пакете может быть письмо, подписанное Гиммлером. Представь, какой важности это документ!
— Представляю. Ты уже сейчас хочешь привлечь рейхсфюрера к уголовной ответственности. Хотя бы заочно!
— Чего смеешься?! Да, я верю, что мы победим, и рано или поздно все фашистские преступники предстанут перед судом истории. Разве не так было на самом деле, скажи, Алекс!
— Да. В 1945 году был Нюрнбергский процесс, — подтвердил хронопилот. — На нем, действительно, судили всех нацистских преступников. Ну, или почти всех.
— Ну и что с того, что был? — не унимался Гром. — Как ты передашь этот пакет в надежные руки? Кто из нас дойдет живым хотя бы до передовой?
— Все равно, добыть такой документ дорогого стоит, — стоял на своем Пауль. — Правда, если бы у меня сейчас танк был…
— Твой антифашист где-то заплутал, — рассмеялся Гром. — Или передумал и вернулся к своим.
— Даже если так, все равно он много для нас сделал.
— А я ничего не говорю, спасибо парню, вовремя нас вытащил, — майор задумался и со вздохом произнес. — А по сути дела мы ровно ничего не добились. Ну, нашумели, ну, рванули там и тут. Это же слезы. Завтра отремонтируют, и можно все заново начинать…. А людей почти всех положили. Что мы теперь можем, разве что пакет у курьера отнять?!
— Ладно, не юродствуй! — огрызнулся Штурм.
В это время в кустах что-то зашуршало, десантники схватились за автоматы. На поляну вышел молодой мужчина, одетый весьма странно. На нем были только красно-коричневые плавки. Вдобавок он был весь мокрый с головы до пят, будто только что вынырнул из воды. В руке гостя поблескивал небольшой параллелепипед с множеством разноцветных кнопок. И больше ничего. Даже ноги его были босы. Десантники успокоились, но продолжали удивленно таращиться на странного субъекта. Один только Алекс не удивился появлению вновь прибывшего. В черных глазах гипнотизера он прочел живейшее участие близкого друга. К тому же парень чем-то был похож на доктора Хорна.
— Я — Майкл Лозовски, здравствуйте! — представился незнакомец. — Извините, что я в таком виде, но я всего на минуту, мне необходимо переговорить с вами, Алекс, за мной слежка, и поэтому я тороплюсь. Вы пробовали еще раз вернуться с помощью вашей машины?
— Пробовал. Не получается. Какая-то аномалия времени. Тупик.
— Может быть, и тупик, но только не для меня. Я свободно перемещаюсь в обоих направлениях: и вперед по вектору времени, и назад. Думаю, что мог бы переправить и вас. Только одного… Я говорил с Хельгой и ОТТО. Теперь говорю лично с вами. Вам угрожает серьезная опасность! Вы еще не видели мнеморга?
— Видел. Да вы присаживайтесь к огню, а то совсем замерзнете.
— Спасибо, у вас тут, правда, очень холодно. А я прямо из моря. Из Карибского.
— Как там у вас, в будущем, хорошо, должно быть, а? — спросил вдруг Лугин.
