Из столовой я прямиком пошел в кабинет, так как надо было определяться с делами. Дверь оказалась незапертой. За моим столом сидел незнакомый мужик, одетый по гражданке. И гражданка эта была не самого лучшего фасона и состояния. Да и сам мужик был под стать своей одежонке. Какой-то помятый и явно с похмелья. Но самая главная беда была в том, что он курил. И судя по тому, что курил он, держа окурок в стоявшей на столе пепельнице, находился он не за моим, а за своим столом. По всему выходит, что передо мной сейчас и есть тот самый капитан Копейкин. То есть, Каретников, который.
— Это ты, что ли мой стол занял? — хмуро глядя на меня, поинтересовался дымный персонаж, — Тебе, сынок, взрослые разве не говорили, что нельзя чужие места занимать, а?! — по всем знакомым мне признакам, мужик был с крепкого похмелья.
— Не я себе рабочее место определял! — утратив доброе послеобеденное настроение, огрызнулся я, — Куда меня начальство посадило, там и работал.
Мои оправдания, по всему судя, мужика не убедили. Душой и взглядом он не помягчал. Находясь в рассеянной задумчивости, алкаш, а теперь я в этом уже не сомневался, забыв про дымящийся в пепельнице окурок, закурил следующую сигарету. На лежавшее перед ним открытое уголовное дело он не смотрел, он смотрел в выдвинутый ящик стола. Теперь уже опять его, а не моего стола.
— А где? — в меня уперся мутный и отнюдь не благожелательный взор. — Где мои вещи, я тебя спрашиваю?! — обуреваемый похмельным синдромом индивид ковырялся в моих глазах вопросительно-обличающим взглядом.
— Не успел, сука, в отпуск отлучиться, как уже все вещи расп#здили! — с убитым видом горевал мой коллега по следственному ремеслу. — Что-ж, бл#дь за жизнь-то такая?! — безотрадно обратился через окно к мартовской улице разочаровавшийся в измельчавшем человечестве капитан Каретников.
— Где стакан отсюда?! А, студент? — оскорбленный воровством коллег, повернулся ко мне отозванный из отпуска следователь и ткнул пальцем в ящик стола.
— В коробке вон все ваши вещи! — показал я взглядом на картонную упаковку из-под писчей бумаги, расположенную на сейфе. — Всё там! И стакан там.
Мне надоело стоять перед похмельным забулдыгой и оправдываться, доказывая, что не такой уж я и пройдоха, тырящий чужую посуду. Развернувшись, я направился к своей командирше. Раз она начальница, то пусть сама и разруливает пространственный конфликт между своими подчиненными.
— Сергей, Каретников следователь очень толковый! — не глядя мне в глаза, терпеливо поясняла мне Зуева, — Как специалисту, ему цены нет, уж ты мне поверь на слово! — она наконец решилась встретиться с моим возмущенным взглядом, — Вот только в одном беда, на водку он слабый, — Лидия как-то так пожала плечами, что мне даже стало стыдно от своего непонимания совсем уж очевидных вещей. Ну любит толковый следователь попить водки на службе, чего тут такого неприемлемого и вопиющего? Нормально же все!
— Да бог с ним, с толковым Каретниковым! — не стал я поднимать тему несовместимости алкоголизма и профессионализма. Тем более, что еще совсем недавно я и сам был на пути к белой горячке, — Ты скажи, где мне теперь самому сидеть и дела где расследовать?! Дел-то вы мне с Данилиным уже понаотписывали и даже уже результаты требуете, а нормального рабочего места мне организовать так и не захотели!
Я специально вместо «не смогли», употребил «не захотели». То ли циничное жонглирование словами, то ли мой возмущенно-укоряющий взгляд сработал, но эти нехитрые манипуляции на Зуеву подействовали. Она встала с места.
— Пошли! — начальница решительно рванула к двери.
— Пошли! — не менее решительно двинулся я за ней, едва поспевая.
В кабинет с находящимся там Каретниковым Зуева влетела, как ракета. И я за ней. Толковый следователь сосредоточенно протирал бланком протокола свой, так счастливо и при моей помощи, обнаруженный стакан. На нас он даже не обернулся. Отвлекаться от священного действа он не посчитал нужным.
Лидия подскочила к моему-его столу и хряснула кулаком по поверхности. Изо всех своих недюжинных дамских сил хряснула. Однако и этих сил хватило, чтобы на столешнице подскочила пепельница с дымящейся в ней сигаретой, а под столом что-то стеклянно звякнуло. Запахло этилом.
С проворством опытного и хорошо обстрелянного сталинградца, прячущегося при минометном обстреле, не менее опытный следователь метнулся под стол. Там опять что-то звякнуло и из-под этого-же стола донесся невнятный мат. А вскоре оттуда показался и сам толковый сталинградец. Следователь, то есть.
— Что-ж ты, Лидка, бл#дь, делаешь?! — начал было блажить он, но, опомнившись, дальше крыть свою начальницу непечатным глаголом, Каретников все-же не решился. Тем более, при мне.
В руках у него была на треть опорожненная бутылка «Столичной». Похоже, что Виктор Михайлович все-таки что-то разглядел в глазах Зуевой. А разглядев, увиденному не обрадовался. Он быстро спрятал бутылку за спину и уже более преданно уставился на Лидию Андреевну. Которая громко и амплитудно дышала пышным ворохом тюля на плоской груди.
— Вот, что, Каретников!.. Чтоб это в самый последний раз!.. Сама лично рапорт напишу и потребую тебя уволить! — пунцовая Зуева выплевывала угрозы, как свинцовые картечины, — Ты понял меня, Каретников?! — потрясала кулачками перед носом толкового следователя суетно топочащая по полу звонкими каблучками Лида.
Обычно женщины так сучат ногами, когда очень сильно хотят писать. Впрочем, в таком ее состоянии, ничего нельзя было исключать. Никаких неожиданных последствий. Даже самых форс-мажорных, включая непроизвольного писания кипятком.
Но, к счастью, все обошлось. Зуева уже не подпрыгивала, а Каретников стоял перед ней навытяжку. Как зашуганный новобранец перед самым злым на дедовщину военнослужащим второго года службы.
— Лида.. Лидия Андреевна! — трепетал перед уже окончательно заледеневшей Зуевой Каретников, — Вот, ей богу, никогда больше! Это же я еще от отпуска не отошел, слишком уж неожиданно меня выдернули! — оправдывался толковый следователь, — Мне же еще восемь дней можно было гулять, а меня дернули, заранее не предупредив! Но теперь все! Клянусь!
— Ладно, проехали! — нехорошо поморщившись, отмахнулась начальница, — Но ты, Михалыч, имей в виду, я не шутила! Сама добьюсь, чтобы тебя выперли по самым отрицательным мотивам! Ты меня понял?!
— Я понял, Лида! Я все очень хорошо понял! — как китайский фарфоровый болванчик на бабушкином комоде, кивал головой Виктор Михайлович.
— А ты садись пока за стол Иноземцевой, — обращаясь ко мне, распорядилась Зуева, — Еще неизвестно, когда она со своего больничного выйдет. В выходные схожу к ней в больницу, проведаю.
Еще раз, напоследок, она пристально вгляделась в глаза Каретникова и вышла из кабинета. Виктор Михайлович тяжело плюхнулся на стул.
— Ну что, доволен, студент? — он испепелял меня ненавидящим взором, — Сумел вовремя на сослуживца нафискалить? — отведя от меня презрительный взгляд, он достал с пола злосчастную бутылку.
Набулькав в протертый до хрустальной прозрачности стакан на треть, клятвоотступник громкими глотками затолкал в себя водку. Протяжно втянув носом из кабинета в себя чистый воздух, уже через пару секунд он из себя выдохнул ртом в кабинетное пространство перегар. Торжествующе посмотрев на меня, Каретников вытянул из пачки очередную наиподлейше-вонючую сигарету. С явным удовольствием прикурив и сделав первую затяжку, он мастерски выпустил несколько дымных колец. Потом еще раз посмотрел на меня и снова ощерился, но уже оскалом победителя.
— Ну чего ты вылупился, студент? — пустил он еще одну череду колец, — Беги к Лидке, жалуйся! Чего ты еще умеешь в этой жизни! — презрительно скривился толковый следователь и махнул на меня рукой.
Я молча начал доставать на юлин стол свои уголовные дела из сейфа. Дрязги дрязгами, а работу надо было работать. Предстояло со всем тщанием изучить оба дела и закрепить все основания для мотивированного их объединения в одно. Если по брусенцовскому делу у меня было полное понимание по его дальнейшему производству и прекращению, то по обоим сто сорок четвертым в голове была полнейшая пустота. Пока что еще.
