Блин, когда на меня так хоть одна женщина посмотрит?
Я снова поцеловал в морду с такой сердечностью, с какой не целовал ни одну женщину. Вообще–то и от них никогда не видел такой чистой любви и преданности, как от этого существа с гребешком на спине.
Королева поморщилась:
— Бр–р–р… он холодный, противный.
— Зато сердечко горячее, — ответил я с укором. — А есть люди вроде бы теплокровные, но с холодными сердцами. Если они у них вообще есть.
Она прервала королевским голосом:
— От нас что–то будет нужно?.. Для этого… формера?
— Ничего, — заверил я. — Внесут, распакуют, поставят на указанное место и включат. А дальше уже мы сами…
Она прошептала, чуть ли не впервые выказывая ка- кие–то эмоции:
— Только бы получилось… У вас тут есть жертвенники?
— На каждом шагу, — заверил я. — В пользу какой партии или движения хотите пожертвовать? Можно даже в пользу фронта, но теперь это слово запрещено, пользуемся эвфемизмом… даже мне сказать стыдно, каким.
— Нет, — сказала она, — я о настоящей жертве…
— Ох, — сказал я, — не сразу врубился. Простите, ваше величество… Что вы на меня так смотрите? Меня нельзя в жертву, лучше барана, хотя согласен, я еще тот баран, всем баранам баран, просто элитный, но трансформатор все же прибудет на мое баранье имя, так что меня ну никак нельзя.
Она опустила взгляд.
— Да нет, я о другом подумала…
— Другом баране?.. Ящеренка не дам!
— Неважно, — ответила она рассеянно, — это вот там мигает… что–то хочет?
Я оглянулся, в углу экрана мерцает зеленый огонек, звук и видео я отключил, не до них, отвлекают, да и вопрос от королевы меньше, но сейчас…
— Минутку, — сказал я королеве, — только взгляну.
Она повернулась к экрану, но я перевел на смартфон,
всмотрелся, выслушал, а когда королева оглянулась, она даже вздрогнула, глядя на мое изменившееся лицо.
— Что случилось?
— Катастрофа! — сказал я в панике. — Всемирный потоп!.. Черная дыра и Белая Волна в одном флаконе… Что делать, что делать? Или сразу головой о стену?
Она переспросила:
— А что это за дыра и волна…
— Мать и очередной отец, — ответил я нервно. — Решили навестить, да что им не сидится?.. Старики же, разводили бы розы и капусты… пчел бы завели!
Она приподняла брови.
— Старики? Они выглядят молодыми, даже юными.
Я отмахнулся.
— Все родители уже старики. А им обоим уже за пятьдесят. Что делать, что делать?.. Слушай, а давай сбежим на это время? Пусть потусуются здесь. А когда уедут, вернемся.
Она пожала плечиками.
— Тебе виднее.
— Тогда быстрее из дома, — велел я.
Она поднялась из кресла, прекрасная и величественная, а я, бросив взгляд уже на главный экран, вскрикнул горестно:
— Не успели!..
Королева тоже повернула голову, но там лишь схема поселка с разноцветной сеткой дорог и движущимися огоньками.
— И что…
Я заметался по комнате.
— Вот именно, что делать? Они с отцом уже въехали в поселок!.. Куда тебя спрятать?.. Да и не спрячешь, мать моя во все щелочки заглянет…
Она осведомилась надменно:
— Зачем меня прятать? Ты меня стыдишься?.. Королеву Нижних Долин, где городов десятки, сотни сел и семьдесят крепостей?
— Эх, — вырвалось у меня, — вот именно, вот именно… Убить успею, но труп не спрячу… Может быть, в сарае прикрыть досками… да где теперь возьмешь доски? А вдруг мать и в сарай заглянет?..
Она смотрела холодно и надменно, даже не угадаешь, поверила или нет, королевское воспитание.
— Ладно, — сказал я быстро, — будьте королевой, ваше величество!.. Только не реагируйте на некоторые странности.
— Что за…
— Всякие, — выпалил я. — Уже подъехали!
На экране видно, как ворота приглашающе распахнулись, во двор по вымощенной декоративным булыжником дорожке вкатил «Понтиак» с открытым верхом, отец консервативен и верен старым фирмам, хотя уже многие тайтлы обогнали на крутой дорожке хайтэка.
Королева посмотрела на экран, потом на меня.
— Твои родители, — спросила она с сомнением, — знатные глерды или простолюдины?
— Еще не знаю, — огрызнулся я. — Увидим!
Она посмотрела в удивлении, потом на лице проступило выражение полного понимания.
— A-а, инкогнито? Не раскрывая своих настоящих титулов?
— Ага, — огрызнулся я, — именно…
— Благоразумно, — одобрила она. — Так удобнее. Когда не знают, кого встретят у тебя в гостях.
Она сказала это с таким выражением, будто у меня можно встретить крокодила за столом, а то и в постели, но я не ответил, хотя могу, у нас равноправие полов, я о нем всегда помню, когда нужно, а надел на лицо доброжелательную улыбку трансгуманиста и почти постчеловека, выбежал на крыльцо, радостно раскидывая руки, готовый обнять весь мир с его демократами, геями, исламистами, коммунистами, евреями и палестинцами, что для постчеловека все лишь мыслящие субстанции.
Двери автомобиля красиво поднялись кверху, сиденья повернулись, и отец с матерью просто вышли, словно соступили со ступенек.
Я охнул, последний раз видел мать в мини–шортах, больше похожих на стринги, и с той ленточкой, что именуется современным лифчиком, а сейчас вышла дама в роскошной широкополой шляпе с целым цветником вокруг тульи, платье до полу, видны только носки изящнейших туфель, пояс — произведение искусства, хотя, понятно, отпечатан на принтере по рисунку с гравюры какой–нибудь помпадурши, и вообще сама выглядит королевой, только бы не переиграла…
Отец тоже оделся под старину, хотя это почти незаметно, мы, мужчины, этой ерундой не страдаем, и наши костюмы изменяются мало. Зато на его мундире масса золотого шитья, аксельбанты и прочее мельтешащее, несколько орденов времен то ли Екатерины Великой, то ли кайзера Вильгельма: крупные такие восьмиконечные звезды и различного вида кресты, усыпанные бриллиантами, рубинами, сапфирами и прочими искусственными изумрудами.
Левой рукой он придерживает адмиральский кортик в раззолоченных ножнах, правой подкрутил несуществующие усы и, подхватив жену под руку, повел ее к дому.
Улыбаясь с таким усилием, что заболел рот, я вышел навстречу, держа руки в заграбастывающем жесте, мама это любит, хоть и понимает показуху. С отцом мы стукнулись кулаками, это пришло на смену рукопожатию и уже уходит под натиском моды поклонов, с матерью расцеловались, она без этого не мыслит встречи с родственниками.
