— За мной, гефрайтер, — приказал Франц и показал двумя пальцами направление движения к зданию вокзала. Осторожно ступая, пригнувшись, разведчики вошли в помещение. И сразу закашлялись. Было дымно. Стены, шипя, горели с противоположной стороны в результате попадания фугаса. Здание было пустым. Среди развороченных взрывом вокзальных скамеек лежало несколько убитых русских солдат и гражданских лиц. Франц бегло осмотрелся и дал очередь по двери, отделявшей зал ожидания от служебной зоны. После чего выбил ее сапогом и быстро ворвался в служебное помещение. Вот и комната начальника вокзала. Заперта. Упредительная очередь. Щепки стрекозами разлетелись в стороны. Прыжок, резкий удар и тяжелая, окрашенная в серый цвет дверь, с шумом распахнулась.
— Вперед!
Ворвавшись в служебный кабинет начальника вокзала, они изумились увиденной неприятной картине. За рабочим столом сидел, откинувшись к стенке, военный железнодорожник с простреленной головой. Разбрызганную кровянисто-серую массу, стекавшую со стенки, уже досаждали мухи.
— Упустили начальника, — с горечью бросил Ольбрихт и, не глядя на труп, быстро стал просматривать разбросанные бумаги и документы. Сейф был открытый и пустой.
— Кто его, господин гауптман?
— Кто? — Франц вчитывался в документы. — Свои, гефрайтер, свои. У русских это принято. За провал задания без суда и следствия – пуля в лоб.
— Неужели без суда и следствия?
— После фейерверка, что мы сделали, точно без суда. Составление протоколов – это у них формальность.
Молодой панцершютце новых вопросов не задавал, обдумывая услышанную от командира батальона информацию.
— Да, опоздали, — с раздражением отбросил тот просматриваемые бумаги. — Пусто.
Но вот взгляд Франца вновь притянулся к застреленному начальнику вокзала. Он рывком подошел к нему и с отвращением просмотрев внутренние карманы кителя и галифе покойного, к своему удовлетворению вытащил оттуда какой-то измятый лист. Взглянув на него, он сразу понял, что нашел очень важный документ. — Все, уходим Шеффер. Бегом к машине!
И немецкие танкисты-разведчики стремительно выскочили из пламенеющего здания…
14 мая 1944 года. Отдел контрразведки «СМЕРШ» 48-й армии, 1-го Белорусского фронта. Гомельская область. Белоруссия.
Заместитель начальника отдела контрразведки «СМЕРШ» сорок восьмой армии сидел за рабочим столом и курил. Курил жадно, задумчиво, папиросу за папиросой. Гора бычков утопала в жестяной банке. Казалось, в сизом дыму, он скоро скроется как в тумане, настолько сильно было накурено в деревенской хате.
Прямой рубленый лоб офицера с большими надбровными дугами выжимал из себя тревожные мысли. Но они не желали строиться в ясное законченное умозаключение и поэтому злили хозяина, обладателя не только колоритного лба, но и приплюснутого носа кроманьонца. А вопрос был один: определить местонахождение группы немецких диверсантов и ликвидировать ее.
Точного ответа у майора Лобанова, занимавшегося их розыском, не было.
Чиркнув спичкой и закурив новую папиросу, правда все же открыв форточку, майор вновь задумался. Перед его глазами поплыли удручающие картины событий, связанных с диверсантами.
Три дня назад, у Жлобина, немцы провели успешную разведку боем. Воспользовавшись этим, под видом нашего танкового взвода они незаметно вышли в тыл армии.
Командир 413-го стрелкового полка, отвечающий за оборону данного участка только утром осознал, что его перехитрили диверсанты. Перехитрили как школьника с танками Т-34 и с комбатом Новосельцевым. Началось преследование. Но было уже поздно. Немцы выскочили из района поиска.
По дороге к Белицку диверсанты случайно наткнулись на офицеров политотдела армии и сотрудников особого отдела, следовавших в полк. По каким-то приметам немцев раскрыли. За что комиссия политотдела армии была безжалостно расстреляна из танков».
— Сволочи! — остановил свои неприятные раздумья майор и со злой горечью сплюнул на пол. В этот момент он вспомнил о комсорге армии Коле Самохвалове. Тот был его земляком из Свердловска. Но об этом он узнал только недавно, когда хотел переманить к себе в отдел. Жаль парня. Честный был, бдительный. Побольше бы таких офицеров в отделе. Но как бывает на войне. Были рядом, а поговорить толком не успели. Не суждено.
"Что же произошло дальше?" — майор вновь сдвинул свои тяжело нависавшие на глаза брови.
Дальше к ликвидации диверсантов срочно подключился их отдел. Начался сбор информации и поиск хитрого и коварного врага. Но по весеннему бездорожью за танками не угонишься. Лишь у Будо-Кошелево капитан Кравчук случайно вышел на их след.
Ожидали поймать окуня-прихвостня, а зацепили никому не известного хищника. Главарь чудом выскочил из явочной квартиры Абвера. А дальше пошел кошмар!
В погоне за ним, диверсанты навязали группе захвата встречный ожесточенный бой. В результате взвод автоматчиков понес тяжелые потери. Подбиты также три танка Т-70, приданные группе для усиления.
Врагом полностью уничтожен железнодорожный узел Будо-Кошелево. Взорваны составы с бронетанковой техникой для 3-й армии…
Застрелен начальник станции Сазонов…
"Стоп, а кто убил Сазонова? — майор призадумался. — Неужели это дело рук Кравчука? Немцы были в танках, а штурмовых групп у них не было".
Ну, Гриша! Война войной, но самосуды твои дальше поощрять нельзя. Хватит прикрывать твою агрессивную несдержанность… Хотя кто узнает всю правду, что произошло в кабинете начальника станции, когда все горело и взрывалось кругом, когда был положен взвод охраны и несколько орудийных расчетов, тем более, что и сам Кравчук получил ранение и отправлен в медсанбат.
Кто-то должен же ответить за всю вакханалию, что произошла на станции…
Майор сделал новую затяжку и посмотрел на часы. Было без четверти шесть вечера. Скоро надо будет идти на доклад к начальнику отдела и командующему армии, а что он нового скажет?
Перехваченные радиошифровки раскрыть не удалось. Прочитана только последняя шифровка. Она передана простым шрифтом. Спешили, гады.
Взгляд офицера невольно нашел лежащий листок с немецкой шифровкой. Он взял его в руки и в который раз пробежался по тексту.
Встреча с агентом не состоялась. Явка провалена. Погибло три человека, среди них русский капитан. Переходим к завершающей фазе. Встречайте с богатым уловом и яростью на Абвер. Основательно трижды подчеркиваю выводы, сделанные в первых донесениях.
Ариец
«Ариец»! Ишь, придумали фрицы позывной код агенту. С вызовом. На сивом мерине не подъедешь… Ничего, и не тех обламывали.
С уловом все понятно. Это разведданные о дислокации отдельных частей. А вот что за выводы он сделал, причем трижды подчеркнув. Это вопрос.
Одно ясно – диверсанты поставили под угрозу секретность готовящегося летнего наступления. За это придется отвечать по крупному. В том числе и их отделу.
А что, если это дезинформация? И диверсанты сознательно подбросили ее нам. Чтобы у нас «бошки» затрещали от напряжения. Может берут, гады, на понты…?
Да, вопросы, одни вопросы.
Майор Лобанов вдруг дернулся, как от зубной боли, представив скорый разговор с генералом Романенко, которому придется на них отвечать.
Командующий был суров и не любил проволочек и неясностей в решении поставленных боевых задач.
— Черт бы побрал этого «Арийца»! — со злостью выругался майор. — Откуда он свалился на их голову.
Главное – в его работе не проглядывается немецкого почерка. Немцы периодически проводят силовую разведку, но в пределах передовой линии фронта. А здесь группа смело зашла в глубокий тыл, используя наши танки. Ведь не 41 год, когда было повальное отступление Красной армии. Это уж чересчур. Это явно не по-немецки и выходит за рамки их инструкций».
— Кто же такой «Ариец»? — вновь задал себе вопрос контрразведчик. — Что мы о нем знаем?
Фамилию – нет. Звание – нет. Должность – нет. Национальность – нет. Возраст – 26-28 лет. Рост, примерно 180 см. Волосы русые. Тип лица – европейский, интеллигентный. Особые приметы – лицевое ранение – шрам от правого уха. Знание русского языка с небольшим акцентом. Безупречное владение тактикой танкового боя. Превосходный стрелок. Спортсмен-боксер.
Характер выносливый, волевой. Требователен к подчиненным. Однако к пленным лоялен, гуманен. Нетерпим к гибели мирного населения.
Вот вроде и все, что удалось по крупицам собрать после допроса с Новосельцевым».
— Да, — Лобанов крякнул от удивления, после мысленной обрисовки «Арийца». — Какой-то положительный немец получился.
В составленный им типаж явно не вкладывался нацист-смертник. Но что тогда побудило его пойти на такой шаг? Ведь назад дороги нет и не будет. Мы ему не позволим. Уже пошла в войска директива из штаба фронта. Но если это не фанатизм, то что? Что заставило офицера Вермахта пойти на верную смерть?
