там баланс или округлить какой-то там отчет. Который подошьют и никогда больше, ни разу не прочитают.
От этих и множества им подобных мыслей Пит, бывший успешный студент, а впоследствии – человек, решивший было, что понял смысл жизни, совсем загрустил.
– Ты понимаешь, – дробно, мелко, нервно хихикая, веселился этот самый поношенный подполковник, – все же зависит от точки зрения. Можно, к примеру, тебе, Петр Евгеньевич, поверить, вернуть товар и, со слезой умиления пожав руку, проводить с крыльца. Можно установить факт фарцы, довести твоему деканату. После этого ты пулей вылетаешь из училища и прямо осенью встаешь в стройные ряды защитников Отечества. Можно проделать все это, плюс обеспечить тебе срок условно. Или принудработы. Но помимо этого обычного, скромненького набора, скучного, как комплексный обед в столовке, из тех же продуктов можно сварит со-овсем другую, – хе-хе-хе-хе-хе-хе, – кашу. Это от таланта повара зависит. Есть та-акие специалисты, которые могут устроить подрасстрельную статью, ты просто не поверишь, – из чего. Буквально на пустом месте. Хе-хе-хе-хе. Я это тоже неплохо умею. Вот возьмем, к примеру, твое хобби – фарцу… Ты про Гену Кеермерена, понятное дело, – Крокодила, – слыхал? Он же вроде тебя, по мелочи сшибал, но у него оказался не тот папа, папа, которому надо было ой-ей-ей как бо-бо сделать, и какая там у Гены оказалась статья, не помнишь? Правильно, измена Родине.
Пит – похолодел, поскольку был хорошо наслышан об этой жуткой, людоедской истории. Мысли метались у него в голове угорелыми кошками. Вербуют? Так тоже не его, – ну, не его же! – это уровень. А говорит явный мент очень даже не по-ментовски, похоже – правда какой-то узкий специалист по деликатным делам. Когда человека не едят сырым, но – предварительно содрав шкуру, заживо освежевав, посолив, поперчив, добавив по вкусу специи и надлежаще его изжарив. А он тем временем продолжал:
– Вот друзей твоих Елецких можно, к примеру, оформить как группу. А ежели бы их не было, то твой намек на ихние деньги я мог бы расценить, как попытку сунуть мне взяточку и сильно на это обидеться. То есть я этого делать, понятное дело, не буду, но мог бы. Ты понимаешь? А отмазки твои, дешевые, которые тебе, наверное, так нравятся, так и вообще глупость. Ты на самом деле только себе хуже делаешь. По юридической безграмотности. Понимаешь намек, студент?
Пит, судорожно глотнув пересохшим горлом, кивнул. Прикинул, решил, что хитрить и вилять с потертым ментовским пеньком совершенно бесполезно, а терять, с другой стороны, – нечего, просипел:
– Что от меня требуется?
– Ой, – восхищенно всплеснул ручками подполковник, – ну до чего люблю современную молодежь! За деловитость, сообразительность, быструю, понимаете ли, реакцию! Прав ты, голубь: мне от тебя действительно кое-что нужно. Это ты совершенно верно просек, но сейчас я тебя все-таки удивлю: ты мне нужен, по, так сказать, основной специальности. Есть в Брянской области такой райцентр, Гусь Хрустальный называется, там всякое художественное стекло делают, на заводе, а рядом, как положено, народные промыслы всякие стеклянные. Так вот ты внезапно находишь у себя бо-ольшой талант к художественному стеклу, отправляешься туда, и возрождаешь один там ужасно старинный, самобытный, позабытый промысел. Давно утраченный рецепт. Коренную тайность.
– Я ничего не понимаю в стекле, – хрипло проговорил Пит, – и не понимаю, почему вы хотите взять именно меня?
– А дело в том, что, как это ни жаль, а требуется, чтоб изделия отличались тонким, самобытным художественным вкусом, носили черты личности автора, чтобы имели сбыт и за бугром. Выставки там, распродажи, коллекционеры. Вот за это и будешь отвечать, а как – это без тебя мастера сделают. Вник? А почему тебя, так это тоже понятно… Ну же, ну? Ты ж умный, сам понимать должен.
– Ага. Потому что я, в отличие от уважаемых художников с завода, буду молчать.
– Ну вот и славно. Будешь молчать! А для того, чтоб молчал, ты еще и водку пить не будешь. На месте-то. И н-не дай тебе бог даже попытаться, даже попробовать наварить что-нибудь на стороне. Сгною, ушатаю, на ноль помножу, понял? От тебя мокрого места не останется.
– Что же вы, – угрюмо проговорил студент, – так-то. Уж вовсе не по-людски…
– А-а, вот ты о чем! У меня б ты, понятное дело, просто так работал, чтоб только не сесть по какой-нибудь пахучей статье, но заказчик, старый мой товарищ, он человек, в принципе, добрый. Так что ты даже и при башлях будешь. Угодишь, – так даже и при очень приличных.
Нервущиеся, моющиеся, "дышащие" обои в изысканный рисуночек!!! Крутейшая фирма, последний европейский шик!
– Сереженька, я вчера у Поляковых та-акие потрясные обои видела! И Ираида эта распрекрасная важность на себя напустила, ходит с таинственным видом, ровно от директора подзалетела… Импорт. Говорит, что, мол, спецснабжение, тяжело достать, особенно если такие вот, с ромбиком, "Скат" называются, молчать, говорит, просили, чтобы, мол, люде-ей не подводить! Знаю я этих людей! Знаю я, через что она все это достает! Говорит правда, что дорого, аж по одиннадцать рубликов рулончик…
– Й-ёо!!!
– … а ты как хотел?! Зато вещь! Говорит, что на века, не выгорает, не выцветает… Мыть можно! А-а, да что там говорить! Был бы ты мужик, так раздобыл бы! Из под земли бы выкопал, а ты-ы… Ну че морщишься? Неправду, что ль, говорю? Уж ты-то сроду ничего не добудешь! Да что там – не добудешь! Ты и не видишь-то ничего, что под носом творится! Нич-чего ему не надо! Ни жены у него, ни детей никаких нет! Вот говорила мне мама, а я, дура, не слушала! Другие-то вон…
Здоровенный, флегматичный, белесый Сережа, в тридцать восемь лет – начальник снабжения сборочного цеха на "Севмаше", – молчал. По опыту знал, что бесполезно, и мысли в его опытной, многодумной голове текли двумя параллельными, не смешивающимися потоками. Содержание одного из них составляло недоумение: он никак не мог взять в толк, как же это получается, что он каким-то образом все время слушается свою Светку? Любить, – да хрен его знает, какая вообще может быть любовь после семнадцати лет совместного проживания… хотя, конечно, привык… Бояться? Да чего ее вроде бы
