— Вы га-асподин Люса-ан? Пра-аходите, па-ажалуйста. Здесь кушетка, присаживайтесь…
Мы познакомились. Скелет в черном оказался доктором д'Аллоном («д'Алл-а-ан, ма-ая фамилия, ма-ала-а-дой чела-авек»), а скелет у окна — обычным учебным пособием для студентов.
— Мадемуазель де Та-ама меня предупредила, — доктор д'Аллон вздохнул и стал не торопясь водружать очки на худой длинный нос. — Итак, сударь, у ва-ас все признаки тяжела-ай ка-антузии — обма-ароки, неадекватная реакция…
— Вскрывать будете? — не выдержал я. Последовал тяжелый вздох, маленькие глазки оценивающе смерили меня с ног до головы.
— Па-ака ва-аздержимся, ма-ала-адой человек, а-аднако в дальнейшем… Снимите, па-ажалуйста, плащ…
За плащом последовали камзол, жилет и рубашка. Меня осматривали долго, наверно, не меньше, чем раба на аукционе в Санто-Доминго. Затем снова послышался глубокий вздох.
— Галлюцинациями стра-адаете?
— Страдаю, — согласился я. — Сейчас мне кажется, что я в каком-то странном месте, вокруг скелеты…
— А-астраумно, а-астраумно, ма-аладой чела-авек! Ну, можете а-адеваться…
Я повиновался, после чего был выставлен за дверь, и в кабинет ворвалась гражданка Тома. Пробыла она там не меньше получаса. За это время я успел как следует изучить местность, узнать, что заведение, куда меня отконвоировали, — бывшая Королевская медицинская академия, — и принять целый парад несчастных в повязках и с костылями, бродивших взад-вперед по коридору. Наконец гражданка Тома вышла из дверей, причем вид у нее был весьма озабоченный.
— Ну что? — усмехнулся я. — Поехали на вскрытие?
— Подойдите, пожалуйста, к свету, — каким-то странным тоном попросила она.
Мы отошли к окну, и Юлия осторожно повернула мою голову:
— Нагнитесь, будьте добры…
И тут я понял — глаза! Кажется, я напрасно веселился…
— Не понимаю…
Юлия сняла очки и устало провела ладонью по лицу.
— Первый раз со мной такое. Тогда, в часовне, я заметила… Вернее, мне показалось, что ваши глаза… Нет не буду; такое вслух лучше не произносить. К счастью я ошиблась. Наверно, свет…
— А что ска-азал доктор? — я заставил себя усмехнуться.
— Именно это. Я ошиблась, у вас обычная контузия, последствия которой малоприятны, но вполне излечимы. Сон, хорошая еда…
Я не спорил. Тогда, в часовне, она и в самом деле что-то увидела. Сейчас же, при ярком живом свете, девушка вновь ослепла.
— Извините, что применила к вам форменное насилие, — по ее лицу промелькнула виноватая улыбка. — Надеюсь, вы не станете особо надо мной изгаляться?
— Подумаю, — нахмурился я. — А может, вам сначала на лягушках потренироваться?
— Вы! — Ее глаза знакомо блеснули. — Вы… Вы… Вы — симулянт, Франсуа!
Внезапно мне захотелось ее погладить — как гладят маленького обиженного ребенка.
— Я не симулянт, Юлия, — слова вырвались сами собой. — Я просто дезертир.
ДЕЙСТВИЕ 4
Некий шевалье отправляется в весьма странное путешествие, или Часовня Святого Патрика
В этот вечер в комнате было как-то особенно темно, возможно, из-за туч, с полудня нависших над парижскими крышами. Пришлось зажечь еще пару свечей. Вглядываясь в мелкие аккуратные строчки, я начинал понимать, отчего почти все мои знакомые щеголяют в очках. Читать после заката, да еще при здешних узких окнах — верный способ испортить зрение. Там, где я жил окна совсем другие — широкие, почти во всю стену да и свет казался иным, куда более ярким, даже в глухую осеннюю пору. Там, где я жил… Интересно, где? В Лионе? Нет, в Лионе дома такие же, как в Париже. Широких окон во всю стену я там не видел…
Я закурил очередную папелитку и отложил в сторону прочитанные бумаги. Их было немного — всего три. Дело гражданки Мари дю Бретон, уроженки города Ванна, осужденной Революционным Трибуналом 5 июня сего года, 1793-го от Рождества Христова, от провозглашения же Французской Республики, Единой и Неделимой, Первого.
Если бы не последний листок, история несчастной мадам дю Бретон показалась бы совершенно обычной и даже скучной. Рядовой эпизод из жизни якобинской преисподней. Наверно, такое случается каждый день. В очереди возникла ссора…
Итак, 2 июня упомянутого года в очереди за хлебом возникла ссора. Некая неизвестная особа обвинила «якобинских разбойников» в том, что хлеба нет уже больше полугода, а за теми крохами, что иногда все-таки подвозятся, приходится занимать очередь еще с вечера. Часть очереди данную особу поддержала, другие же проявили сознательность и кликнули караул Национальной гвардии. В результате трое «зачинщиц» оказались под арестом. Поскольку «неизвестная особа» благополучно скрылась, под суд попали именно они. Двоих вскоре выпустили, а вот третьей здорово не повезло.
Не повезло, как нетрудно было догадаться, упомянутой Мари дю Бретон. Несмотря на частичку «дю», Данная особа имела происхождение отнюдь не дворянское. Зато ее муж, к этому времени уже покойный, в свое время служил сержантом гвардии Его Величества…
Какая-то странность заставила остановиться и вновь просмотреть записи, сделанные аккуратным писарским почерком. Мадам дю Бретон из Ванна. Насколько я помнил, этот порт находится именно в Бретани. Многие простолюдины, приезжая в Париж, берут себе подобные фамилии, на слух напоминающие дворянские. Но дю Бретон — фамилия, которую Мари получила от мужа. Остается предположить, что сержант дю Бретон (или его предки) — тоже из Бретани.
Впрочем, к «делу» гражданки дю Бретон это не относилось, поскольку упомянутый супруг скончался в 1787 году, оставив вдову с тремя детьми. На следствии Мари дю Бретон сообщила, что после того, как она перестала получать полагавшуюся ей королевскую пенсию, семья бедствовала, и очень часто дети ложились спать голодными.
Я невольно покачал головой. Трое детей! Пенсию отменили, очевидно, осенью 1792-го, когда гвардия была ликвидирована. Да, вдове пришлось тяжко…
Свидетели дружно указали, что «упомянутая вдова Бретон» активно желала смерти «якобинской шайке», в том числе самому гражданину Неподкупному, называя его «ублюдком» и «кровопийцей». Вину несчастной женщины усугубило и то, что на ней, единственной из арестованных, не было трехцветной кокарды.
Утром пятого июня гражданка дю Бретон предстала перед Трибуналом и вместе с другими, как указывалось в документе, двадцатью тремя «контрреволюционерами» была приговорена к смерти. В тот же вечер вся «связка» была отправлена на площадь Революции, где ее, вероятно, имела возможность наблюдать гражданка Грилье. Приговор был приведен в исполнение, о чем составлен надлежащий акт, выписка из которого прилагалась.
