Тайный советник вождя, как же. Там без меня хватает.
— Петр Николаевич, а кто разрешил вставать? — в комнату зашел хмурый Иосиф Эмильевич.
Меня тут же уложили обратно, начали обследовать. Послушали грудь, посмотрели зрачки. С чистыми бинтами пришла раскрасневшаяся Параска. Под ее щебет врач принялся перевязывать мне голову. Только вот сначала пришлось отодрать старую повязку. Размачивали простой кипяченой водой. Да уж, перекись получше, пошипит и засохшие бинты сами отваливаются.
Из болтовни девушки я узнал, что в Красной Слободе открыт целый госпиталь, две хаты отведены под раненых. Их оказалось много — больше двадцати человек. Частью партизаны из старичков, частью — новгород-северские, которых удалось забрать в Брянский лес. Не хватает примерно всего. Лекарств, перевязки, даже карболки…
— Петр Николаевич, дайте приказ Анне сообщить в центр наши нужды! А то она…
Тут на меня полился поток жалоб. И от Иосифа и от Параски. Вот вынь им и положь целую операционную с бестеневой лампой, рентгеновский аппарат, а еще…
— Все, все, — взмолился я — Хватит пока! Сделаю, что смогу, — я начал опускать ноги на пол, собираясь встать, опять стрельнуло болью чуть левее грудины. Потянулся рукой, сразу отдернул — болит, собака!
— У вас контузия! — неожиданно суровым голосом сказал Иосиф Эмильевич. — И ребро треснуло, так что пока постельным режим. Вставать запрещаю! Покой и сон!
— А в туалет?
— Утка, — отрезал доктор и посмотрел на вспыхнувшие красным щеки Параски. — Да, девушка, а вы как думали, ходить тут и улыбаться всем? В медицине, дорогая моя, только халаты белые, а остальное грязное и дурно пахнет! Не справитесь, так лучше сразу скажите! Мне тут нужны те, кто работать будет, а не фифы всякие, которые начнут рассказывать, что они согласны делать!
Наверное, плакать побежала. Нет, надо же: фифа. Сурово, конечно, но доктора я поправлять не стал — работа у него тяжкая и лучше персонал на место сразу ставить, чтобы в ответственный момент не думать, кто и что согласен делать.
Медицину в комнате сменил командный состав. Пришли Сабуров, Базанов и Яков. Принесли они три новости. И все хорошие.
Первая была ожидаема. Под Москвой немцам так нехило вломили. Фашисты откатились даже дальше, чем я ожидал. Удалось взять Вязьму, шли бои за Ржев. И тут лучше всего проявил себя мой патрон — Кирпонос. Именно ему доверили направление главного удара. И даже отсутствие командарма Власова ничуть не помешало. Реабилитировался, значит, за Киев.
— Срочно распространить новость по всему району, — велел я. — Пусть подпольщики развесят листовки везде, где только можно. Это поднимет дух населения.
— Все ученики в школе пишут с утра, — улыбнулся наш комиссар. — Пыхтят, но стараются. Что вломили мы немцам как следует и скоро погоним их назад, в их логово.
Насчет последнего были серьезные сомнения. Поди, нашептывает уже Тимошенко Сталину о летнем наступлении на Харьков и разгроме 6-й армии Паулюса. Мерецков 100 % хочет окружить и уничтожить 18-ю армию Кюхлера. Ну а Конев нацелился на 9-ю армию Моделя. Единственное, где нам что-то светило — это продолжать давление на группу армий «Центр». Жуков плюс Кирпонос — это сила. В южное направление я не верил — смотрел карты в штабе в Киеве. Опять погонят дивизии вперед без подготовки и получат удары во фланги — нате вам и Харьков, и Мясной бор! Нет, не допущу! Надо лететь в Москву. Срочно. Сталин ко мне прислушается. Попробую ему объяснить, что в маневренной войне мы еще немцам не ровня. Не получится Сталину, так есть Кирпонос, ему точно продолблю. Хоть зернышко сомнения посеять, и то хлеб.
Вторая новость прямо отвечала моему невысказанному желанию. К нам направляют из Москвы самолет. Летит лично Старинов, Центр требует обеспечить площадку для посадки, костры.
— Будем прощаться скоро, — грустно вздохнул Яков. — Меня точно заберут отсюда.
Ожидаемо. Так же как и то, что комиссаром объединенного отряда Москва назначила Сабурова. Он собственно, и до начала войны служил по политической линии. Так что, как говорится, и карты в руки…
Сам наш отряд объединили с подразделениями Сабурова и теперь у нас снова ровно те самые две пехотные роты, что я создал в Новгород-Северском. Майор с Александром Николаевичем на роты, хозвзвод оставили за старшиной Закуской, саперами по-прежнему руководил Ильяз, а разведчиками — Быков и Махно.
Единственное нововведение — в одной из хат на отшибе Красной Слободы появился завод по выплавке тола. На него поставили зама Сабурова — Ревву.
— Взрывчатки нет, — развел руками Базанов. — На мост истратили последнее, теперь даже не знаем, что делать. Бойцы Реввы ищут снаряды плавить тол, но дела пока идут плохо.
— Москва обещала со Стариновым передать несколько ящиков, — Сабуров открыл планшетку, достал пачку документов. — И вот что кроме этого. Принято решение собрать партизанскую конференцию в столице. Будут Ковпак, Федоров, еще ряд товарищей из Белоруссии и Украины. От нас просят Соловьева, — Сабуров понимающе улыбнулся.
— До конференции еще много чего сделать надо, — я попытался повернуться, опять сморщился от боли.
— Везучий ты, Петр Николаевич, — сказал Базанов. — Не иначе, в рубашке родился. Пуля по касательной шла и в пуговицу ударила. Вот, держи, память будет, — он полез в карман, достал расплющенную блямбу. — Если бы не она, кто знает, что было бы.
Я повертел пуговицу в руке. Да уж, всякое на войне случается. Надо спрятать подальше и жене не показывать.
* * *
— Аня, что с тобой? На тебе лица нет…
Радистка и правда выглядела грустно. Заплаканные глаза, опухшее лицо.
— Сегодня хоронили хороших ребят… И нехороших тоже. Никитин покончил с собой.
— Как?
— Очень просто. Сунул ствол пистолета в рот и все.
Я вскочил с кровати. Меня немного повело, но штаны я схватить сумел. Только вот надеть их помешала Анна.
— Тебе нельзя!
— Можно!
— Его уже закопали.
— Базанов мне ни слова не сказал!
— Он утром застрелился…
Я сел на кровать, кинул штаны на пол. Накомандовал…
— Говори. Ты же наверняка знаешь, что случилось — я схватил радистку за руку.
— Его травили. Как пришли в Красную Слободу
