восемь, на три больше, чем учеников в 8 «Б». Двадцать шестым числился Синцов, но после того, как я ему навалял, он не появлялся.
Гаечка прикрепила шпаргалки к внутреннему краю юбки. Димоны распихали по карманам. Илья засунул в туфли. Рамиль сделал гармошку на резинке и закрепил в рукаве.
Наташка написала подсказки ручкой на бедрах, остальное свернула в трубочки и спрятала за широкий пояс. Обращение со шпаргалками — отдельный вид искусства, ведь одно дело написать, а другое — воспользоваться, когда готовится несколько человек, и все на виду.
Математичка Инна Николаевна, наша толстозадая Годзилла, превосходившая ростом даже великаншу Янку Баранову, четко заявила, что, если поймает кого со шпаргалкой, — сразу двойка и пересдача.
Для Ильи это был вызов. Он, конечно, все выучил, но шпаргалки сделал для уверенности и дабы доказать всем, что Инка его не поймает. Боря даже ставки принял — по сто рублей. Все почти единогласно поставили на Илью. Только Борис пошел против коллектива, желая поднять шестьсот рублей.
И вот день экзамена. Одноклассники пришли немного раньше и тряслись под дверью. Заславский ходил за Барановой и канючил, чтобы она ему помогла, но жаждущих помощи набралась целая туча, а в классе можно было находиться только шестерым: один отвечает у доски, пятеро готовятся.
Баранова собрал вокруг себя кучку прихлебателей и что-то объясняла. Кто-то лихорадочно учил, кто-то ходил из угла в угол. Любка Желткова грустила в сторонке — она, как обычно, ничего не выучила, и рассчитывала пойти отвечать последней в надежде, что Инка что-нибудь подскажет и нарисует трояк из жалости.
Сейчас явится математичка… Ага, вон она идет, и пол вздрагивает при каждом шаге. Удивительно, но Инна Николаевна выйдет замуж за ученика, блондина киношной внешности, который ее на семь лет младше и по которому сохнет Натка Попова. Муж нашей класснухи, Елены Ивановны, будет на одиннадцать лет ее младше. Елена Ивановна — женщина яркая, но гулять он будет безбожно, в то время как блондин, уж не помню, как его звали, — нет, хоть девки на него вешались гроздьями.
— Здрасьте! — проговорили все и вытянулись по стойке смирно.
У Инны Николаевны всегда был такой вид, словно она спешила на переговоры как минимум в консульство. Потому она лишь рассеянно кивнула, повернулась к нам гигантской кормой, открывая дверь, и исчезла в кабинете.
Я представил, как она достает билеты и, перемешав, раскладывает их по столу — нетороплив и чисто механически.
А вот одноклассники под дверью тряслись не механически. Кто-то был уверен, что сдаст, хотя и половины вопросов не проштудировал, кто-то уповал на удачу, кто-то мандражировал, потому что не выучил каких-то два вопроса и боится, что именно они достанутся.
И ведь экзамены не выпускные, а переводные, то есть как большая контрольная: сдашь плохо — можешь в августе на пересдачу напроситься. Думается, придумали эту нервотрепку для учеников типа меня: тех, кто год сачковал, а тут хочешь не хочешь придется учить, чтобы не ударить в грязь лицом.
Мне было интересно испытать себя. В той жизни я по этому экзамену получил пятерку, мне достались окружности и что-то еще. Интересно, тот же билет вытяну?
Никогда не понимал, зачем дрожать под дверью, бросаться на отстрелявшегося экзаменуемого с вопросом, какой у него билет. «О-о-о, мой любимый! Это единственное, что я знал хорошо». Расстройство одно. Потому я всегда шел сдавать в первой шестерке, и сегодня я, Илья, Гаечка, Димоны и Рамиль решили сделать так же и под дверью ждали на низком старте. Против такой очередности никто не возражал, даже Баранова. Видимо, расчет был, что если они придут попозже, учительница устанет, перестанет пасти, и легче будет списать.
Наконец прозвенел звонок, но дверь отворилась не сразу. Инна Николаевна собой не будет, если немного нас не помаринует. Наконец она высунула голову — встрепанную, с неопрятной дулькой на макушке.
— Первые шесть человек, заходим!
Мы сразу же и ввалились, Рамиль потянулся к белым листкам, разложенным на учительском столе.
— По одному! — возмутилась учительница. — Меликов, берешь билет, говоришь мне номер, садишься на первый ряд, один за парту. Потом следующий.
Рамиль, словно экстрасенс, выискивающий самый легкий билет, провел ладонями над листками, накрыл один, второй, взял третий из середины.
— Ну? — учительница требовательно на него посмотрела, и он произнес обреченно:
— Билет номер двадцать шесть. Определение о…
— Задания зачитывать не надо. — Учительница принялась записывать, что досталось Рамилю. — Присаживайся. Следующий.
Я взял первый билет с краю, сказал:
— Билет номер пять. — И уселся, изучая задания.
Определение подобных треугольников. Теорема об отношении площадей подобных треугольников. Второе задание: Трапеция. Определение, виды. И задачка, когда нужно вычислить площадь ромба при известных угле и стороне. Ерунда! И совсем не то, что в прошлой жизни.
Последней билет тянула Гаечка. Когда она заняла последнюю свободную парту на ряду у окна, я развернулся вполоборота, прочел растерянность на лице Рамила и Димона Минаева, посмотрел на Инну Николаевну, рыщущую взглядом по партам.
— Мартынов, чего вертишься? — грозно спросила она. — Не готов?
— Отчего же, — улыбнулся я. — Готов.
— Почему не пишешь?
— А я сразу готов ответить. Экзамен же устный? Устный. Вот у доски и расскажу, и задачку решу.
Инна Николаевна не поверила, вскинула брови. Как это так, весь год с тройки на четверку перебивался — и вдруг решил блеснуть эрудицией.
— Можно? — Я встал.
Сейчас выйду, устрою шоу, она отвлечется, и друзья воспользуются шпаргалками.
— Ну, давай.
Я начал рассказ, рисуя на доске фигуры, специально в них тыкал, чтобы Инка смотрела, писал неразборчиво, а сам поглядывал, как все лихорадочно списывают. Учительница для приличия тоже поворачивалась, но друзья успевали спрятать шпаргалки.
Пришла очередь задачи, я зачитал условие, рассказал правило и какими формулами воспользуюсь, решил ее и торжествующе улыбнулся.
— Вот что ты целый год делал? — восторженно проговорила она.
— Зрел, зрел и созрел, — отшутился я. — Хотите еще задачу решу, посложнее?
Гаечка прыснула, покосилась на учительницу.
— Не надо. Это однозначно пять! Удивил, Мартынов, удивил. Иди, пусть следующий заходит. Только с доски вытри.
Я вытер, а она двинулась вдоль ряда — шпаргалки проверять. Зависла над Рамилем, как вражеский беспилотник, заглянула ему в листок. Я показал друзьям скрещенные пальцы и вышел из кабинета, уступая дорогу Барановой.
— Ну че? — спросила она, и все меня обступили.
— Подобные треугольники, отчитался я. Трапеции.
Баранова поморщилась.
— Ну и дрянь. А че так быстро-то? Со шпорой запалили? — В ее голосе послышалось торжество.
— Да нет. Отстрелялся. Пять. Тема-то дерьмо, а задача легкая. Удачи, Яна.
— Да пошел ты! — расстроилась моему успеху она.
— Злая ты, — улыбнулся я, — но все равно удачи.
Я встал у окна дожидаться остальных. Через минут семь вышел красный Илья, показал пятерню и похвастался:
— Все скатал! А она запалила и прям давай меня обыскивать! — Одноклассники повернули головы и навострили уши. — Покажи, говорит, руку! А я до того шпору — на жвачку — и под стол! Ха! Я выиграл!
— А наши что? — поинтересовался я.
— Пишут. Вроде все нормально, мы же вместе учили.
Я ощутил пристальное внимание, огляделся и заметил, что Желткова на меня пялится, чуть ли язык не вывалив. Илья тоже это просек, захихикал и обратился к ней:
— Люба, а ты выучила что-нибудь?
— Я учила! — гордо сказала она и пригладила ежик волос.
— А шпоры писала?
— Писала! — Она задрала юбку, показывая пришпиленные к подолу бумажки.
Юлька Семеняк закрыла рукой лицо и отвернулась. Девчонки захихикали.
— Молодец, — похвалил я, и на ее щеках вспыхнули алые пятна, она заулыбалась и потупилась.
— Выше, выше юбку задирай, — запоздало посоветовала Натка Попова, и грянул смех, Желткова приобрела цвет переспевшего помидора.
В этот момент из класса вырвалась Гаечка, ее обступили девчонки, судя по радости на лице — у нее тоже «отлично».
Чабанов получил пятерку, Минаев и Меликов по четверке.
Кто-то в подвале ширку варит, а мы, вот, грызем бетон науки, Инну Николаевну удивляем.
Никому не нравилось учиться, потому что учителя в нашей школе рассказывали очень нудно. Одна историчка была интересная, но она у нас не вела. Гораздо позже я осознал, что математические задачки — это все равно что головоломки или кроссворд, когда некоторые буквы открыты. А физика — так вообще целая вселенная, а не школьное нудное «прямо пропорционально и обратно пропорционально»,
