…У Заячьих Ушей их ждали. Высланные навстречу Росским две роты помогли тащить раненых, иные брали ружья у выбившихся из сил стрелков. Памятный югорцу ещё по Капказу отец Герасим устало кивнул Сажневу и заторопился к болящим – на Зелёной линии батюшка прославился умением останавливать кровь, впрочем, при необходимости мог её и пролить. «Люди-то, они, конечно, люди, – говорил он в таких случаях, – человеки… Но дикие и угрожающие владениям нашим…» Сейчас пришли не дикие, только вероломство остаётся вероломством, хоть в черкеске, хоть в мундире европейском…
В самой деревне собралось изрядно войск: кроме самих гвардионцев были и подоспевшие володимерцы, и вымотанные маршем, но готовые к драке эскадроны софьедарских гусар. Три десятка пушек. Общим счётом набиралось на добрую бригаду.
– Григорий Пантелеевич! – Росский поднялся навстречу ввалившемуся в горницу Сажневу. Высоченный югорец едва не задел при этом низкую потолочную балку.
Крошечная избёнка была жарко натоплена, на отскобленном добела столе перед гвардейским полковником стояла дымящаяся кружка с чаем.
– Вышел. – Руки встретились, сомкнувшись в крепком пожатии.
– Вышел, Фёдор Сигизмундович. И ещё почти полторы тысячи со мной.
– Михаил Константинович, есть где сажневцев разместить? Накормить?
– Найдём, – бросил начальник штаба и, накинув лежавшую у входа бурку, шагнул за порог, в ночную хмарь.
– Ну, рассказывай, Григорий Пантелеевич. Ты ж у нас, похоже, первый под них попал?
– Сейчас. – Сажнев стянул мокрые насквозь сапоги. – Что пьёшь, Фёдор Сигизмундович? Чай? Это я одобряю, только сейчас лучше бы водки…
– Ловко, – только и покачал головой Росский, когда рассказ Сажнева закончился. – Ай да фон Пламмет! Не ждал я от этого немца-перца-колбасы эдакой прыти.
– То-то, что никто не ждал, – мрачно заметил вернувшийся Вяземский. – Потери большие в корпусе. Княжевич говорит, генерал Осташинский сгинул со всем штабом, помимо всех прочих. И Вильский, командир муромских егерей.
– Лучше б его сиятельство пропали, чем командир Шестой пехотной…
Росский только криво ухмыльнулся.
Штаб Второго армейского корпуса, как успели выяснить, никуда не исчез. Примчавшийся взмыленный вестовой сообщил, что «их высокопревосходительство соизволили избрать Кёхтельберг новым своим месторасположением».
– Господа. Все в сборе?
– А кому тут особенно собираться, – вступил в разговор незнакомый Сажневу полковник с вензелем Володимерского полка. – Мои солдатики, софьедарцы да артиллеристы – это кроме вас, стрелков. – Он кивнул Сажневу.
– Сколь бы ни собралось, всё наше. – Росский остро взглянул на командира володимерцев. – Думаю, все понимают, в чём наш долг сейчас: зубами вцепиться в эти самые Уши, да так, чтобы фон Пламмет в них вцепился бы тоже. Две дивизии из четырёх в корпусе, считай, как корова языком слизнула. Из Пятой пехотной, похоже, один ты, Григорий Пантелеевич, частью собранной остался. Суждальского полка больше нет, Ростовский – в лучшем случае рассеян. Нет и бригады Борисова, и артиллерийской бригады Карпина…
– Ко мне несколько муромчан добежало-таки, – вставил Сажнев. – Говорили, тоже резня была.
– В общем, – подытожил Росский, – Пятая дивизия разгромлена полностью. Четвёртая и Девятнадцатая пехотные только подтягиваются. Шестая дивизия выходила на северную дорогу, что с ней, до сих пор неизвестно, но едва ли лучше, чем у нас, раз уж сам командир дивизии куда-то канул. Разведка не вернулась, Михаил Константинович?
– Никак нет, – словно и не ровне, отозвался мрачный начальник штаба.
– Если фон Пламмет сейчас вырвется на тракт, – Росский обвёл офицеров тяжёлым взглядом, – то всем нам останется только одно. Геройски погибнуть. Словеса красивые не люблю, не Ломинадзев, но… после такого позора… – Он не договорил последней фразы, однако она легко угадывалась.
«После такого позора жить…»
Потому что и впрямь после такого позора жить…
– Будет тебе, Фёдор Сигизмундович, нас хоронить, – рыкнул Сажнев. – Однако с чего тот же Пламмет в нас вцепится? Леса, конечно, подзатопило, артиллерию не протащить, но конные-то проберутся. А много ль надо, чтоб обозников разогнать, фуры пожечь? Да и на Кёхтельберг дорога открыта, если только туда никто из Шестой дивизии не отступит.
– Вцепится он, вцепится, – жёстко рассмеялся Росский. – Потому что не позволит он себе нас в тылу оставить. Да ещё и с кавалерией. Мы сами у него на плечах повиснем. Может, кого-то он вперёд и постарается заслать. Даже наверняка, но и нас не забудет. И надо сделать так, чтобы отсюда они уже не ушли. Что ж до Кёхтельберга, сами знаете, господа, это путь обходной и долгий. По мне, так пусть бы туда Пламмет и отправлялся. Там ни частей наших, ни даже обозов нет. Штаб в те края отступил, ну так они и дальше отступят. Корпус целее будет, успеет в кулак собраться. А нам надо тут удержаться.
– Каков же боевой порядок будет избран? – Командир Володимерского полка был уже сильно немолод, обременён изрядным пузом. – Какой номер?
Губы Росского сжались в тонкую прямую линию, побелели.
– Какие «номера», полковник Фелистов? До номеров ли тут? Нам надо, чтобы пруссаки всю свою мощь на нас кинули. Значит, придётся рисковать, линию растягивать. Леса, что подтоплены, – перекрывать завалами, засеками, сколь до утра успеем. Чтобы им пришлось бы совсем уж в топи лезть, пока нас обойдёшь. Пошлите два батальона, полковник, из тех, что посвежее. И пусть валят деревья.
– Слушаюсь, – просветлел командир володимерцев. Ему, похоже, главным было получить команду, а дальше трава не расти. – Повалим в лучшем виде.
– Ты, Григорий Пантелеевич, чай, и сам всё знаешь.
– А чего ж тут не знать? Встанем цепью за фашинами. Умоется фон Пламмет кровушкой!
– Погоди хвалиться, подполковник, – неожиданно и жёстко бросил Вяземский. – Его сиятельство тоже вот… хвалился.
– Мне до его высокопревосходительства как до неба, – потемнел, набычился Сажнев. – А только такой промашки, как он, мы не дадим.
– Лучше б промашку твои стрелки завтра не дали…
– Хватит! – Росский зло хлопнул ладонью по столешнице. – К делу, господа. Значит, диспозиция такая. Югорские стрелки в центре, вместе с артиллерией. Володимерский полк – два батальона на флангах, остальным стоять во второй линии прямо здесь. Мои гренадеры…
Военный совет продолжался.
* * *
До самого рассвета в русском лагере полыхали костры. Собранная с бору по сосенке «бригада» Росского не скрывалась. Да и чего скрываться? Напротив, фон Пламмет должен знать, где они. Пусть увидит, пусть приходит. Потому что каждый лишний драгун или пехотинец тут означает чью-то лишнюю жизнь там, на бесконечном тракте.
