Взял такси, велев ехать в Булонский лес. Ямку в земле вырыл перочинным ножом, благо никто не торопил. Набросал каблуком землю, сверху засыпал палой листвой.
Requiescat in pace! [37]
* * *
Когда небо за стеклом стало серым, Мари-Жаклин, устало откинувшись на подушку, вытерла пот со лба.
— С вашей стороны это было чистое варварство, учитель. Но еще немного, и я, пожалуй, привыкну.
Вздохнув, облизала слегка распухшие губы.
— А еще по вашей милости я буду напоминать циркуль, однако если вы уйдете не сейчас, а через полчаса, ваша бывшая ученица будет очень и очень признательна.
* * *
Над замком Этлан падал снег, самый первый, бессильный и робкий. Мокрые снежинки таяли, не достигая земли, но им на смену спешили новые, их было очень много. Десант обреченных, залог грядущей победы.
Анри Леконт подставил ладонь, усмехнулся. Все что терзало и мучило, исчезло без следа, жизнь потекла привычным руслом. Утро, как утро, самое обычное…
Или не совсем?
Подчиненные коменданта Гарнье как правило ходили, не торопясь, с немалым чувством собственного достоинства. Куда спешить, если служба и так идет? Этим же утром они даже не ходили, бегали, причем очень резво. Усатый сержант подгонял, не слишком стесняясь в выражениях. Шофер заводил грузовик, в кузове уже кто-то сидел.
— Что у нас плохого? — поинтересовался бывший учитель, подходя к коменданту, меланхолически наблюдавшему за суетой. Тот подбросил два пальца к козырьку.
— Доброе утро, шеф! Надеюсь, ничего. На мерзавца Арно Робера подам рапорт и, как отыщется, отправлю прямиком в военную тюрьму.
Бывший учитель поглядел на грузовик, сложил два и два.
— Загулял в Клошмерле?
— У бездельника там какая-то девица… Ну, я ему устрою!
Анри Леконт взглянул прямо в серое небо, поймал лицом снежинку. Значит, Арно Робер. Если бы он сразу пришел к Жаклин… Цыпленочку повезло.
2
Гуси очень старались, иногда принося в клювах такое, что Нильс лишь головой качал, не зная, куда девать добычу. Вроде бы интересно, а послать некуда. Неведомый ему врач составил психологический портрет Адольфа Гитлера. Подобное уже неоднократно издавалось за кордонами Рейха, но это была откровенная пропаганда, пусть порой и остроумная. Гитлер — клинический некрофил! Хорошо, но мало? Тогда еще и зоофил в придачу, недаром собачек любит.
На этот раз делом занялись серьезно, и под пером специалиста возник совсем иной портрет. Фюрер нормален, очень амбициозен и невероятно хитер. Инстинкт выживания — главная доминанта, причем на всех уровнях, как сознательном, так и бессознательном. Гитлер не любит физические нагрузки, никогда не делает зарядку, зато на фронте очень быстро бегал. Не из трусости, за один такой забег с донесением за воротом шинели он получил Железный Крест, но способ выжить выбрал оптимальный, причем сам, без всяких подсказок. Опасность же чуял издалека, словно Смерть предупреждала его тихим шепотом на ушко.
И что с этими откровениями делать? Отправить Невиллу Чемберлену?
Тьма неспешно уходила, уступая мир серому рассвету, желтый свет фонарей падал на влажную кору деревьев. Уцелевшие офицеры Лейбштандарта уже успели сорвать горло, разыскивая подчиненных.
— Строиться! Строиться! По подразделениям! Никому не уходить, строиться! Командирам подразделений немедленно подойти ко мне с рапортом…
Выживших собирали на улице за сквером, которую прибывшая полиция уже успела перекрыть с двух сторон. Сзади, там, где еще совсем недавно стояли казармы, все еще бушевало пламя. Пожарные расчеты подъезжали и уезжали, одна за другой сменялись машины с красными крестами, но было уже ясно, что спаслись немногие. Редкий строй, если и больше роты, то ненамного. Ни одного из соседей по казарме нет, даже ветерана Лиске. Был — и сгинул.
Бывший унтер-офицер Иоганн Фест проявил фронтовую смекалку, устроившись на лавочке подальше от прочих, но так, чтобы не терять никого из виду. Курил, смотрел в небо, прикидывая, не стоит ли последовав примеру гефрайтера Гитлера и удариться в бега. Несколько марок на такси есть, а там…
Не убежал, вспомнив, что полиция Рейха все еще подчиняется Генриху Гиммлеру. Из Берлина не выпустят, а в городе найдут максимум за сутки. Нет, вино налито, надо его пить.
Его нашли, когда серое небо побелело, а уцелевших «асфальтовых солдат» усадили в грузовики и увезли. Кто-то грузно опустился рядом, достал пачку папирос, щелкнул зажигалкой.
Олендорф? Да, он.
Так и сидели, не глядя друг на друга. Наконец, бригадефюрер проговорил сквозь зубы, словно нехотя.
— Рейхсфюрер уцелел, и почти весь его штаб тоже. Как думаете, доктор, это случайность? Никто не предупреждал, но наши почему-то побежали не на плац, а к воротам.
Иоганн Фест в ответ лишь пожал плечами и закрыл глаза. Сейчас бы поспать минут шестьсот…
* * *
— Итак, если не возражаете, доктор, начинаем оформлять. Пункт первый: согласно вашему желанию, мы немедленно высылаем сотрудника к лицу, вами указанному… Как зовут? Генрих Луитпольд Гиммлер… А кто это? Шучу, доктор, шучу… Кстати, как только вышепоименованный поставит подпись на договоре, вы автоматически становитесь посредником и проводником — кебалем. Пока договор в силе, никто вас даже пальцем не тронет, мы об этом побеспокоимся…
* * *
— Бригадефюрер! Как хорошо, что я вас нашел. Начали прибывать автомобили…
— Не суетитесь, Брандт, без нас не уедут. Рейхсфюрер пока даже не представляет, куда податься. Мы теперь очень опасные гости.
Глаза доктор Фест решил пока не открывать. Не к спеху! Олендорф прав, ни Вермахт, ни ведомство Геринга, ни гражданские власти не рискнут приютить Гиммлера. Кто из обычной трусости, самые же умные из очевидного расчета. Ночью
