«Плевал я на вашу смерть!» Ничего, еще успею. Пока же не грех кое-что узнать…
— Мои полномочия, гражданин Амару? Я давно не работал в Париже…
Чернявый пожал плечами:
— формально — не меньшие, чем у Шометта или Реаля32. Но вы правы, здесь, в Париже, все не так просто. Любое ваше решение могут немедленно оспорить. Впрочем, право ареста за вами остается. Кроме делегатов Конвента, конечно…
— Ареста? — я невольно хмыкнул, вспомнив разговор с Вильбоа. — А освобождения?
— В каком смысле? — Амару был явно удивлен. — Вас самого не тронут, вы неприкосновенны. А освобождать… Если что, обратитесь ко мне, но и я не всемогущ. Здесь, увы, Париж. Без санкции Шометта и визы гражданина Робеспьера нельзя освободить даже уличного воришку. Кто у вас расписался на пропуске от Комитета спасения? Бийо-Варенн? Его подписи мало…
Я кивнул, стараясь глядеть в сторону. То, что с удостоверением национального агента Шалье что-то не так, я понял давно. Выходит, чернявый не знает, что первым на документе расписался именно Неподкупный! Он, а не гражданин Вадье! Да, интересно получается…
— Пойду, — Амару встал и поморщился. — У нас новая напасть. Гражданин Ножан из Сен-Марсо собирается брать приступом Конвент. Робеспьер по этому поводу срочно простудился, а гражданина Вадье скрутила подагра. Разбираться, естественно, мне!..
Ножан из Сен-Марсо! Тот, кто стоял в моем списке предпоследним и о ком с таким пылом повествовал гражданин Огрызок. Если он и вправду приведет своих санкюлотов в Тюильри, то такое зрелище пропустить поистине грех!
Шарль Вильбоа закашлялся и судорожно глотнул воздух.
— И вы… И вы это пьете, гражданин Люсон?
— Грапп, — самым наивным тоном пояснил я. — Марсельский. Слабо вам, парижанам?
Полкружки граппа — первое, чем я встретил своего гостя. Вильбоа, выписавшийся утром из больницы, уже успел обегать, по его словам, весь город и теперь завернул ко мне, в «Друг патриота».
Шарль вытер выступившие на глазах слезы и осторожно поставил кружку на стол.
— Ужас… Как такое можно пить? Судя по вашему фанфаронству, гражданин Люсон, вы родом как минимум из Гаскони!
Я лишь развел руками. Край, где даже осенью светит солнце, где широкие окна постоянно открыты свежему морскому ветру…
— Во всяком случае это полезнее, чем ваше северное пойло, — невозмутимо парировал я. — Патриоты не пьют кло-де-вужо!..
— Так говорил бедняга Барбару, — Шарль грустно улыбнулся. — Он тоже южанин, как и вы… Бог мой, когда он привел сюда марсельцев33, на него смотрели, как на святого! Робеспьер даже предлагал поставить его бюст в Законодательном собрании…
— Теперь он предпочитает ограничиться лишь головой гражданина святого, — кивнул я. — Что там наш друг Камилл говорил о свинье?
Вильбоа не ответил, затем не спеша выложил на стол стопку бумаг. Моя часть уже лежала наготове, но я не спешил.
— Можно пару вопросов, гражданин Вильбоа? Пожатие плеч. Взгляд — странный, какой-то нерешительный.
— Гражданин Люсон… Франсуа… Я обязан вам жизнью и не собираюсь забывать этого. Но на вопросы военного… и иного характера отвечать не буду. Не имею права.
Я не ошибся. Шарль давно понял, какого я цвета.
Не хотелось смущать парня, но я решил все же попытаться.
— Всего один шпионский вопрос. Фонд «Вальми».
Вильбоа, похоже, колебался. Наконец вздохнул:
— Ладно! Это уже, собственно, не тайна. О фонде писали не только у нас, но даже в лондонских газетах. фонд «Вальми» — бывшие королевские ценности, ранее хранившиеся в Гард-Мебле. В сентябре 1792 года их собирались конфисковать, но по приказу Дантона они были тайно изъяты. В газетах напечатали о похищении, даже арестовали каких-то воришек. Теперь это главный секретный фонд Республики. Вначале он составлял 26 миллионов ливров в золоте и драгоценностях. Теперь там значительно больше. Из этих денег была куплена победа при Вальми — маршал Брауншвейг получил знаменитый «Голубой бриллиант» весом в 120 карат. Сейчас фонд финансирует все наши секретные операции. Говорят, именно из-за этих денег поссорились Бриссо и Робеспьер…
— Забавно, — согласился я. — Вожди Революции не могут поделить дамские колье. Интересно, сколько хлеба для добрых санкюлотов можно было приобрести за «Голубой бриллиант»?
Вильбоа пожал плечами. Впрочем, развивать тему я не стал.
— А теперь по-настоящему шпионский вопрос, Шарль. Город Бриньоган, где это?
— Бретань. Маленький городишко, живут в основном рыбаки. Поблизости знаменитая церковь Святого Иринея, которую недавно сжег гражданин Россиньоль. Я там бывал до войны. А что?
Я чуть не присвистнул от удивления. Недаром я запомнил это название. Бретань!
— Бретань! — повторил я вслух. — Любопытно получается, гражданин Вильбоа! Дело в том, что оба мои «дезертира», — я кивнул на бумаги, — родом из Бретани. А ваши?
— Один, — последовал быстрый ответ. — Некто граф Элоа, уверявший, что он потомок герцогов Бретонских. Никакой он не граф и не потомок, но действительно родом из Ванна…
— Как и несчастная Мари дю Бретон, забывшая надеть трехцветную кокарду! Ладно, Шарль, кажется, пора обменяться впечатлениями.
Он слушал внимательно, время от времени делая быстрые пометки свинцовым карандашом на обрывке бумаги. Я старался не увлекаться, но все же не удержался, чтобы не обратить внимание на совпадения — странные, пугающие…
— Так, — наконец подытожил Вильбоа, проглядывая записи, — что из всего этого следует?
— Что мы не сошли с ума, — медленно, убеждая самого себя, проговорил я. — Это было.
— Да… — помолчав, согласился Вильбоа. — Это было, и мы не сошли с ума. В Париже много безумцев, но никто бы не смог выдумать такие подробности.
— Все совпадает, — кивнул я. — Дезертиры почти ничего не помнят. И всем им надо что-то сделать.
…Нет, не им — нам. Я прикрыл глаза и вновь увидел небо — серое, неровное. Оно было так близко — только протяни руку. Но нас не пустили, бросив назад, на отвергнувшую нас землю — потерявших память, забывших обо всем. Отпустили назад — завершить несделанное. Мари дю Бретон хотела накормить детей, Антуан Пари — отомстить, несчастная мадемуазель Араужо — встретить своего жениха, а я… А я пытался найти «Синий циферблат», чтобы исполнить клятву — клятву, которую я забыл вместе со своим именем.
— Что с вами, Франсуа?
Я очнулся и в первый миг никак не мог понять, где нахожусь. Почему-то казалось, что вокруг — черное вспаханное поле, такие же черные деревья — и синие мундиры из славной роты Лепелетье, добивающие раненых. Нет, это уже было… Или мне все чудится и подо мной по-прежнему холодная земля?..
