Ногаев гусары вырубили почти полностью, единственное, что выставленным вперед кочевникам удалось сделать, – затормозить атаку, почти остановить ее. Вслед за тюрками настал черед калмыков и казацкой легкой конницы. Они также пошли в бой на невысоких лошадях, большей частью в легких доспехах типа тигеляев, а то и совсем безбронными. Потерявшие разгон поляки медленно, но уверенно теснили противников, те отчаянно сопротивлялись, отдавая три-четыре жизни за одну гусарскую.
Зато калмыцкая знать и их ударные отряды имели качественные кожаные или железные доспехи и добрых, сильных и рослых коней. Они-то гусар и добили. Панцирники и рейтары второй-третьей волн атаки смогли отодвинуть назад, от табора союзников, вынудив Хмеля вводить молдавскую конницу, однако опрокинуть, обратить их в бегство не смогли. Четвертая и пятая волны, уже чисто легкоконные, также решительной победы не добились. Огромная масса людей и коней, яростно сражаясь, медленно сдвигалась на восток, оставляя за собой полосу из человеческих и конских тел. Из оказавшихся на земле только редким везунчикам удавалось вылезти из этой кровавой каши, остальных дотаптывали польские подкрепления, вынужденные двигаться на помощь своим по трупам и раненым, убивая их тем самым.
Давление пятой волны Богдан парировал, отправив в бой казацкую бронную конницу. Схватка остановилась, но не прекратилась. В огромном облаке пыли, на грани теплового и солнечного удара враги пытались одолеть друг друга. На тот момент противники уже сравнялись в числе, но преимущество в качестве перешло к союзникам. Обеспокоенный отсутствием успеха король бросил на кон последний козырь – личную гусарскую хоругвь. Обычно в хоругвях служило по сто-двести воинов, но королевская имела чуть больше тысячи. Кто-то зоркоглазый заметил приближающееся по дороге от места казацкого отдыха облако пыли. Нетрудно было догадаться, что это возвращаются пехотинцы, оборонявшие табор ночью. Их появление резко изменяло ситуацию и лишало поляков всяких шансов на успех в битве.
Королевские гусары пошли в бой без копий – с разгона их можно было воткнуть разве что в спины своих, а в свалке они бесполезны. Им удалось еще немного сдвинуть схватку на восток, у Владислава заколотилось сердце в предчувствии победы… Хмель бросил в бой свою охрану, личную сотню, оставив при себе только двух ветеранов, ходивших с ним не в один набег. То же самое сделал Лупу, подъехавший к кошевому с десятком гайдамаков. Все опять повисло на тоненькой ниточке. Продави поляки противников, обрати их в бегство, и сражение окончилось бы уже не чьей-то полной победой, а неопределенно.
Но здесь вылетевшие с другого фланга сечевики Васюринского куреня ударили полякам в тыл. Лоб в лоб пятьсот казаков тысяче гусар противостоять бы не смогли. Да вот лицом к налетевшим васюринцам успели развернуться немногие, не так-то легко это сделать в тесной свалке. В фактически попавшей в окружение польской коннице со скоростью верхового пожара в сухом лесу начала распространяться паника. То, что сзади их атаковали всего пятьсот человек, здесь никто не знал. Давление на восток прекратилось, проблема с разворотом коней в тесноте осталась. Теперь уже для всех поляков.
Когда человек ищет способ спастись, а не зарубить врага, эффективность его в схватке падает на порядок. Потери немедленно у союзников резко снизились, а у поляков существенно возросли. И, наконец, к коннице васюринского куреня присоединилась вся кавалерия правого фланга коалиции. Татарин с опозданием, но пришел на помощь своим. Капкан захлопнулся, битва превратилась в уничтожение окруженных, думающих только о спасении людей. Сообразительные и везучие, оказавшись неподалеку от овражка, соскакивали с коней туда и пешком спасались прочь. Для конницы он оставался непроходимым, гнаться за ними никто не стал.
Кто-то из поляков продолжал рубиться насмерть, кто-то пытался сбежать, прорваться, кто-то бросал саблю и пытался сдаться в плен. Большинству это удалось, хотя некоторых сгоряча порубили. Вырваться из ловушки верхом не удалось никому, плена или смерти избежали только спрыгнувшие или свалившиеся – были и такие – в овраг. Почти вся конница обеих противоборствующих сторон надолго застряла здесь, на левом казацком фланге. У победителей не уходить имелся очень важный повод – трофеи. Ведь пленный магнат – это не только толстая туша в дорогой одежде, но и много-много денег, причитающихся его победителю. В разноплеменной толпе тут же вспыхнули ссоры из-за пленников или коней и оружия поверженных врагов. Так что большая часть командного состава коалиции застряла здесь намертво. Во избежание усобиц среди своих.
Между тем сражение не прекратилось. Подошедшая из лагеря возле воды пехота ждать освобождения дороги от толпящейся на ней конницы не стала. Возглавлявший ее Иван Золотаренко скомандовал пробираться в табор сквозь лес, что казаки легко и сделали. Европейский лес не дикие джунгли, прорубаться через него нужды нет, просто пройти можно. Таким образом, у казаков на поле боя образовалось огромное численное и качественное преимущество. Золотаренко и Кривонос посоветовались и решили немедля им воспользоваться. По-быстрому дограбив тех, кто в табор ворвался, заодно добив тяжелораненых, успевшие перевести дух, его защитники соединились с подошедшим подкреплением и рванули на штурм польского лагеря. Кстати, мужественно удержавшись от грабежа побитых в поле – некогда, да и в лагере наверняка можно найти трофеи побогаче.
Казалось бы, после героического поведения в атаке можно было ожидать и большой стойкости в обороне. Однако выяснилось, что защищать-то лагерь и некому. Нет, пушкари выждали приближения вражеской пехоты на подходящее расстояние и проредили ее картечью, стрелки, тысячи две-три, не жалея пороха, палили по казакам, добрая тысяча которых осталась лежать на подступах к валу. Ров и вал хоть и не поражали глубиной и высотой, но были серьезным препятствием для атакующих. К тому же вал был усеян вбитыми в него кольями, препятствующими подъему. В лагере все еще пребывало больше сотни тысяч человек, если не две. Без челяди и хлопов даже небогатые шляхтичи не ездили, что говорить о магнатах, при каждом небольшой двор находился, с поварами, портными, сапожниками, лакеями… людей хватало. Только вот подавляющее большинство из них в бой не рвалось, а совсем наоборот – кинулись прочь, от страшных казаков подальше.
Крепости крепки не стенами, это еще раз продемонстрировала судьба добротно укрепленного польского лагеря. Подбежав ко рву, гранатометчики зашвырнули чугунные «подарки» за стены, другие казаки разрядили в защищающихся дробовики и пистоли. На чем оборона и кончилась. Воины сгинули в атаке, а челядь и лакеи погибать за панов не рвались. В сабли штурмующих встретило две-три сотни храбрецов. Они честно сложили головы, но не отступили. Полк немцев Владислав оставил для охраны противоположной стены, выходящей на реку. Польское командование, помня о судьбе Конецпольского и Николая Потоцкого, поспешило эвакуироваться. Драпануло, проще говоря.
