Много ли одному надо? Уже через полчаса Реви рассматривала бутылку и пыталась решить сложный философский вопрос: бутылка на половину пуста, или на половину заполнена? Глаза плыли, в ушах шумело, организму было хорошо-о-о, организм не думал о завтрашнем дне и требовал добавить, чтоб ему, организму, стало еще лучше…
И тут в «Желтый Флаг» вошли…
— Чу-у-удно… — Протянула девушка, оскалившись.
Видимо, белые зубки в темноте сверкнули слишком ярко, так как после этого заявления некоторые близстоящие столики, за эти полчаса успевшие заполниться новыми посетителями, снова начали пустеть. А Бао, стоически вздохнув, стал убирать с полок бутылки с особо дорогими ликерами, пряча их за бронированную стойку.
— Ну-с… — Девушка глубоко вздохнула и «хлопнула» для храбрости еще один стаканчик. — Приступим! Для начала попробуем сделать ЭТО вежливо-на!
И, на всякий случай, налила себе еще. Про запас.
— Вежливость… вежливость творит чудеса! — И гаркнула на весь зал. — Стоять, нах! Большое спасибо!
* * *
— Йоган! Какой ты сегодня красивый! — Всплеснула руками Балалайка. — Тебе очень идет этот китайский костюм!
В расположении (термин, часто употреблявшийся Ритой) «Отеля Москва» я оказался не в первый раз — раньше я уже заходил в гости. Самая закрытая, самая дисциплинированная и самая сильная (в огневом и профессиональном отношении) группировка Роанапра базировалась тупо… в отеле! Правда, в этом заведение никогда не было свободных мест (ну, наверно, как и в «Доме Чоу») К тому же, гостиница называлась «Ко Сукон», а не «Москва». Но последнее… это уж было бы слишком! Даже для этого города!
А вот в своем новом амплуа госпожа Балалайка предстала передо мной впервые.
Свободный домашний костюм-пижама — бледно-розовая майка с длинными рукавами с изображением анимешного котенка с блестками вместо глаз на животе и белые свободные брючки с рисунком из серых мелких сердечек — и пушистые белые тапочки (с мордочками белых котят, опять-таки).
Балалайка смотрелась уютно и по-домашнему, но впечатление несколько смазывал ПММ в наплечной кобуре.
ПММ — это, насколько я понимаю, «домашний облегченный вариант» обычного ее арсенала. Оно и правильно — со «Стечкиным» под мышкой домашними делами особо не позанимаешься…
— Блинчики будешь, Йоган? Со сметанкой!
Охренеть!
— Премного благодарен, госпожа Балалайка! — Поклонился я по своей клановой привычке. — Мадам Чоу так меня накормила буквально несколько минут назад, что кушать я не смогу, наверно, до завтрашнего ужина. Прошу простить!
Это было правдой. Как только машина Ченга скрылась за поворотом, мадам Чоу развела вокруг нас с Йонг бурную деятельность. Мы были отправлены в душ, потом — переодеваться, потом — мыть руки. И — за стол! Хотя я, если честно, лег бы спать — многочасовое бдение над спящей голой красавицей, потом волнения с этим «тренировочным» покушением на Ченга… Количество еды, выставленное мадам Чоу на стол: будто какая-то огромная компания заказала в ресторане столик, а потом отказалась от банкета. А еда… ну, не выкидывать же! Так что кушайте, кушайте! Под умильными взглядами мадам Чоу и под ее классическое а-ля-добрая-бабушка причитания о том, какие мы худенькие и какие мы бледненькие (Еще бы — спать хотелось зверски!), нам пришлось изрядно потрудиться палочками, ложечками, шпажками, пальцами, ножами.
— Ну, что ты, как неродной! — Балалайка накуксилась (!), надув губки. — Давай, ты меня будешь «тетей Леной» называть. В приватно-интимной, так сказать, обстановке. Хорошо?
— Да, тетя Лена. — Ошарашено признал я текущую обстановку «приватно-интимной».
Ну, что… «дядя Ченг» сорвался, так что теперь будет «тетя Лена»? Авансы на меня так и сыплются… Кто, интересно, будет следующий? Впрочем, после подобных «заяв» авансы от других крупных «игроков» Роанапра никакого впечатления на меня уже не произведут — после Ченга и Балалайки другие как-то «не тянут»!
— Вот и отлично! — Заулыбалась она. — Может быть, просто чаю?
Хм, а когда она улыбается — она ничего так… даже ожог этот не так в глаза бросается! Я кивнул, невольно тоже заулыбавшись.
Анимешный котенок на животе застенчиво посматривал вверх из-под весьма крупных выпуклостей босса «русской мафии», а мягкая ткань пижамы так обтягивала тело, что… М-да… За мистера Ченга остается только порадоваться! Разумеется, назвать госпожу Балалайку «миленькой» ни у кого язык не повернется, но что-то в ней было такое, что заставляло вспоминать такие эпитеты, как «роскошная», «роковая», «зрелая», «сочная». «Женщина с шармом», так сказать. Ну, и с пушками, конечно.
Романтический интерес моего покровителя, мистера Ченга, мало для кого в городе был новостью. Разумеется, окружающие понимали и специфику этих отношений и все сопутствующие сложности — эти двое вполне могли наброситься друг на друга. И вовсе не для того, о чем можно было подумать. И с голыми руками, и с пистолетами. Что неоднократно, судя по слухам, и делали. В ходе решения каких-либо разногласий.
Но с другой стороны — оба все еще живы! А это о многом говорит!
Но главное — упоминать об этом и даже намекать на это никто в городе не рисковал, даже «за глаза» — перманентная непредсказуемость Ченга и строго контролируемая отмороженность Балалайки как-то не располагали к неодбуманной болтливости… А идиоты в Роанапра надолго не задерживаются — теория Дарвина в этом замечательном городе действует безотказно!
— А как у тебя с японским языком, Йоган? — Неожиданно спросила Балалайка.
— Никак, тетя Лена. — Удивился я.
Меня разговор начинал напрягать. Несмотря на приветливость Балалайки. Она такая женщина, что… Как бы это описать… Она — тяжелая. Железобетонная. Чугунная. Вроде и говорит ласково, и улыбается мило, и вся такая домашняя и симпатичная, и котик этот на плоском животике под двумя серьезными выпуклостями, и котятками на длинных сильных ножках, и фигура — весьма и весьма… зрелая и женственная. «И все дела», как говорится…
А все равно — напрягает. Заставляет нервничать и дергаться. Во всяком случае — меня. Подозреваю, что дело в моем чутье настоящего жителя Роанапра. Это сколько я уже здесь — полтора года, два?
Интересно, что господин Ченг такого дискомфорта в общении у меня не вызывает. Хотя, он не менее опасен, чем дама его сердца. Видимо, дело в том, что я «хожу под Ченгом», а не «под Балалайкой». Разные эгрогоры, так сказать. Пусть и дружественные друг к другу. Временами. Местами.
— Это плохо, Йоган! Очень плохо! — Балалайка поставила передо мной чашку с черным сладким чаем.
