согласно законам Дарвина, ничего нет удивительного…
— Да как ты смеешь о таком говорить, щенок!
Видимо, рассказ произвел на Цвигуна самое гнетущее впечатление, а принятый коньяк в сочетании с юным обликом Никритина сыграл роль дополнительного раздражителя. Нервишки бы подлечить генералу, тем более на такой хлопотной должности, вот только начальственного хамства в той жизни Павел никому не спускал, и в этой не собирался.
— Да все согласно правилу — я начальник, ты дурак, ты начальник, я дурак, — тихо произнес Павел. — Наглядный пример квази-коллективистской психологии, который внедряют в массы под лозунгами — «ты, что умнее всех быть хочешь»! Это и погубило СССР — когда возникла острая нужда в новых технологиях, на которые перешли страны НАТО, у нас всем управляли тупые партийные чинуши, зато верные «генеральной линии». И настолько ей преданные, что «линия» кривой давно стала.
От слов Никритина наступила зловещая тишина. А тот как ни в чем не бывало, совершенно спокойно продолжил говорить дальше:
— Какие уж тут персональные компьютеры и мобильные телефоны — даже стиральные машины толком производить не смогли. Никогда не изменяется власть в России, ничто ее не учит — хамоватое необразованное быдло, дорвавшееся до управления огромной страной с последующим ее ограблением. И возомнившее себя истиной в последней инстанции. А теперь по поводу «щенка», генерал, скажу тебе следующее начистоту…
Павел скинул с плеч пиджак и стал выкладывать на стол свой арсенал — за ТТ последовали стилеты и «лимонка». Вытащил из портфеля пистолет Стечкина, рядом положил глушитель.
— Если бы ты сам, и твои коллеги, служили как должно, и не относились к подчиненным как скоту, количество предателей резко поубавилось. Вы не нашли Полякову четыреста долларов для лечения ребенка, хотя огромные деньги тратятся на «поддержку» компартий, где засела масса бездельников, прохвостов и вообще агентов ЦРУ. Нет у вас к людям искреннего уважения, вы давно себя возомнили небожителями и вершителями судеб, непогрешимой истиной в последней инстанции. Я это и в лицо Брежневу скажу, и всему Политбюро — именно вы и погубили Советский Союз, а вместе с ним сотни миллионов людей обрекли на нищету. А ведь эти люди надеялись на вас, а вы их предали!
Павел чуть ли не смеялся — его попытались вывести на эмоции дешевым приемом, как пацана. Но ситуация сложилась как раз такая, что нужно показать чувства — оскорбление, плюс семнадцать лет и доза коньяка должны вывести из себя любого парня. Он это и продемонстрировал, и, раскладывая арсенал на столе, успел заметить не только пристальный взгляд Цвигуна, но и то бешенство, которое в генерале клокотало. Еще бы — ответное оскорбление оказалось для него куда как более жутким, потому Никритин проявил юношескую запальчивость — горькое лекарство лучше «запивать». Зато по следующим словам станет ясно, какая участь ему уготована.
— Ты где это взял спецоружие?!
Цвигун поднял АПБ, затем пододвинул к себе стилеты, «лимонку» и ТТ. На красные «корочки» взглянул мельком, моментально опознав «липу» — профессионал, ничего тут не скажешь.
— Ты говори, не молчи. Языком болтать, «ясновидением» заниматься большого ума не надо, соплив еще. Тут ты лет на пятнадцать тюрьмы выложил, так что лучше отвечать.
— В тайнике КГБ, о котором знал по прежней работе. Только не думал, что он используется сейчас. Да, кстати, стал невольным свидетелем интересного зрелища, как два офицера из УКГБ Эстонской ССР вечером 8 мая в Нарве убили двух милиционеров. Причем проломили им головы крестами и увезли, чтобы инсценировать убийство в совсем ином месте.
— Ты опознал их? Почему сразу не сообщил?
По выражению лица генерала стало ясно, что тот таких подробностей не знает, хотя об убийстве ему явно доложили. И этих слов Павлу хватило за глаза, теперь он знал, какая участь его ожидает.
«Списали меня, суки, в утиль, совсем не считаются с моим мнением, временщики. Все по схеме, ума не нужно — надавить психологически, пригрозить карами, потом если нужно, взять в заложники родных, и пой канарейка в клетке. За десять часов пробили все данные, вот только до Эльзы вам уже не дотянутся, руки коротки!»
— Потому и не сообщил, что у вас большие «протечки», раз на меня уже иные господа вышли. И уже поспособствовали кое в чем…
— Кто вышел, говори?! Ты кому информацию «сливать» стал, мальчишка?! И где твоя девка, куда она делась?! Что смотришь исподлобья, гаденыш — провести нас вздумал?!
— А чего ты так сбесился?! Уши холодными стали?!
Теперь скрывать свое отношение к действительности не было резона. Павел опустил руку и спустя секунду положил на стол левую руку — «лимонка» была зажата в кулаке, а чеку из нее он выдернул. Щелкнул зажигалкой и прикурил сигарету. Негромко произнес:
— Григорий Васильевич, вам лучше выйти из кабинета — как видите, разговор не состоялся. Помочь Политбюро я ничем больше не смогу — КГБ решило меня взять в оборот и вытрясти душу. Вы сами слышали неприкрытые угрозы генерала — все точки расставлены, и переговоры пора прекращать. Просто Семен Кузьмич не понял одного — я не мальчишка, а смерти давно не боюсь. Да, кстати, меня можно еще по 102-й статье под расстрел подвести, генерал. Совсем недавно убил троих граждан, незаконопослушных рецидивистов, что жаждали умертвить меня и изнасиловать мою жену, которую их превосходительство презрительно девкой назвало. Потом ее хотели удушить и груди отрезать. Одному прострелил голову, двух зарезал — зато выяснил, что прежние навыки не забыл.
Павел посмотрел на Цвигуна — тот начал понимать, что «расклад» совсем не тот вышел, который ему представлялся. Но это и понятно — в теорию «переселения душ» чекист не поверил, как любой здравомыслящий оперативник на его месте, а потому решил не кропотливо разбираться, что к чему, а пошел к цели напролом.
— Тела не предъявлю — в таких случаях трупы прячут. Предупреждаю дальнейшие вопросы, генерал — я прошел полный курс спецподготовки, и могу назвать «учреждения», где занимались по курсу «Т», прозвища инструкторов. В своем времени я все же был командиром спецгруппы, на счету которой два десятка успешных акций.
Через пару секунд оружие от Цвигуна перекочевало на другую сторону стола, а сам генерал получил болезненный тычок, и пропустил удар в плечо, от которого вместе со стулом свалился на пол.
— Это вашему превосходительству за гаденыша! Да, недаром Владимир Ильич Ленин о комчванстве в работах указывал. Мне стыдно за вас, Семен Кузьмич — и поведение у вас высокомерное, и хватку потеряли. Вы ведь за столом
