— Что за машина, и какая техника стоит? У нас только 'РУСы' и 'Редуты', это не совсем то, чем можно пользоваться. Вот такая живопырка. Фиг, что разберешь! — сказал Новиков.
— Мы ставим их на 'Митчеллы — эйч', а РЛС — модификация РЛС 'ГНЕЙС-1м', пока это 'изделие 339–2'.
— Показать сможете?
— Имеющим допуск '000' и выше.
— Все командующие армиями его имеют.
— В таком случае не вижу проблем. И, необходимо уже сейчас озаботиться подготовкой специалистов для работы с этими устройствами. Курсы могут быть организованы у нас, временно, а затем в НИИ ВВС, там места больше.
Когда пошли 'на перекур', то генералитет вместе со мной поехал в цеха, где переделывались Б-25. Там они впервые увидели 'планшет': большой кусок плексигласа, с нанесенными дистанциями и градусной сеткой. Увидели малые маневренные планшеты штурманов наведения и бортовых штурманов, познакомились с режимом ретрансляции, все сделано на американских станциях, они легче и имеют лучшую помехозащищенность. Недоверчиво посмотрели на 'гриб'. Им показали, пока на пальцах, два режима работы: по земле и по воздуху. Затем командующие напали на Новикова, чтобы тот разрешил им посмотреть и 'метел'. Несколько машин стояли в соседнем ангаре и ремонтировались, точнее, проходили ТО.
— Внешне: Ту-2, только крыло другое. А на фига вот эта фигня тут налеплена?
Я, улыбаясь, ответил:
— Так надо. Сменим уровень доступа, расскажу. Как она летает — видели? Вот для этого.
— А винты! То‑то они так ревут на взлете, мне еще вчера показалось, что с ними что‑то не так. И какая у них скорость?
Новиков не выдержал:
— Нет, тебе что, не понятно? Со своим доступом три нуля ты этого знать не можешь, Гаврилыч. Подожди, будет и на твоей улице праздник. Пока, на все ВВС это одна эскадрилья, отдельная, и подчинена она Ставке. Полк еще только формируется. Таких самолетов у нас мало. И полк будет подчиняться Ставке. Тут его у нас почти отобрали в АДД, еле отбили! А тебе все покажи, да все расскажи! Заканчиваем экскурсию. Обедать надо, и люди нас ждут, вроде как, дождь заканчивается, может, и полетать успеем. Полковник, вечером ко мне зайдите, разговор есть.
Тут он отвлекся на вошедшую в ангар Настю, расплылся в улыбке, галантно поцеловал ей руку:
— Штурман полка майор Афанасьева, самая красивая штурман ВВС! Эх, полковник, где Вы таких набираете!
Ну, и пошло — поехало, из ангара генералитет удалось вытащить только вместе с Настей. Нас они усадили за свои столики. Напряженность, возникшая при показе техники, забыта, все распетушились, лысинки засверкали. Они накатили по рюмашке, несмотря, что собирались летать. Обед длился долго, вокруг уже бегали адъютанты, показывая, что перерыв давно кончился, и вышло солнце, пора на полеты. Я глазами показал Насте, что пора завязывать. Она спросила разрешения у Новикова, сослалась, что требуется организовать выдачу полетных карт.
Блестящие после недавнего дождя самолеты выруливали на старт и уходили в небо. Сегодня все показывали: как надо работать по земле с пикирования. Результаты каждого удара заносились в таблицы, туда же заносились и отклонения от цели или задания. Далеко не все работали снайперски. Довольно много мазали, но попадались и виртуозы. Я, на всякий случай, отмечал таких у себя в блокноте. Какая ни какая, а информация. Ведь многие из них в последствие не смогли оставить мемуаров. После них оставались лишь холмики со звездой, или три буквы напротив последней записи в летной книжке: НБЗ, ПБВ, НБВ, и сколько их было — одному богу известно. Если имена Покрышкина, Полбина и некоторых других, сейчас известны, то остальные канули в вечность, прочертив последний дымный след в небе. Его разнес ветер и время.
У Покрышкина сейчас сложный момент в его жизни: командует полком его недруг, а комиссар полка, который его спас от суда, болеет и увольняется по инвалидности, и только 'господин случай', приведший его на подобную, но армейскую, а не всесоюзную, конференцию, где присутствовал 'истец' известного скандального инцидента на бытовой почве, который не знал о том, что небольшая потасовка из‑за мест в столовой, вылилась в дело! Человек оказался порядочным, и написал отказ от иска, который он не подавал, смогли остановить расследование. В разных своих книгах Покрышкин описывает случай по — разному, видимо, 'редакторы' поработали, делая акцент на разных деталях и разных людях, но, он еще и половины своего счета не набрал. Известность ему принесли бои над 'Голубой линией' весной 43–го. Весна на носу, но, 8–й корпус разбит под Курском и Харьковом, Тамань полностью наша, готовится Керченско — Феодосийский десант. Так что 'отличаться' придется над ним. Что если его действительно забрать в полк, раз сам просится? Тем более, что он специализировался на разведке, две трети вылетов за время первых двух лет войны. А 'ночниками' не рождаются, ими становятся. После гибели Серова и Осипенко, несмотря на то, что они сами нарушили правила тренировки, слепые и ночные полеты стали 'табу'. До этого, это был обязательный элемент подготовки. Сейчас, в 43–м, летчики не разбиты по 'классам', такое понятие просто отсутствует. Ночные летчики, в основном, сведены в НБАДы, вооруженные устаревшей техникой, которая днем летать не может из‑за истребительного воздействия. Что бы уменьшить потери, там вынуждены были перейти на работу ночью. Пикировщики Пе-2, с их слабой механизацией крыла и высокой посадочной скоростью, для работы ночью не сильно годятся. Хорошо еще, что 'Ту-2', все‑таки, пошел в серию, на год раньше. Ночью все бомбят с горизонтали, или с пологого пикирования. Результаты последнего ничем в лучшую сторону не отличаются. Ночные пикирующие удары требуют очень высокой слетанности и согласованности действий. С точностью до долей секунды. А приборы того времени таких точностей дать не могли. Приходилось уповать на индивидуальное мастерство. И 'его величество случай'. Но, для получения случайного результата требуется увеличивать количество попыток, и нести потери.
Поэтому, у Покрышкина не было бы возможности сдать на самостоятельные ночные вылеты в его родном полку: они дневники, и ночью коротко, но отдыхают, а организовывать персонально для него стартовую команду и управление полетами Исаев не будет. В конце концов, у меня есть 'Лайтнинг', которому заканчивают переоборудование: вместо старых 'аллисонов', туда воткнули V-1710–111, новые, более эффективные, интеркулеры в обе балки, сняли две из 4–х фотокамер, заменили оконцовки на ламинары. С центропланной частью пока возиться не стали, памятуя о бафтинге хвостового оперения. Установили 'Гнейс-1м', сняв два пулемета. Зимой держал 14200 по высоте и, как я уже писал, имел обогреваемую кабину. Из‑за этого установить автопилот на него не удавалось, никак не могли справиться с уплотнениями, то клинили, то травили. Имея 'штатный' истребитель, расположение приборов в котором было стандартным американским, взять на него, переученного на 'кобру', летчика было вполне объяснимым решением. Поэтому, когда он в третий раз подошел вечером после полетов, я его отвел в ангар с 'Яппи', и сказал:
