Со вторым дело пошло быстрее, благо опыт уже был. Подняли, опустили, протащили по эстакаде, опять подняли, опять… И тут канат соскочил со шкива. Уж очень велик был угол, на который пришлось отклонять канат. Солдаты не смогли удержать оттяжки, тяжеленный двигатель качнулся, сдвинул каркас будущего танка, тот уперся во второй — грохот, скрежет, народ бросился врассыпную.
— Приехали, твою мать!
Первым вошедшим в мастерские открылась жуткая, на первый взгляд, картина. Однако опора устояла, двигатель почти не пострадал, да и каркасы помяло несильно. Но как растащить эту груду железа, прижатую висящим на высоте трех метров мотором? Хорошая мысль приходит, как известно, поздно.
— Надо было стену разобрать и через пролом затаскивать.
— Иваныч, а что же ты раньше молчал?
— Да я и сам только сейчас…
Глаза боятся, а руки делают. За два дня подпоручики возвели третью опору, уже не такую высокую, поставили вторую лебедку и оттянули двигатель, освободив первый каркас. В разгар сего действа неожиданно прибыл Филиппов.
— Сергей Николаевич, что здесь происходит?
— Как это что, Дмитрий Дмитриевич? Монтаж двигателя в условиях не оборудованного подъемными механизмами помещения.
— Варвары, вы же его повредите!
— А вы его полегче сделать не могли?
Но инженер уже ринулся спасать свое детище. К концу второго дня каркасы растащили окончательно, а второй мотор занял положенное ему место.
— Это же форсированные образцы, — причитал инженер, — их всего два, а вы с ними — как с куском железа, который все выдержит. С ними аккуратно надо, аккуратно!
Помимо причитаний, выяснилось, что вопрос с финансированием почти решен, осталось преодолеть только несколько бюрократических крючков. Под обещанные деньги инженер на свой страх и риск заказал броню на Ижорском заводе и выпросил в ГАУ под честное слово качающуюся часть противоштурмовой пушки.
— Рискуете, Дмитрий Дмитриевич.
— А что делать? Двенадцатый год на носу. Хочу успеть предъявить их на летних маневрах, иначе все зря.
— А что с бортовой броней, не увеличили?
— Нет возможности, Сергей Николаевич, все и так на пределе.
Вслед за инженером из Коломны наконец-то прибыли коробки, фрикционы, приводные звездочки. Убедившись, что сборка идет нормально, инженер убыл в Петербург.
После прибытия траков гусеницы на макетах собрали, а сами танки почти торжественно спустили с чурбаков. Сталь траков впервые коснулась пола мастерских.
— Ну как дела?
Сиденье механика-водителя уже было установлено, Ерофеев и Аббасов занимались регулировкой тяг бортовых фрикционов.
— Порядок, сейчас заканчиваем!
— Добро.
— Командир, — хитро прищурился Иваныч, — а может, попробуем на ходу? А что, все готово, двигатель на холостом ходу уже запускали.
Уж больно не терпелось механику-водителю сесть за рычаги новой машины.
— А давай, попробуем, — согласился Сергей.
— Заводи!
Через каркас будущий танк просматривался насквозь. «Кривой стартер» должен был крепиться к перегородке боевого отделения, но пока ее не было, рукоятку вставили в муфту коленвала и провернули. Иваныч колдовал с управлением. Чихнув, затем стрельнув выхлопом, двигатель завелся.
— Выезжай, а то все задохнемся!
Лязгая гусеницами, танк выбрался на истоптанный солдатскими сапогами снег двора. Зима в этом году была поздняя, крышу мастерских успели закрыть до первого снега.
— Иваныч, больше двухсот пятидесяти двигатель не раскручивай!
— Так тахометра нет!
— А ты на слух определяй.
Если уши Ерофеева не подводили, то на семистах пятидесяти оборотах танк ничуть не уступал пешеходу, это означало, что на восьмистах пятидесяти он, вполне возможно, и все восемь верст в час выжмет. Но это без орудия, брони, боекомплекта и прочих нужных и увесистых деталей.
Наблюдая за кружением по двору этого совсем не похожего на боевую машину каркаса, подполковник Кондратьев заметил:
— Все, поехал, теперь его уже не остановишь.
Уже после Рождества с раскройкой брони сложилась критическая ситуация. Плиты с Ижорского завода давно пришли и лежали на складе. Шаблоны также были готовы. Оставалось только вырезать плиты нужной конфигурации, тем более что ничего сложнее четырехугольника в тех шаблонах не было. Правда, были еще смотровые щели, люки, бойницы для стрельбы, но это уже детали. И никто из заводского начальства не отказывал, все понимали, входили в положение, соглашались с важностью и необходимостью, а плиты уже которую неделю лежали мертвым грузом.
В конце концов после очередного бесполезного похода на завод Сергея пожалел шустрый юноша, работавший в заводоуправлении курьером. Он-то и дал ценный совет:
— Вы бы, господин хороший, зря у начальства пороги не обивали, а зашли к Порфирию Акакиевичу Пестову, поклонились ему парой «катериненок», и тогда плиты ваши раскроят в кратчайший срок и в самом лучшем виде.
— Уверен? — В голосе поручика сквозил неприкрытый скептицизм.
Юноша глазом не моргнул:
— Не извольте сомневаться, все, кому срочно нужно, так и делают.
— А где этого вашего Порфирия Акакиевича найти?
— Он делопроизводством заведует. Дальше по коридору, последняя дверь направо.
Какое отношение имеет делопроизводитель к очередности выполнения заказов, Сергей не понял. Потом до него дошло, что таким, как этот Порфирий Акакиевич, никто больше червонца отродясь не давал. Как правило, они довольствовались трешкой или пятеркой, а то и вовсе рублем, все остальное пойдет выше. Двух сотен при себе не было. Даже одной не было. Сергей сунул курьеру рубль, а со всей суммой пришел на следующий день. Вырваться из роты удалось не сразу, и на заводе он был перед самым обеденным перерывом.
Нужная дверь отыскалась быстро. Обычная такая, деревянная, ничем не примечательная. Судя по имени хозяина, она должна была скрывать матерого крючкотвора, замшелого старика в сюртуке времен Александра Освободителя. Вопреки ожиданиям, Сергея встретил сухонький подвижный мужичок лет сорока.
— А, Сергей Николаевич наконец-то пожаловали, а я вас еще вчера ждал!
Начальство решило, что клиент созрел и пора стричь купоны. А то, что заказ казенный и военный к тому же, здесь никого не волновало, все хотели поиметь свою долю.
— Если вам имя мое известно, то и дело, по которому я пришел, полагаю, тоже?
— А как же-с. Если мы с вами поладим, то плиты уже завтра же будут в цеху.
Сергей ему почему-то поверил, да и выхода другого не видел. Просунув руку за отворот шинели, он нащупал двумя пальцами конверт, но тут по коридору зацокали женские каблучки. Поскольку дверь Порфирия Акакиевича была в ряду последней, то женщина явно направлялась к нему. Сергей спешно отдернул руку, дача взятки — процесс деликатный, почти интимный, присутствия посторонних не терпящий.
Делопроизводитель сделал успокаивающий жест и шагнул навстречу скрипнувшей двери. Сергей замер — в дверях стояла она.
— А-а, доченька, проходи… Вот, познакомься с господином поручиком. Его Сергей Николаевич зовут. Настенька — моя старшая. Отцу обед принесла.
Под болтовню отца девушка сделала шаг вперед, протянула ручку без перчатки. После секундной паузы Сергей догадался взять ее и коснуться губами. Никаких духов, только запах чистой девичьей кожи. Отпустив руку, он хотел взглянуть ей в глаза, но они были скрыты за пушистыми ресницами. Между тем Порфирий Акакиевич принял у девушки узелок и выпроводил ее из кабинета.
— Скажи маме, сегодня буду поздно.
Цоканье каблучков в коридоре затихло.
— Вот беда, никак замуж выдать не могу. И красива, и умна, а замуж никто не берет.
Видимо, эта тема очень сильно волновала отца, раз он открыл свои чувства постороннему человеку.
— Мне кажется, такая девушка не должна испытывать нужды в кавалерах.
— В кавалерах… — безнадежно махнул рукой Порфирий Акакиевич, — кавалеров вокруг Насти вертится много, вот только с серьезными намерениями никого нет. А девице уже двадцать стукнуло, еще год-другой, и все — перестарок.
А ведь папаша прав. По местным меркам действительно многовато. Невысокая, тонкая, она казалась года на два-три моложе, но местных кумушек не проведешь, они все знали точно.
— Странно. Дочка ваша, говорите, без изъяна, тогда в чем же дело?
— Так бесприданница же, — всплеснул руками Порфирий Акакиевич, — а у меня, кроме нее, еще две. Доходы мои невелики, вот и вынужден…
Сергей взглянул на ситуацию с другой стороны, и ему даже стало жалко делопроизводителя. Сорок лет, скудное жалованье, никаких перспектив карьерного роста, а дома жена и три дочки, которых надо кормить и прилично содержать. Вот и подвизался Порфирий Акакиевич посредником у заводского начальства за долю малую. А тот продолжал изливать свою душу.
