— …При спуске на крыльях в атмосфере мы можем сделать аппарат многоразовым…
— Сергей Павлович, считайте, что вы меня убедили. Помимо непосредственного военного значения, первый вывод космического аппарата будет иметь и огромное моральное воздействие на политические элиты других держав. Полагаю, что именно вам, как первопроходцам, и следует поручить подготовку звездных экспедиций. Остается только отстоять ваши кандидатуры перед руководством. Не вижу радости. Вы, наверное, не верите?
— Ну… если честно… знаете, просто как-то это все так неожиданно. С Колымы и…
— Виктор Сергеевич! У вас есть что — нибудь такое убедительное для Сергей Павловича?
— А, знаете, есть. Компоновка его космической ракеты.
— Простите, вы сказали…
— Вашей космической ракеты. Вы ее создадите в будущем. А уважаемый господин Глушко создаст к ней двигатели. Здесь мы частично возвращаемся к последовательной схеме…
"Только бы киношники ничего не напутали… Только бы не напутали… Это же все-таки не сегодняшняя халтура от канала BBC…"
— Ну что скажет главный конструктор?
— Вынос мозга…
— Вот. Он уже на языке господина из будущего заговорил. Как идея-то? То, что мои двигатели и первой и второй ступени включаются на старте — я за.
— Что идея… Гениальная идея. Вы не шутите, это вот именно я предложу?
— Именно вы. Ваша идея, никому не отдавайте. Она еще в двадцать первом веке бороздить космос будет. Если атомной войны не случится, конечно.
— Но, конечно, не следует думать, что вот по этой схеме сразу сделаем ракету и выведем спутник… Идея хорошая, но ракету надо еще начать и кончить.
— Вот и начнете, господа ракетчики, — резюмировал штабс-капитан, — и вы же закончите. А оставшееся на сегодня время попробуем выяснить, какие еще наиболее важные детали этого дела могут быть известны господину Еремину…
…Вечер был душноват. От дождя в первой половине дня везде стояли парящие лужи. Неожиданно жаркое солнце медленно ползло над крутобережьем в сторону Бежич, и новенький гостиничный вентилятор, подвешенный вчера под потолком, плохо помогал. Штабс-капитан позвонил, чтобы в кабинет занесли новый сифон сельтерской и ведерко со льдом.
— Задержитесь, пожалуйста, — сказал он Виктору после того, как отпустил ракетостроителей, — есть небольшой разговор. Точнее, полтора разговора.
"Спросить у него что ли, в какой гостинице в Бежице можно снять безопасно номер? Не тащить же Татьяну в дом с "родственниками", а тем более не идти же в ее коммуну…"
— Всегда ваш.
— Тогда начнем с половины разговора. Завтра устраиваем выходной или хотите поработать?
— А кто дальше на очереди?
— Да это не так срочно. Конструктора по стрелковому оружию прилетели. Можно и на понедельник перенести.
— А кто прилетел?
— Дегтярев, Шпагин, Судаев. Хотели Симонова и Токарева, но у них испытания новых моделей винтовок.
— Давайте завтра. Если конструктора не против.
— Они не против. Вам не повредит?
— А война в сороковых мне не повредит?
— То-есть, вы исключаете, что Германии тоже можете понадобиться живым и здоровым?
— Это говорите мне вы?
Ступин пожал плечами.
— Я не предлагаю переходить на сторону Германии. Но вы ведь не наивны и понимаете, что ваши знания им нужны. И почему-то считаете, что в войну обязательно погибнете. Не скажете, почему?
— А мне не нужна такая жизнь! Хватит с меня и в одной реальности разгромленных лабораторий и заводов, сводок о сокращении населения и… Я не шкура и не сволочь. Завтра работаем. Простите, если лишаю вас отдыха. Может, вас кто-то другой подменит.
— Пустое. Такова наша служба. Тогда, если не возражаете, перейдем к собственно разговору. — Ступин налил стакан сельтерской и кинул в него кусочек льда. — Только как его начать, не знаю даже я.
10. Свято место пусто не бывает.
— В чем же трудность? — спросил Виктор.
— В том, что это ваше личное дело. Сугубо личное. И в том, что мы обязаны если не помогать вам в этом незнакомом мире во всех вопросах, то хотя бы давать информацию, чтобы вы могли сориентироваться.
"Личное. Что же у меня тут личное-то?"
— Если правильно понял, вы собираетесь показать досье на мадам Краснокаменную?
— Нет. Точнее, досье у нее в порядке. И вообще никакого, как у вас говорят, компромата, даже наоборот.
— Если наоборот, я очень рад. Значит, трудностей нет.
— Ну, если вы так считаете… Дело в том, что к ней благорасположен один вполне приличный господин, бакалейщик. Держит лавку недалеко от Литейной. Пару лет назад он овдовел, трагический случай — бедняжка подхватила простуду, перешедшую, кажется, в крупозное воспаление легких. Остались двое детей — мальчик и…
— И еще мальчик?
Ступин удивленно взглянул на Виктора.
— И девочка. Почему вы так решили?
— Вспомнил. Одного знакомого.
— Может быть. Характеризуется положительно, имеет серьезные намерения связать свою судьбу… правда, несколько стеснителен.
— И что?
— И, собственно, все. Это, собственно, не наше дело, и если бы не уникальный случай…
— То-есть, вы хотите, чтобы я не наделал глупостей?
— Естественно.
— Ну я же не пацан двадцатилетний.
— Ну… чего только не приходилось видеть. Спасибо.
— За что?
— За экономию порошков аспирина от мигрени.
"С гостиницей вопрос снят. Татьяне нужна семья, а не гастролер из Российской Федерации. Хотя… откуда я знаю, насколько здесь просижу? В точках перехода местная наука не петрит. Правда, если это все-таки задание из реальности-2, они должны были предусмотреть возвращение. Должны были предусмотреть… Черта с два, никому они ничего не должны. Если только не планируют следующего задания. И, кстати, а смысл этого? Прокачать здешнюю Россию? То, что я сейчас делаю? А может, я делаю не то? Может, меня послали совершить социалистическую революцию? А может, они вообще не знали, что здесь делать и послали разобраться на месте?"
— Во всяком случае, вечером сегодня постарайтесь отдохнуть. Поспите или пройдитесь по воздуху. К сожалению, не могу рекомендовать прогулку на реку или в лес. Возможно, это организуем несколько позже…
Вечерние фабричные гудки перекликались между районами. Вот издалека, из Бежицы, зычно, долго, запел паровозный. Вот поближе, хрипловатый — с Радицкого вагонного, и эхом ему в тон откликнулся Арсенал, а где-то там, совсем уж далеко, на высоких нотах проголосила Фасонка.
"Ну вот и сыграли в дона Румату" — размышлял Виктор, трясясь на заднем сиденье "Олимпии". "Сунул Королева из огня да в полымя. А ну как его гестапо раскусит? Хотя, с другой стороны, чем для такого человека лучше каторга?"
Он вдруг ясно понял, что Королев стопроцентно предпочтет пойти на опасное задание, лишь бы выведать тайны создания ракет. А он, Виктор, будет спокойненько кататься под охраной и обсуждать качество котлет в офицерской столовке. И от этого становилось как-то неудобно перед остальными.
Он снова вышел возле переезда на Почтовую. Дворник подметал мостовую перед двухэтажной гостиницей, желтевшей свежей штукатуркой. Виктор снова почувствовал себя разрушителем чужих судеб.
Татьяна оказалась на месте.
— Привет! — она вспорхнула со стула и чмокнула Виктора. — Не забываешь еще?
Она на минуту выскочила с какими-то снимками, пообещав вернуться через минуту. Виктор оглядел комнату. Царил творческий беспорядок, и на открытой форточке весело трещали нарезанные из засвеченной фотобумаги ленточки от мух. В углу немного отставали обои, а на столе, выпятив пузо в лиловых разводах, лежало на боку стеклянное пресс-папье. Все эти незаметные мелочи быта ушедших времен вызывали у Виктора какое-то чувство умиления.
— Не скучаешь тут?
На ней была легкая блузка из зефира в полоску — без вычурных деталей, но стильная, подчеркивала стройность силуэта, и великолепно сочеталась со строгой юбкой из колумбии.
— Ничуть. А тебя можно поздравить?
— С чем? Вроде бы ничего не произошло.
— Ну… например, налаживается личная жизнь.
— Всегда говорила, что Бежица — это деревня. Все про всех знают. Ты уже ревнуешь?
— Напротив, я рад за тебя.
— Ну да. Ты желаешь мне счастья, я приглашаю на свадьбу… Не спеши. Я еще ничего не решила. И только не задавай вопросов вроде "Он тебе нравится?". Я не знаю, как на них отвечать.
— Насколько я знаю, он человек серьезный.
— Ты его уже знаешь? Ну да, странный вопрос, конечно. Ну, тогда ты знаешь, что он просто прислал мне цветы и предложил отужинать вместе. Сегодня. Мне остается только задать тебе глупейший вопрос: мне идти?
— Почему нет? Это реальный шанс.
— Шанс на что? Его детей нянчить?
— Ты не любишь детей?
— Люблю. Люблю… в том-то и дело. Господи, что вы все вдруг меня за него сватаете? Подруги, редакция, теперь ты… "Вы идеально подходите… Подумай, такой случай раз в жизни…" Я не хочу, чтобы за меня решали.
