составу на коробке, то это кофе только на 15 %.
— 517-й, крен убери, — подсказал капитан взлетающему экипажу. — Ты же с группы Нестерова? Слышал, как тебя «залетал» Граблин.
— Зачем, не понимаю, — сказал я, наблюдая за взлетающим.
— 415-й, убери крен, держи направление! — снова поправил экипаж Гельдин. — В командиры хочет. Доброву начальник училища строгий выговор за инцидент со взрывом на стоянке влепил.
— И как моë отчисление поможет сместить Доброва? — спросил я.
— 520-й, да убери крен! Направление выдерживай! — снова скомандовал капитан. — Никак. Это он самых верных сподвижников командира убирает. Нестеров у Доброва ещё курсантом в лëтной группе летал. Это он Петра Николаича после его неудачи в испытателях восстановил в полку.
— Нестеров был испытателем? — удивился я.
— Да, но он об этом не любит рассказывать. Да, что за канитель сегодня! — выругался Гельдин, когда очередной взлетающий не выдержал направление на взлëте.
По громкоговорящей связи вышел руководитель полëтами, тоже озадаченный подобными ошибками у всех экипажей.
— Гельдин, ветер сколько у тебя?
— Штилевой, Василич! Не пойму ничего! — отвечал капитан. — Вот опять. Куда?!
— Товарищ капитан, а может они от птиц уклоняются или что-то видят там? — спросил я.
Гельдин почесал подбородок и взглянул в бинокль в направлении курса взлëта.
— Ух! Хороша! Хм… да, ты прав Родин. Птицы там, — сказал капитан, отпивая из чашки кофе. — Надо почаще контролировать орнитологию.
— Давайте я, чтоб вы не отвлекались…
— Так, ты за шасси смотри. Я сам разберусь.
Странное решение от капитана. Ну и пускай смотрит. Меня больше заинтересовала история про Нестерова и его прошлое лëтчика-испытателя. Может удастся уговорить его рассказать нам об этом?
Гельдин так и продолжал контролировать обстановку в районе взлëтного курса. И после полëтов стало понятно, что дело было вовсе не в сложной орнитологической обстановке.
— Серый, тебе как со старта было видно? — спрашивал меня Макс после полëтов.
— Да видел, как вы уворачивались от пернатых созданий! Вы чего так плохо сегодня взлетали? Вам Нестеров по шее не надавал?
— Ты чего? Он сам не против был таких манëвров, — с удивлением сказал Артëм.
— Каких? А на привод какой выходили? Ещё и на такой низкой высоте, — спрашивал я, но мои товарищи смотрели на меня непонимающим взглядом и только хихикали.
— Видать, не видел он, — сказал Артëм, хлопая меня по плечу. — Мой юный друг, как сказал бы командир роты, мы лицезрели три прекрасных создания.
— Да, Серёг! Летим, а под нами на шезлонге во дворе дома лежат красавицы и загорают, — продолжил Костя. — И, вроде, без купальников.
— Нестеров и говорит, давай поглядим. С третьего раза разглядели, что без лифчика. Так нам ещё и махали.
Чуть позже в казарму пришëл Нестеров и рассказал план на завтрашний день.
— Всё как обычно, Сергей. Добров тот же инструктор, что и я. Лети как умеешь, и всё получится.
— Понял, спасибо, — сказал я.
Если честно, в положительном исходе я уже не был так уверен, как раньше. Ошибки мне сейчас совершить нельзя, поскольку дальше отчисление по «нелëтке».
Перед самим вылетом мандраж и вся неуверенность отпали в сторону. Нестеров представил меня Доброву. Он был в том самом светлом комбинезоне, в котором я его видел в первый раз. На голове белый шлем с откидывающимся светофильтром, шевретовые перчатки на руках, а подмышкой — командирская фуражка.
— Иди сюда, — подозвал он к себе техника и напялил ему на головной убор поверх пилотки. — Скоро заберу. Готов, Сергей Сергеевич? — спросил меня командир полка, перед началом нашей посадки в кабину.
— Так точно, товарищ полковник.
— Хорошо. А ты, Пётр Николаевич, жди здесь, — сказал Добров и погрозил пальцем моему инструктору. — И смотри мне не кури!
Весь полëт проходил как по маслу. Параметры выдержаны, ветер не мешал. Главное никто не мешал мне! Ну, разве только чуть-чуть.
— Не думай о секундах с высока. Наступит время сам поймëшь наверное…, — напевал песню по внутренней связи Добров. — Свистят они как пули у виска. Давай подпевай, Родин.
— Мгновения, мгновения, мгновения, — закончил я за командиром, продолжая выполнять заход на посадку.
— Хорошо. Контролируй скорость и высоту. Нормально идëшь. Обороты, скорость. И….касание. Держи, держи! Опускаем.
На стоянке Нестерову слегка досталось от Доброва. Заметил полковник, что Николаевич закуривал сигарету и не успел выбросить.
— Нервы, товарищ командир, — улыбнулся майор. — Разрешите уточнить по…
— Всё хорошо. Давай его книжку сюда, — сказал Добров, расписался и поставил мне оценку «хорошо».
— Разрешите уточнить замечания? — спросил я у командира.
— Потом. Нестеров свободен, а Родин со мной на беседу. Сынок! — подозвал он техника, который хранил головной убор командира. — Шлем в класс высотного снаряжения. Спасибо.
— Есть товарищ полковник!
В течение нескольких минут мы обсудили полëт и мои ошибки. Добров, конечно, профессионал. Объяснил всё досконально и понятным языком.
— С инструктором, когда летаешь, те же были ошибки? — спросил полковник.
— Да. Носовое колесо тороплюсь опускать и в процессе четвëртого разворота взмывание небольшое постоянно.
— Поправимо. Родным пишешь? Звонишь?
— Периодически.
Если писать письма много ума не надо, то вот к походам на переговорный пункт не могу никак привыкнуть.
Кричат тебе «Владимирск, 1 кабинка» и давай разговаривай по цене 15 копеек за минуту.
— Товарищ полковник, у меня есть вопросы о родителях. Ответите?
— Смотря о чëм собираешься спросить. Я знал твоего отца и мать. Как и Борисов Иван Иванович.
— Это я уже понял. Меня больше интересует вопрос об их гибели. Что-то можете сказать?
Добров не спешил с ответом. Зачем нужна эта секретность?
— Про смерть твоей мамы, к сожалению, ничего не могу сказать, поскольку не знаю. Серëга выполнял обычный ночной полëт. Случился отказ двигателя на предельно-малой высоте и врезались в сопку. Такова официальная версия.
— Было ли расследование?
— Конечно, но там местность с непроходимыми лесами и высокими холмами. Практически ничего не нашли от МиГ-21, — ответил полковник.
Как-то неправдоподобно звучит. Слишком просто, чтоб это нужно было скрывать.
— Вы думаете, я в это поверю? А потом и… мама Валентина заболела и умерла. Не вяжется что-то.
— Те, кто были там, нередко заболевали. Жаркий климат, дожди, распыление токсинов — нам нелегко приходилось в борьбе с грозным противником.
Кажется, у меня начал складываться пазл. Секретность, болезнь мамы Родина, фотография в кабинете Леонида Краснова, где он стоит на фоне джунглей — подобные детали ведут явно не на советский Дальний Восток.
— Как я понял, товарищ полковник, в тех местах, где погиб отец, звали вас не иначе как «льенсо»? — спросил я.
— Вылитый отец. Умом ты явно не обделëн. Дело действительно было во Вьетнаме.
Из рассказа Доброва стало
