class="p1">Феофан, тут надо отдать ему должное, придумал «ход конем». Раз уж царская семья так падка на все эзотерическое — давайте подсунем им нашего, исконно-посконного православного старца, схимника. Судя по тому, что в столице Распутин объявился с рекомендательным письмом от казанских священников — кастинг был объявлен по всей России.
* * *
Наталья оказалась измученной, бледной девушкой лет пятнадцати-шестнадцати в сорочке, укрытая одеялом. В палате витал тяжелый дух лекарств, дежурила пожилая сиделка.
— Ой, пророк пришел! — девушка натянула одеяло выше, открыв ноги в лубках.
— Я не пророк, красавица — кивнул сиделке, сел рядом на стул. На прикроватном столике стояло множество склянок, среди которых я отметил детские капли с кокаином. Нормально так лечат ребенка! Или кокс тут в качестве болеутоляющего?
— Кто же?
— Странник. А звать меня Григорий Ефимович Распутин.
— Распутин — это от распутный человек? — поинтересовалась дочь Столыпина.
Ничего так, живая, любопытная. Сиделка осуждающе покачала головой.
— Нет милая. Распута — это перекресток, пересечка дорог. На нем стоит мое село Покровское.
— В Сибири?
— Там, красавица. В Тобольской губернии.
Сиделка тихо ушла, но в комнате тут же появилась статная дама, с такой увядшей русской красотой и припухшими от слез глазами.
Я поднялся, поклонился. Она представилась официально — Ольга Борисовна Столыпина.
— Мамочка, отец Григорий пришел! — Наташа пошевелилась в кровати, но тут же сморщилась и чуть на заплакала.
— Не отец он, доченька и не пророк — простой сибирский мужик, даже не рукоположен.
Я лишь пристально смотрел в глаза жены премьера. Промолчал.
— Не надо меня мессимизировать, господин Распутин. Я во все эти сказки не верю!
— Не веришь и не надо — я пожал плечами, принюхался, прошелся вдоль левой от входа стены. Женщины смотрели на меня в удивлении.
— Тяжкий тут дух то… Поди недалече спальня Катьки Мужеубийцы.
— Ой, и правда — Наталья посмотрела на меня в удивлении — Сиделка говорила, что за соседней стеной Екатерина Великая умерла. А почему мужеубийцы?
— Поди вам в гимназиях не рассказывали?
Столыпина нахмурилась, произнесла, цедя слова:
— Не надо пугать девочку! Делайте то, ради чего посланы и убирайтесь!
— Мамочка, ну пусть Григорий Ефимович расскажет!
— У Екатерины муж был, Петр Третий — я посмотрел на Столыпину. Заткнет или нет?
Жена премьера лишь сжала губы.
— Знаю — кивнула Наталья — Внук Петра I.
— Ему сосватали невесту. Из немецких принцесс. Будущую Екатерину II Но семейная жизнь у них не задалась — я замялся, не зная, как продолжить про любовников Фике. Посмотрел на Столыпину. Та лишь незаметно покачала головой.
— И она убила своего мужа?? — не выдержала Наталья.
— Не сама конечно, подручные у нее были.
Прошелся еще раз по комнате, встряхнул руками.
— Тяжкий дух, тяжкий… — я покачал головой — Но святая молитва завсегда помогает. Почистим сейчас ваше обиталище.
Я встал на колени перед кроватью Натальи, начал «Отче наш». Молился громко, медленно.
Столыпина быстро потеряла терпение, вышла из комнаты. А Наташа на последних словах даже присоединилась ко мне, перекрестилась.
— Исповедуешься ли, чадо? — спросил я.
— Исповедуюсь и причащаюсь — кивнула дочка Столыпина.
— Тверда ли твоя вера?
— Тверда, отче!
— Тогда и пугаться нечего. Поправишься ты. И ходить будешь. Веришь ли моему слову?
— Верю, Григорий Ефимович!
* * *
Вот в этом вся российская власть. Нужен был — подали к крыльцу «ландо», привезли. Нужда отпала? Иди домой пешком.
А мы не гордые… Я вышел из Зимнего, вздохнул морской воздух полной грудью. Рядом Нева несла свои свинцовые воды, дул холодный ветер. Но октябрьское солнышко постепенно нагревало город и уже успело расплавить снег. Дворники сгребали конские яблоки, по брусчатке мимо проехала богатая карета, запряженная четверкой лошадей.
Ко мне подошел усатый городовой с шашкой-селедкой на боку, строго спросил:
— Почто колобродишь у дворца? Кто таков?
— Тобольский крестьянин, Распутин. Вызывали к Столыпину.
— К самому первому министру? — поразился городовой.
— К нему.
— И зачем же ты ему нужон?
— То дело секретное, касаемо его детей.
Городовой снял фуражку, в сомнении почесал затылок.
— Ладно, иди.
И я пошел по Невскому. Он практически не изменился за сто лет — все также по нему фланировала разодетая публика, сияли начищенные витрины магазинов и рестораций. По проспекту шла самая настоящая конка и я не удержался — проехал пару остановок. Это было… необычно!
У дома Гейденрейха я вышел, заглянул на почту. Дал две телеграммы в Покровское. В одной коротко сообщал жене, что со мной все в порядке, я молюсь за нее и детей, высылаю переводом денег. Во второй, адресованной шурину Николаю Распопову спрашивал не хочет ли он, вместе с моим покровским со молитвенником Ильей Ароновым приехать в столицу. Имена односельчан я узнал из писем — судя по дружескому тону в переписке это были люди, на которых можно положиться. А мне такие в Питере ой как нужны!
Пятьдесят рублей разделил так. Двадцать послал жене, тридцать Распопову на дорогу. Третьим классом как-нибудь доедут. Обратным адресом указал собственный дом Лохтиных. Я точно собрался из него съезжать — от увядших прелестей Ольги надо бежать, но куда?
Остро стоял вопрос с деньгами. В кармане звенела мелочь, все свои капиталы я выслал в Покровское. Срочно нужен был источник пополнения финансов. Царь? Деньгами в семье заведовала скупая Алекс и министр царского двора. С этих поди получи хоть что-то.
Можно было бы взять патенты на разные изобретения, которые появятся в будущем. Но когда от них пойдет отдача? А деньги нужны прямо сейчас.
В мрачном расположении духа я вернулся к дому Лохтиных и обнаружил перед ним толпу народа.
Народ гудел, переругивался. Многие щелкали семечками, сплевывая на мостовую. Я увидел пару журналистов с камерами на треногах.
Была чистая публика — стояла даже чья-то коляска-двуколка. Но в основном клубился простой люд — крестьяне, мастеровые.
Я встал за углом, прислушался. Одна женщина в платке рассказывала соседке:
— …ожег меня своими глазищами, я вся замерла аж… А внутри так тепло стало.
Другой старичок, на клюке интересовался — Как же старец то излечивает? Силой молитвы, али какие заклинания знает?
Ему отвечали:
— Да православный он. Заклинания то читать грех большой!
Ясно. Мне предстоит целое представление.
Быстрым шагом я вышел из-за угла и сразу стал крестить народ:
— Господи помилуй! Поздорову ли православные?
— Григорий, он!
— Распутин, Распутин!
Толпа подобралась, стала напирать. Ослепляюще щелкнули вспышки магния в фотоаппаратах.
— Почто стоите тут, кого ждете? — я взобрался на крыльцо, скинул армяк на перила. А прохладненько так! Солнышко зашло за тучки — переменчивая питерская погода показало свой обычный норов.
— Благослови нас, отец
