Временами я вообще забывала, кто я такая на самом деле. Мне нравилось быть Беатрис. Это было настоящее приключение! Это была СВОБОДА!!! Казалось, с отъездом из Франции я сбросила не только ненужные мне регалии, но и десяток лет как минимум. И чувствовала себя не брошенной женой, о которой никто и не вспоминал, а… ой, да кем только я себя ни чувствовала! Всем, кем хотела. И это было упоительное состояние. Помниться, когда я была маленькой, то хотела стать морским разбойником. Ну не принцессой же, ведь я ею была, и ничего особенного в этом не видела. Быть отважным морским разбойником было куда интереснее! А еще я хотела стать танцовщицей в бродячем цирке, а еще — лечить лошадей. А сейчас, находясь в Скарборо, я не была так уверена, что всего этого, да и чего угодно другого со мной никогда не случиться. Кто знает? Ведь многое уже случилось. Ну, во всяком случае, лошадей, разбойников и цирка вокруг было предостаточно.
И тут, наконец, надо упомянуть о третьей причине моих личных тревог — о графе Солсбери, единственном хоть сколько-нибудь знатном человеке среди всех остальных. Но мы с ним никогда прежде не встречались, поэтому опасности он для меня не представлял. Вернее, я так думала, что не представлял. Это был всем известный бастард моего неутомимого свекра, короля Генриха, которого я тоже ни разу не видела, но о похождениях которого была весьма наслышана. А кто о них не был наслышан, если подумать? Да вся Европа была в курсе. Детей Генрих наплодил столько, что и не сосчитаешь. И это без учета восьми законных отпрысков! И Солсбери этим умением явно пошел в отца. Так что беда пришла, как говорится, откуда не ждали. Граф не стал тратить время на какие-то там ухаживания, хоть с розами, хоть без, а вместо этого просто попытался зажать меня в укромном углу чуть ли ни при первом же знакомстве. Деваться мне было некуда, а отпора граф не ожидал. Видимо, ему в голову не приходило, что ему кто-то может отказать. Так что, в результате нашей встречи некоторое время граф ходил несколько несвойственной ему семенящей походкой — потому как мое колено своей цели достигло. Но, надо признать, Солсбери оказался не из обидчивых, и, не затаив зла, в дальнейшем неоднократно предпринимал прямодушные попытки снова взять меня штурмом. Но теперь это было не так просто — я все больше времени находилась вместе с Марион, которая, сама того не подозревая, снова меня выручала. Ведь при ней Солсбери руки распускать не смел. Облизывался как кот на сметану, но в руках себя все-таки держал. А тут еще душечка Марион пообещала сделать меня своей придворной дамой. И мне, не смотря на очевидную комичность ситуации, это было приятно. Все-таки она и вправду хорошая. И такая трогательная… Да и Солсбери с отцом Адипатусом затруднительно будет до меня добраться.
А вообще жить под чужим именем, но наконец-то так, как хочешь, было прекрасно! С каждым днем я чувствовала себя все лучше и лучше, и все мои прежние неприятности, вся моя жизнь казались чем-то далеким, а подчас и просто-напросто выдуманным, ненастоящим. И не только мне наше новое житье-бытье шло на пользу: мои придворные тоже будто бы отряхнули с себя вековую пыль и зажили наконец-то настоящей жизнью. Удивительно, но рытье рвов и уход за ранеными не только не утомили их, но как будто впервые придали их существованию смысл. Наверное, для внимательного взгляда мы напоминали бы узников, вырвавшихся из многолетнего заточения, но подобного взгляда бросить было некому — это может показаться невероятным, но вокруг нас не было ни одного человека, кто имел бы хоть какое-нибудь понятие о том, кто мы такие. И это воистину было подарком судьбы. Потому что иначе, найдись тут хоть кто-нибудь, знавший меня, это перестало бы быть приключением. А я к тому времени уже поняла, что готова расстаться даже с не так уж нужной мне короной, но вот с ощущением свободы — ни за что. И прекращать изображать из себя леди де Леоне по собственной воле не собиралась. А угрозы, которая бы заставила меня это сделать, пока не наблюдалось.
Конечно, я не могла не думать о том, что может случиться, если братец Джон одержит верх, и всей душой надеялась, что этого не произойдет. Ведь тогда бы мне действительно пришлось весьма несладко. Хотя… я уже приходила к мысли, что даже если так, то оно того стоило! Да и вариантов было всего два — или посадят в какой-нибудь монастырь под замок, или отправят на небеса. Но сейчас я как никогда поняла, что туда совсем не тороплюсь. А потому решила не переживать раньше времени и положиться на судьбу.
И все кончилось хорошо. Вовремя подоспевший принц Робер не только отстоял Скарборо, но и весьма основательно разобрался с принцем Джоном. И, как вы можете догадаться, такому повороту событий я была весьма рада. Еще больше я обрадовалась предстоящему свиданию со столь неожиданно обретенным сыном. И эта встреча превзошла все надежды, которые я только могла питать…
Мы встретились запросто, в покоях принцессы Марион, которая не скрывала своей радости по поводу возвращения горячо любимого мужа. Муж этот оказался весьма пригож лицом, довольно статен, вот только годков ему было явно больше, чем могло бы исполниться моему сыну. Будь он у меня, конечно. И порядочно больше. И Ричарду в сыновья он тоже вряд ли годился, хотя тут я не могла утверждать наверняка. Кто знает, может быть, это результат приключения моего супруга в годы ранней юности? Но очевидного сходства между ними не было, да и можно ли считать внешнее сходство серьезным аргументом в вопросе престолонаследия… Не уверена.
При первой встрече я дала бы ему лет двадцать пять, а в дальнейшем, рассмотрев его как следует, при дневном свете, и познакомившись поближе — и все тридцать. Большинство же к нему, кажется, и не приглядывалось — вот в чем преимущество королевской власти. Сказано — принц, значит, принц. Сказано — молодой, значит молодой. Арифметическими подсчетами никто не утруждался. А если и утруждались, то про себя. Они просто приняли эту мысль без раздумий, и чем больше я общалась с Робером, тем больше понимала — почему это именно так произошло. Он, при всей его странности и непохожести на других принцев и королей, а, может быть, именно и поэтому, был, пожалуй, лучшим из христианских правителей. И то, что многие принимали его чуть ли не за юношу — не так уж удивительно, ведь он не только молодо выглядел, но и тщательно брил усы и бороду. А так как был от природы светловолос, то даже отросшая щетина в глаза не бросалась. Но я-то зрелого мужчину, как бы хорошо он ни выглядел, с юношей не спутаю. Другое дело, что большинство из известных мне мужчин не обременяют себя уходом за собой. А вот Робер, по рассказам Марион, мылся чуть ли не каждый день, и, подозреваю, чистил зубы — настолько его улыбка была белоснежной, особенно по сравнению с окружающими его друзьями. Руки его были ухоженными, но не изнеженными. И в довершение всего, от него приятно пахло, а это уж вообще редкость в здешних, и не только здешних, краях. Так что первое, что мне пришло в голову — он вырос на Востоке. Единственное, что не совпадало с принятым на Востоке обычаем — это бритье. Он всегда был чисто выбрит, как римлянин. Вот только сомневаюсь, что он прибыл к нам прямиком из Римской империи, потому что тогда бы он точно выглядел куда старше… Но кто он такой? Откуда? Кто его родители? Этого я понять не могла, как ни старалась. Хотя многие годы, оставаясь в тени, я терпеливо наблюдала за людьми и смела думать, что научилась неплохо разбираться в человеческой природе. Но здесь для меня таилась неразрешимая загадка…
