— А куклы тебе зачем?
— По маршруту гастролей агитбригады село Большие Стога, там у Степановны внучки живут. Дочка её туда замуж вышла. Просила передать.
— Что за Степановна? — не понял Епифан.
— Хозяйка дома, где я угол снимал, — ответил я и Епифан потерял интерес к моему барахлу.
— Про Софрония, значит, ничего сказать не хочешь? — с какой-то весёлой злостью спросил он.
— Не знаю его, — опять повторил я, за что получил увесистую плюху (аж зубы щелкнули) от второго мордоворота. Счёт к сектантам всё больше рос и увеличивался.
— В погреб его! — велел мордоворотам Епифан, — пусть посидит, подумает, проветрится.
— Утром следователь вас не похвалит за это! — выпалил я, и очередная затрещина выбила искры из глаз.
— Следователь тоже наш человек, — ухмыльнулся Епифан, — так что не беспокойся о нём. О себе лучше подумай. Молиться умеешь?
Я дёрнул головой.
— Мда, что от вас, от безбожников, взять, — вздохнул Епифан и добавил с притворным сожалением, — ладно, не переживай, парень, я панихиду по тебе отслужу самую наилучшую.
И заржал, козёл, обидным голосом.
А меня мордовороты поволокли в подвал.
Я сперва думал, что потянут к сельсовету, там же холодная — специальное полуподвальное помещение, где удерживались нарушители спокойствия Яриковых выселок до приезда городских властей. Но нет, меня бросили в подвал прямо тут, во дворе дома, где обитал гарем Епифана. А жаль, так хоть была надежда, что по дороге или сбегу, или орать буду.
Я полетел вниз, посчитав своими боками все ступеньки. Хорошо, подвал не глубокий был. Так что отделался парой синяков и ссадин.
Тут было темно, словно в склепе. Хотя с другой стороны — подвал от склепа отличается только содержимым. Медленно я поднялся на подрагивающие после падения ноги, стараясь не стонать. Пощупал рёбра, колено, которым ударился. Вроде сильных ушибов нет.
И то ладно.
Итак, сижу в каком-то подвале у сектантов, в какой-то глухой деревушке, среди лесов. И никто никогда не узнает, где меня искать и куда я девался.
Зашибись перспектива.
Своим агитбригадовцам я оставил записку, где написал, что встретил родственника по отцу и еду с ним к нему домой, хочу расспросить его деда, отчего умер мой отец. И вернусь примерно через неделю. Маршрут агитбригады знаю, так что присоединюсь по дороге. Зарплату за время моего отсутствия прошу перечислить на поточные нужды агитбригады.
Конечно причина слегка корявенькая, но я надеялся, что Гудков не станет поднимать бучу, чтобы не возвращать деньги за моё патронирование, а по возвращению думал выставить им стол с выпивкой, так что всё бы обошлось. Ну или, в крайнем случае, ограничилось бы порицанием в устной форме.
А теперь я сижу в подвале и меня раньше, чем через неделю, не хватятся.
Мда, ситуация.
В животе заурчало. Я сегодня весь день туда-сюда пробегал, не ел вообще ничего. Только наблюдал разносолы в домах председателя сельсовета и Епифана.
Эх, смутные времена, никакого уважения к ребёнку.
Мои мысли приняли более практическое направление. Я сейчас находился в подвале. То есть как минимум какие-то яблоки и капуста в бочках здесь должны быть. Это — раз. Во-вторых, так как холодильников в эти времена еще не было, во всяком случае за время моего пребывания здесь, я их в домах простых людей что-то не видел, то, значит, часть скоропортящихся продуктов вполне тоже могут хранить в этом подвале. Какие-нибудь куски солонины, масло или кисломолочные продукты. От этой прекрасной мысли мой желудок квакнул так громко, что я чуть не подпрыгнул.
Вся проблема была в том, что в такой кромешной тьме я не видел совершенно ничего. А тыкаться руками во все стороны малопродуктивно. Как бы я не был голоден, но есть что-то, чего я не вижу — я не буду никогда. Вдруг здесь что-то испортилось, а я его есть буду. От этой мысли меня аж передёрнуло.
— Генка! — голос Еноха заставил меня подпрыгнуть от неожиданности ещё раз.
— Енох! Напугал!– выдохнул я.
Скелет появился передо мной, заливая подвальное помещение слабым зеленоватым светом.
— Ты что, можешь выходить? — удивился я.
— Ага. Здесь могу, — ответил призрак, с интересом оглядываясь по сторонам.
— И я могу! — рядом появился Моня и видимость стала значительно ярче.
— Супер! — обрадовался я, — стойте здесь, мне так хоть немного видно.
— Мы тебе что, светильники⁈ — обиделся Енох и исчез.
— Я есть хочу, — пожаловался я Моне, а здесь не видно ни зги. Хоть ты меня не бросай, а то умру скоро с голоду.
— И ничего я не бросал! — сварливо заявил Енох, появившись в подвале, — нельзя уже на секундочку по делам отлучиться⁈
В подвале вновь стало светлее.
— Да, так лучше, — кивнул я, шаря голодными глазами по полкам.
— Генка, смотри, здесь колбаса, смальцем залитая, — Моня подлетел к одному из больших горшков и теперь парил над ним, подсвечивая.
— Отлично! — я метнулся к горшку и выудил ароматное полукольцо. В помещении сразу аппетитно запахло чесноком.
— А здесь, в бочке, огурчики, — сообщил Енох, внося и свою лепту в моё пропитание.
От огурчиков я тоже не отказался.
— Эх, ещё бы хлеба! — мечтательно сказал я, не прекращая жевать.
— Хлеба нету, но здесь, зато, есть вино, — Моня внимательно осматривал большие кувшины.
— Вино, это хорошо, — согласился я. Хоть я был в тулупчике, но в подвале было холодно и сыро, так что пробирало до костей. А от вина будет теплее.
Я жевал, запивая вином прямо из кувшина. Неудобно, конечно, я уже дважды облился, но что делать — другой посуды здесь нету.
— Моня, глянь, дверь чем заперта? — велел Енох.
— А сам? — сварливо огрызнулся Моня.
— А я Генке подсвечиваю! — возмутился Енох, — нельзя же его в темноте бросать!
— А я что, по-твоему, подсветить не могу? — сердито сказал Моня, — вот сам или и смотри!
— Не ругайтесь, — вздохнул я. От сытости я потяжелел и мои глаза стали слипаться. Ну а что, третьи сутки не сплю. От такого режима любой свалится.
— Побудьте со мной ещё пару минут, — зевнул я, — Не бросайте. Когда вы вдвоём — так светлее. А потом я подремлю, а вы смотрите, куда хотите и что хотите.
— Генка,
