Заодно выяснялась одна чисто политическая неприятность. Эрцгерцог Иосиф Антон Иоганн Австрийский, фактически — наместник императора в мадьярских землях, был до прискорбия популярен среди венгров и умудрялся сглаживать резкие углы, постепенно добиваясь некоторой автономии края и распространения национального языка. Принимая решение о его участи, Строганов искренне пожалел, что вынужден так поступить с достойным человеком, ибо подобные среди Габсбургов — редкое исключение.
Но на войне как на войне. В дождливый осенний день, когда газеты заполнились аршинными заголовками, что империя не может более терпеть прямое вмешательство России в польские дела и объявляет войну, на подножку кареты эрцгерцога вскочил полноватый молодой человек невысокого роста. Несмотря на вице-императорский статус, Иосиф Антон Иоганн разъезжал по Буде и Пешту без гусарского сопровождения, некому было сбросить злоумышленника или хотя бы крикнуть, как в день убийства Генриха Четвёртого: берегись, Наварра! Человечек достал двуствольный пистолет и выстрелил дважды, потом бросил оружие, проорав что-то вроде «смерть покровителю мадьярских обезьян», с тем растворился среди узких улочек.
Под шум от убийства, перекрывший новость о войне с империей Демидовых, Строганов вернулся в Вену, где незамедлительно был вызван к полковнику Императорско-королевской жандармерии фон Шварцу в знакомый кабинет.
— Надеюсь, вы нашли грабителей? Пострадали и мои вклады, — с ходу заявил граф, незамедлительно переходя в нападение. — Надеюсь, наши отношения позволят рассчитывать на правдивые сведения?
— Без сомнения, герр Трошкин. Но есть моменты, которые считаю своим долгом прояснить.
— Извольте, полковник, — Строганов придал осанке и лицу приличествующее выражение, откинувшись в кресле.
— Признаюсь, жестокое убийство эрцгерцога сейчас затмило смерть двух жандармов. Однако есть, повторяюсь, некоторые моменты, которые настораживают. В обоих случаях вы находились в городе, где случались преступления — в Вене и Пеште. Из этих городов тут же выехали, причём каждый раз мне докладывали, что наши… гм, опекуны вас теряли из виду. Не слишком ли много совпадений?
— Вы меня подозреваете? Досадно, но таков ваш долг, поэтому я не в обиде и охотно отвечу на все вопросы. Вечером, когда злоумышленники грабили Шпенглербанк, я наслаждался оперой «Волшебная флейта». В театре встретил знакомых, они могут подтвердить. Верите ли, полковник, к концу первого действия разболелась голова, словно от дурного предчувствия. О том, что оно оправдалось, узнал из газеты. Скорблю по вашим погибшим, но и утрата денег для меня весьма неприятна, будем откровенны. В Пешт я выезжал рано утром по делам, ни от кого не скрываясь. Возможно, опекуны задремали, вы не допускаете такую возможность? — единственный глаз глянул чуть иронично. — Касательно покушения на эрцгерцога должен признаться — у меня alibi нет.
— Приметы убийцы не совпадают с вашими. Что же касается главаря грабителей, есть сведения, что он высокого роста, говорит по-французски и всегда носит маску.
— Вылитый я, — криво усмехнулся Строганов. — Или любой из миллиона высоких французов.
— Пожалуй. Ещё есть сведения о Иссаке Соломоне, с коим вы якшались, он бесследно исчез, и Моисее Кацмане по кличке Халбьюдиш.
— Тоже исчез?
— Найден под мостом через Дунай с проломленным черепом и стреляной раной в плече. Если арестуем кого из его банды — только поквитаемся за убитых товарищей. Об истинном главаре они вряд ли осведомлены. Тем более иудеи крайне неохотно помогают полиции и не признаются даже при самых бесспорных уликах.
Фон Шварц аж ладони развёл, показывая — что возьмёшь с христопродавцев. Но в его открытом жесте почувствовалась некоторая фальшь. Быть может, он полагал, что бандита нашли жандармы и уже отомстили. Что же думал барон на самом деле, осталось загадкой — душа высокопоставленного полицейского довольно темна и непознаваема.
— Можем считать, вы меня вызвали как пострадавшего в деле Шпенглербанка? — граф намекнул, что пора ставить точки над i.
— Да. Но на всякий случай прошу вас не покидать Вену до окончания расследования.
— Увы, полковник, мне необходимо в Зальцбург.
— Зачем?
— Во-первых, истребовать у головного банка возмещение потерь. Во-вторых, цена самого банка упала до весьма заманчивой суммы, грех не воспользоваться шансом вложить немного денег в империю. Так что если я не арестован и не получаю официального обвинения, разрешите откланяться. Дней через десять вернусь — и всецело к вашим услугам.
— Ауфидерзейн, — сдался жандарм.
Ему несколько полегчало. Пусть лучше оба преступления останутся нераскрытыми, со временем найдётся на кого их повесить, нежели всплывёт связь между ним и главарём злоумышленников. Посему подозрения подозрениями, а очень хорошо, что у Трошкина есть толковый ответ на щекотливые вопросы.
Разумеется, Строганов не торопился с покупкой банка. Цена подобных активов падает в связи с неуспешной войной. Национальное восстание усугубит положение.
Его прогнозы оправдались. Вслед за мадьярами поднялись южные славянские земли, полыхнуло в Богемии. Объявленное столкновение с Россией позже назовут «войной, коей не было», ибо после грозного бряцанья оружием канцлер Меттерних бросил армию исключительно на обуздание внутренних беспорядков, о боях за пределами страны уж и речи нет.
Пруссаки, возлагавшие немалые надежды на австрийское участие в кампании против русских, сочли Меттерниха предателем. Не будь достигнута договорённость с империей Габсбургов, они воздержались бы от резких слов в адрес восточного соседа, несмотря на первые вооружённые столкновения с русскими частями, достаточные для casus belli[27], если бы война не была объявлена до сих пор.
Бронеходные, кавалерийские и артиллерийские части, а также матушка-пехота вошли на польские земли и приблизились к рубежам Восточной части Пруссии, развёл пары и поднял паруса Балтийский флот. Влади́слав Понятовский прислал гонца из окружённой Варшавы, что согласен на русские условия возрождения Речи Посполитой, пусть и в составе империи.
Грядущая война ждала своих героев. Человек, в одиночку отвадивший Австрию от любых попыток сражаться с Россией и тем самым значительно облегчивший её участь, остался безвестен как в ипостаси «герра Трошкина», так и под истинным именем.
Да и сам он не гордился содеянным. Страна Моцарта и Штрауса не может не вызывать привязанности. Современная австрийская музыка велика в той же мере, что и русская поэзия. Горько и досадно, что нужно здесь свершать злодеяния, кои обернутся во благо России. По какому праву граф присвоил себе власть карать множество чужих и незнакомых людей? Он не мог ответить на этот вопрос, как и вся его жизнь, правильная и ясная до первой встречи с Пестелем в ранге фюрера, вконец запутанная — после. Короткие годы счастья с Юлией да бесспорная правда в войне против осман были лишь кратким светлым эпизодом на фоне тьмы, покрывшей прошлое, а нынешние неоднозначные деяния скорее окрашены серостью неопределённости. Одно хорошо — ни Юлия Осиповна, ни Владимир о них не знают, так тому быть и далее.
