музейные работники прятали, когда немец пришел, чтобы врагу не досталось. И немцы, когда отступали, тоже зарывали награбленное. А потом кто-то погиб, все смешалось, а сокровища так и остались лежать в земле.
Развалины этого домика в лесу были скучными. Остался один только фундамент, несколько ступенек крыльца, и основание печи. Мы даже играть сюда особо не приходили, хватало в окрестностях Заовражино и более интересных мест. Но на днях балабол Славка рассказал очередную «правдивую» историю про клад. Мол, его точно там спрятали, еще до революции хозяин домика, какой-то там князь или граф, замуровал под полом свое богатство, а потом его большевики и сцапали.
И мы с Костей повелись. Сбежали сюда прямо с раннего утра, чтобы до жары. Изрыли, кажется, весь фундамент. Обломали ногти, ободрали колени. Ничего не нашли, разумеется.
— Санька, только давай никому не скажем, что мы тут были, — Костя шмыгнул носом. — Засмеют же, наверняка Славка все выдумал, чтобы над нами поржать, простачками…
— Ага, — кивнул я и тоже встал. Солнце уже палило со всей дури, треугольная шляпа, свернутая из газетного листа, казалось, вот-вот загорится. — Молчок-рот на замок. Скажем, что просто в лесу гуляли, ежей выслеживали.
— А почему ежей? — встрепенулся Костя. — Может лучше лису? Федька говорил, что видел лису с лисятами, представляешь, как было бы здорово лисенка поймать? Эй, ну ты чего там возишься, пошли уже!
— Сейчас я, подожди… — что-то такое меня дернуло, когда я посмотрел на останки печи. Хотя она на печь была уже не очень похожа, так, куча кирпича и обломков каменной облицовки. Я присел рядом, разгреб кирпичную крошку, освобождая дыру зольника. Взметнулось облачко пыли, я отгреб в сторону хрустящий под пальцами мусор. Сунул в темный зев зольника руку по локоть.
— Санька, да хватит уже, ясно же, что ничего там нет! — Костя топнул ногой. — Что ты как дурачок-то?
— Да подожди ты! — огрызнулся я. Пальцы коснулись чего-то гладкого, мягкого и неровного. Будто… Я ухватил это непонятное «нечто» и поволок наружу.
— Что это?! — Костя одним прыжком оказался рядом со мной и присел. Мы едва не стукнулись лбами над моей находкой. Что-то вроде кожаной шкатулки-чехла. Чуть подгрызенный мышами с одного бока, но пряжки целые. — Ну чего ты телишься, открывай давай!
Мы с Костей в две пары рук принялись сражаться с пряжками.
— Ух ты, Фаберже! — сказал Костя, пыхтя над застрявшим ремешком. — Это который яйца всякие делал?
Пряжки наконец поддались, и чехол раскрылся перед нами как книжка. Яркие солнечные лучи заиграли на золотом кружеве, в котором сплелись звери, невиданные цветы, люди в доспехах и пышных нарядах. Старинные украшения, как на картинках из учебника истории за пятый класс! Массивное ожерелье в форме полумесяца… Браслеты из квадратных секторов…
— Ничего себе… — прошептал Костя и захлопал выгоревшими на солнце ресницами. — Это же золото, да? Золото?
Кажется, мы бесконечно долго сидели на останках старого фундамента, не решаясь дотронуться до своей находки. Как будто боялись, что нам все это снится, и если потрогать, то оно просто исчезнет.
— Это клад, Костя! — я решился наконец оторвать взгляд от магнетического золотого кружева. — Мы нашли настоящий клад!
* * *
— О, Алекс, наконец-то! — на лице Марты засияла искренняя улыбка, глаза озорно заблестели. — Герр граф сказал, что ты сегодня уже должен прийти. Как ты себя чувствуешь?
— Готов работать с энтузиазмом, — я подмигнул Марте. — А работы, как я посмотрю, поднакопилось…
На моем столе возвышалась стопка картонных папок с очередными описями, каталогами и прочими музейными документами, которые графу поставлялись в промышленных масштабах прямо-таки. Пальцы правой руки заныли, в предвкушении многочасового корябанья ручкой по бумаге.
Дверь в кабинет графа распахнулась, на пороге стоял он сам, собственной персоной. Как всегда при параде, в светло-сером костюме в полоску и в белоснежной рубашке. К груди он, как сокровище, прижимал толстую картонную папку.
— Герр Алекс, у меня для тебя очень важное задание, — сказал он, и глаза его при этом лихорадочно блестели. Надо же, обычно он звонил Марте по телефону и просил меня зайти, если ему было нужно. Что же такое приключилось, что он сам пришел в нашу крохотную конуру? — Отложи в сторону этот весь мусор и немедленно принимайся за перевод этих документов.
Граф бережно, как хрустальную вазу, положил мне на стол ветхую папку.
— Марта, я хочу, чтобы его переводы ты напечатала на машинке, — сказал, повернувшись к девушке.
— Я же еще не закончила с дневниками профессора… начала, было, Марта.
— Бросайте все! — воскликнул граф, взмахнув руками, словно дирижер. — Все в пекло! Принимайтесь за янтарную комнату! Я хочу, чтобы сегодня к вечеру записки Растрелли и письма фон Гете и Эрнста Шаха лежали у меня на столе! Крайний срок — завтра утром! И не уходите с работы, пока это не будет выполнено!
Граф развернулся и с грохотом захлопнул дверь. Не от злости и ярости, его потряхивало от предвкушения и возбуждения.
Я провел пальцами по папке. Открыл обложку. Пожелтевшие ветхие листы. Выцветшие чернила… Какие-то схемы, планы, стрелочки… Что же за крыса сидит у тебя в Царском Селе, герр граф? Это ведь явно даже не копии документов, а их оригиналы. Некто стащил их из архива музея и передал через линию фронта. Потому что насколько я помнил, Царское Село все еще не взяли. Уже скоро, где-то вот-вот… Но пока что фрицы точно там не хозяйничают настолько, чтобы мочь стырить уникальные документы.
Сердце забилось сильнее.
Вот оно! Началось как раз то, чего я больше всего ждал. Граф собирается планировать вывоз янтарной комнаты…
— У меня аж руки вспотели, — вдруг заявила Марта. — Герр граф такой радостный. Может, пойдем выкурим по сигаретке на крыльце, прежде чем начать? Нам ведь придется чуть ли не до утра сидеть, папка толстенная…
— Ага, пойдем… — рассеянно сказал я, поправляя очки. Встал, положил поверх драгоценной папки, посвященной янтарной комнате парочку других, из соседней стопки. И вышел из-за стола.
Марта протянула мне тяжелый серебряный портсигар. Я взял сигарету, кивнул, поблагодарив. Так-то я не курю, но для вида можно и подымить, чтобы Марту не обижать. Здесь все курят, так что надо соответствовать…
Но сунуть кончик сигареты в огонек зажигалки я не успел. В этот момент к комендатуре вырулил чуть запыленный, но от этого не менее роскошный красно-белый мерседес. А следом за ним крытый грузовик. На крыльце тут же стало многолюдно, нас с Мартой оттеснили в сторону многочисленные высыпавшие из комендатуры «серые».
Из машины выбрался, приветственно помахивая рукой и широко улыбаясь франтоватый тип в бархатном
