И он ушел.
— Дальновидный… — задумчиво повторил Мстислав. — Это чем же он такой дальновидный? Не понимаю.
— Да просто болтает он, князь. Что ты холопа слушаешь!
— Потому что у болярина из рода Моровичей даже холопы интереснее говорят, чем ты, Корко. Вот ведь к какому человеку мы попали, неблагодарные, неотесанные, дикие. Да еще и обижаемся на него.
Воины не поверили — чудит князь, чудит. Вернулся Нимрод и принес еще какие-то кушанья — и опять было вкусно, и даже обиженные воины потеплели слегка.
— Если бы таких поваров как ты дюжины две водилось, — сказал второй воин, именем Грыжа, — да в войско их — так ведь в плен бы никто не сдавался бы, сражались бы до последнего. А так — в походе, бывает, развлечься нечем, идешь, идешь — луна да волки.
Нимрод, подумав, сказал:
— Вот ты говоришь — луна да волки. А вот Като-старший говорил — Кархваж следует разрушить! И ведь разрушили его, Кархваж. А для чего? А чтобы показать всем, что с Римом шутки плохи!
— Это когда же такое было? — спросил Грыжа.
— В древние времена, — объяснил Нимрод. — Такие были особые, пунические войны.
Грыжа кивнул важно.
— Когда война пуническая, оно даже лучше, — сказал он. — Нужно все время быть готовым к бою. Никакой острастки воинам не нужно, ежели пуническая.
Мстислав, оставив воинов на попечение Нимрода и помня, что по углам ссать нельзя, вышел на задний двор, нашел там отхожее место, огороженное, поссал, а затем вернулся — но другим путем, не тем, каким вышел. Ему хотелось посмотреть на другие помещения в доме, а просить Нимрода их показать он почему-то постеснялся — возможно, первый раз в жизни.
Каменная лесенка вела на верхний уровень — странно, никакого второго уровня снаружи Мстислав не заметил. Поднявшись по лесенке и потянув на себя дубовую дверь, Мстислав оказался в башенке — круглой, будто крепостная. Наличествовали четыре окна — по частям света — скаммель, ложе, и несколько полок, на которых стопками лежали фолианты. Гостемил, оказывается, не дремал, а читал, полулежа на постели.
— Заходи, заходи, князь, — сказал он.
— Я не мешаю?
— Вовсе нет. Ты человек рассудительный. Сопровождающие твои — невежи, это точно, я от них и ушел, и почему-то мне подумалось, что рано или поздно ты меня здесь разыщешь. И я не ошибся.
— Это твоя спальня?
— Нет, спальня внизу, а это больше — логово. Когда ко мне приезжает женщина и задерживается на несколько дней, иногда удобно — сбежать сюда и запереться на час-два. Отдохнуть.
— А у тебя часто женщины бывают?
— Нескромный вопрос, князь.
— И то правда. Брат мой Ярослав — он лучше воспитан, чем я?
— Манеры у него лучше. Но ты добрее.
— Благодарю.
— Не за что.
— Позволь посмотреть фолианты?
— Конечно.
Мстислав взял наугад фолиант, открыл его, осмотрел титульный лист.
— О! — с уважением сказал он. — Перевод с арабского, не так ли.
— Да, — отозвался Гостемил. — Ничего особенного. Примитив, как все восточное.
— Не скажи. Они там, на востоке, весьма мудры.
— Не слишком. Это в Константинополе придумали, про мудрость Востока. Для пущей важности, а если до сути дойти, то ради денег. Какой-то летописец просил у императора денег на изучение.
Мстислав усмехнулся и взял следующий фолиант.
— Твой холоп, — сказал он, — отказался сесть со мной за стол, и объяснил это своей дальновидностью. Это он о чем?
Гостемил засмеялся.
— В Писании так сказано, — объяснил он. — Кто слуга здесь, будет в Царствии Божием господином, и наоборот.
Мстислав хлопнул себя по лбу и тоже засмеялся.
— Точно!
— Если это так, — добавил Гостемил почти серьезным тоном, — то я надеюсь, что Нимрод будет там ко мне милостив.
Мстислав кивнул, смеясь, и взял следующий фолиант.
— Говорил я давеча с одним муромским священником, — рассеянным тоном сообщил он. — Прихолмовой Церкви. А потом с посадником. Церковь построили недавно. И как-то странно — деньги на строительство и содержание дали какие-то темные личности, тати какие-то. Почему-то именно этот люд тянется к Учению, а простой народ… хмм…
— А простой народ осуждает, — закончил за него мысль Гостемил и поменял позу — отложил фолиант и заложил руки за голову.
— Именно. Может — правда, что славяне и Писание — несовместимы? Некоторые ученые люди так говорят.
— Где это такие ученые люди водятся?
— У меня в Чернигове.
— Но ведь тати — тоже славяне?
— Да.
— Понятно, что осуждать легче, чем давать деньги на строительство. За осуждение плату не берут, ежели оно не препятствует сбору десятины.
— Я не об этом. Не стыдно ли священнику принимать деньги от лихого люда?
— Не стыдно. Почему ему должно быть стыдно?
— Лихие люди они ведь… А знаешь, — неожиданно сказал Мстислав, — мне на эти темы и поговорить-то не с кем!
— Говори со мной, князь.
— Да… Ты первый человек за много лет… с которым я могу откровенно… э… Слушай, Гостемил, переезжай в Чернигов! Будем жить рядом, в гости ходить… друг к другу… Нет, я помню — род олегов, и так далее.
— Да.
— Ну так я к тебе буду ходить в гости.
— Хмм…. — сказал Гостемил.
— Да… Вот воры — они замаливают грехи, это понятно…
— Остальные считают, что им замаливать нечего, потому и денег не дают на церковь, — объяснил Гостемил. — Святой народ, безгрешный.
Мстислав засмеялся.
— Поэтому, следуя логике Писания, — добавил Гостемил, — воры скорее попадут в Царствие Небесное, чем осуждающие.
— Именно, именно… Позволь, это что же такое? Апулей! В переводе на греческий! Я этот фолиант ищу лет двадцать уже! Читал в детстве, украдкой. Можно я его у тебя куплю?
— Нет, но можешь взять на время. И дать писцу переписать.
— Правда?
— Конечно.
— Спасибо, болярин, спасибо тебе… А, да — говорил я с тем священником. И сказал он мне, что тех денег, что воры дали, едва бы на половину постройки хватило. А недостающую часть дал здешний годсейгаре.
— Вот ведь болтливый грек, — заметил Гостемил, раздражаясь, приподнимаясь на ложе. — А ведь было ему говорено — молчи, строй, да радуйся.
* * *
Свои сбережения Гостемил хранил у черниговского купца, и когда ему нужны были средства, приезжал в Чернигов и останавливался всегда в одном и том же месте — в Татьянином Кроге. Хозяйка тут же посылала кого-то из половых в детинец, к вечеру в крог приезжал князь, и беседовали они с Гостемилом до поздней ночи.
В одно из таких посещений Мстислав явился мрачноватый, будто нехорошо у него было на душе. Гостемил, за несколько месяцев знакомства потеплевший к князю и, несмотря на то, что были они одного возраста, относящийся к Мстиславу с отеческой добротой, попытался выведать причину плохого настроения властелина Левобережной Руси. Мстислав некоторое время мялся, а затем понизил голос и произнес:
— Только тебе доверюсь, Гостемил. Знаю, что ты меня не предашь.
Гостемил пожал плечами.
— Сестра моя навещала меня, и предложила мне кое-что, — доверительно сказал Мстислав. — Немного. Что-то должен сделать я, и что-то в благодарность за это сделает еще кое-кто. Но ведь… — князь еще понизил голос, — с этим людом, как поведешься, так уж не отпустят.
Помолчав, Гостемил осведомился:
— Я полагаю, что сестру твою зовут Мария?
Мстислав кивнул.
Еще помолчав, Гостемил сказал без особой злобы:
— Стерва.
И еще помолчали.
— Почему к тебе, а не к Ярославу? — спросил Гостемил.
— Да, я тоже так подумал. Видимо ко мне им удобнее было подобраться. Я вдовец, дочери замужем за не слишком выдающимися людьми. Ярослав же поддерживает связь со всем миром — через жену, детей, родственников.
— В каких выражениях она предлагала тебе… сделку?
— Не слишком радушный тон у нее, не слишком. Скрытые угрозы.
— О! — сказал Гостемил. — Стало быть, они уверены в успехе.
— Да, похоже.
— Ты ей отказал?
— Да.
— Рассердилась?
— Виду не показала.
— Что ж… Нужна тебе, князь, хорошая охрана. Очень хорошая. Такая охрана, которая никого к тебе не подпустит из непроверенных людей на триста шагов. Нужен также проверенный повар, к которому никого не будут подпускать — могу дать тебе Нимрода.
— Ты шутишь! Ты не хотел мне его продавать!
— Речь не о продаже. И нужно пожертвовать частью территорий.
— Зачем?
— Чтобы сохранить остальные. Подумай, с кем из христианских правителей ты можешь заключить союз. Самое лучшее было бы — с Конрадом.
— Я подумаю. Завтра еду на охоту…
— Нет, — быстро сказал Гостемил и покачал головой.
— Что — нет?
— Дни охоты прошли, Мстислав. Какая еще охота! Кругом леса густые, они могут просто стоять за сосной и ждать удобного момента.
