– Для первого – вполне. Мои парни сейчас в море. Вы в отеле остановились?
Я киваю.
– Ну так они вас привезут сюда к половине девятого. И все-таки, вы согласны начать завтра?
В его тоне я чувствую раздражение.
– А ваши парни по-английски говорят?
Понятно, что это глупый вопрос, но не могу же я спросить прямо, есть ли французы среди его подчиненных. У меня должны быть развязаны руки, мне не нужны подозрения, лучше уж выглядеть дураком. И кажется, в этом я вполне преуспел.
– Конечно, они говорят по-английски, ведь мои клиенты должны понимать их инструкции. Подводное плавание – вещь серьезная; надеюсь, вам это известно. Чуть что не так – и вот вам несчастный случай.
Он бросил эту фразу легко, походя. Может, заметил, как я побледнел? Теперь уже он дает задний ход. И продолжает:
– Они говорят по-английски и по-арабски, а один из них – и по-французски. Вы ведь француз, не правда ли?
Я снова киваю.
– У меня есть французский инструктор. Записать вас к нему?
Вопрос так и рвется у меня с языка. Я не выдерживаю:
– Как его зовут?
– Марен.
И моим сердцем вновь завладевает ярость. Я едва удерживаюсь от вопросов, теснящихся в голове: «А вам что-нибудь говорит имя испанки Пас? Она часто ныряла с вами? Это вы подняли тревогу, когда вам сообщили, что ее обнаженное тело лежит перед рыбацкими хижинами?»
Но тут он возвращает меня к действительности:
– Так как насчет завтра? Да или нет?
Есть ли у меня выбор? Нет.
Я должен спуститься под воду, чтобы понять.
– Да.
– Тогда подпишите это.
И он протягивает мне листок, где нужно написать, что при несчастном случае я отказываюсь от всяких претензий.
Я плаваю. Плаваю в воде залива. Чтобы смыть с себя накопившуюся усталость. У меня нет больше сил переносить эти приступы боли, эти тайны. Снова и снова вспоминаю о неподатливом дверном замке. Что это за сокровище такое, которое я не смог ей подарить и за которым она приехала сюда? Что за сокровище встретила она на своем жизненном пути, которое и сгубило ее, окончательно сгубило? Марен? Я плыву кролем, энергично работая мускулами в этих арабских волнах и со страхом думая о том подводном мире, что простирается под моим обнаженным телом. Завтра я увижу эту подводную бездну, мрачную и затягивающую, которая пугает меня, прежде всего, тем, что она убила мою Пас.
Я плаваю целый час, до тех пор, пока в голове не остаются только самые простенькие, незатейливые мысли. Потом выбираюсь на пляж, падаю на песок у воды, позволяя волнам облизывать мое тело. Закрываю глаза, спасаясь от солнечного света. И пытаюсь не думать о джиннах, о сглазе. Я ведь никогда не верил в такие штуки.
Позвонил родителям. Они предложили мне поговорить с тобой. Но я отказался – боюсь сорваться. Они рассказали, что ты все время играешь со своим гипсовым островом и вулканом, покрытым оранжевой лавой, что ты положил туда игрушечный скелетик, который фосфоресцирует по ночам, отдавая свет, накопленный в дневное время. И что ты рисуешь цветы.
Постепенно свыкаюсь с этим «Эдемом». Ем фрукты страсти. Смотрю на парусники, скользящие на горизонте. Сижу на majliss – небольшой веранде моего арабского домика, свежий после душа, в чистом белье, в полной боевой готовности.
Именно так я и сказал себе, когда этот геркулес Дэниэл пригласил меня пройти в раздевалку, где я примерил свой неопреновый костюм, мою вторую, временную кожу, а поверх него – компенсатор с грузовыми карманами и нагрудными застежками. Вся эта канитель создает у меня ощущение, что я вступил в батальон морских коммандос.
Возвращаюсь в свою комнату и замечаю подсунутую под дверь карточку; на ней всего несколько слов:
Mrs Kimberley Fleming, manager of the Abu Nuwas Palm Tree, is very pleased and honored to welcome you for a sunset mixology session at the Djinn Bar[207].
Она ждет меня в баре, сидя на высоком табурете. Волосы распущены, зеленое платье оставляет на виду верхнюю часть груди и загорелые ноги выше колен. Вторая ипостась менеджмента. Мне безумно хочется выпить. И не один бокал, а два. Но вот беседовать нет желания. Придется сделать над собой усилие. Только нужно быть начеку.
Она замечает меня, но не встает. Всего лишь отрывается от своего коктейля и поднимает на меня глаза. Я сажусь рядом. Она протягивает мне руку с ярко-красным маникюром, здоровается и указывает на круглолицего парня за стойкой. На нем, как и на всех остальных служащих, небесно-голубая дишдаша.
– Наш Синдбад. Специалист по коктейлям.
– А что, слово «бармен» уже не в ходу?
– Нет, – отвечает госпожа менеджер. – Женские ассоциации против этого слова – звучит слишком по-мужски.
– А разве нельзя сказать «барменша»?
– Барменши – это те, кто наливает пиво. То есть ступенькой ниже. Но не для меня. Я провела детство в Ирландии…
– Кимберли не похоже на ирландское имя.
– Верно, моя мать родом из Норфолка. Называйте меня Ким, так лучше.
– Согласен. Во всяком случае, здесь Норфолком и не пахнет… Синдбад, «Джинн-бар»… Я смотрю, вы ничего не делаете наполовину – сплошная «Тысяча и одна ночь».
Она улыбается:
– Счастливая Аравия, что вы хотите… Какой коктейль предпочитаете? Может, фирменный «Синдбадский»?
– А что это такое?
– То, что я пью, – финиковый мартини. Белый мартини, водка, шамбор, лайм из нашего сада и свежие финики, собранные с пальм над вашей головой. Синдбад раздавливает фрукты пестиком, а потом смешивает все ингредиенты – в шейкере, а не вручную.
Я отвечаю на этот намек улыбкой.
– Да, мы тут развлекаемся как можем, – говорит она с напускным смущением и подносит к губам бокал.
– А что, развлечений маловато?
– Посмотрите вокруг.
Бар почти пуст. Парочка новобрачных за бокалами шампанского. Арабское семейство со стариками, детишками и няней-филиппинкой. Вот и все.
– Ну так как, берете финиковый мартини?
– Нет, только не финиковый.
– А зря – это страна фиников, шейх приказал посадить здесь миллион финиковых пальм. Он хочет обеспечить независимость своего народа в области питания. В финиках полно антиоксидантов. На спа-процедурах мы предлагаем даже глубокую очистку кожи с помощью фиников, вам стоит попробовать.
– Может, и попробую, мне есть от чего очищаться.
Она смеется. Приятная партнерша. Вот только слишком увлекается гомеровскими сюжетами.
– Ладно, пускай будет мартини, но только другой состав. Что вы мне предложите?
Она бросает Синдбаду короткую английскую фразу. Тот спрашивает:
– Pomegranate, sir?
Она переводит:
– Гранатовый. Очень полезен при простате.
На «простату» я не реагирую:
– Вы прекрасно говорите по-французски.