— За небольшой подарок я могу порекомендовать сенни самых лучших лошадей, — предложил мне Пентаур, когда мы зашли в конюшню.
Уверен, что любой египтянин, а в лошадях они не рубят, отстегнул бы и получил, в зависимости от щедрости, приличную, по его мнению, пару жеребцов. Как мне сказали, сенни-египтяне ценят в первую очередь горячих, агрессивных лошадей. Наверное, считают, что в случае чего кони отбрыкаются и откусаются за них.
Я знал немного больше египтян, поэтому отказался:
— Боюсь, что мое понимание самых лучших не совпадает с твоим.
Он промолчал и потупил глаза, чтобы, наверное, я не увидел в них презрительную насмешку. Впрочем, презрение растаяло быстро, сразу после того, как я без задержки прошел мимо первых лошадей, белых, точнее, светло-серых. У египтян эта масть в почете. Видимо, потому, что одежда из белой тонкой ткани считается привилегией богачей. Дороже ценится только пурпурная и только из-за стоимости красителя. На втором месте идут светло-соловые, соловые и изабелловые лошади. Последнее место занимают вороные, которых, как и темно-гнедых, в конюшне не было. Я осматривал только гнедых. Их было всего пять. Первым делом, закрутив нижнюю губу, определил по зубам их возраст, чем, как догадываюсь, покорил конюха, потому что он сразу бросился мне помогать. Выбрал двух рослых и спокойных четырехлеток.
— Сенни очень хорошо разбирается в лошадях! — похвалил Пентаур вроде бы искренне.
— Выведи их во двор, — приказал я, — посмотрю, какие они на ходу.
Сбруя для головы такая же, какая будет в девятнадцатом веке в Америке, даже до шор уже додумались. Пентаур вывел обоих жеребцов и по очереди погонял их по кругу на длинном поводу. Я сразу заметил, что у второго на заднем левом копыте засечка — ушиб венчика, о чем и сказал конюху.
— Наверное, водили на реку купать? — задал я вопрос, потому что такую травму лошади, если вовремя обрезан отрастающий рог, получают, поскользнувшись.
— Да, позавчера, — подтвердил конюх. — А я и не заметил, что он засекся. Отвести в стойло?
— Нет, вылечим, — сказал я. — Принеси воду и чистую тряпку.
Под моим руководством Пентаур прочистил и промыл грязную рану, остриг шерсть вокруг нее, после чего облил какой-то вонючей жидкостью из старого глиняного кувшинчика, наверное, продезинфицировал, и туго перевязал.
— Через три-четыре дня будет в порядке, — заверил меня конюх, после чего спросил: — У сенни уже есть катана?
— Хочешь за небольшой подарок порекомендовать мне самого лучшего?! — шутливо задал я встречный вопрос.
— Я бы сам пошел к тебе катаной, — произнес он неуверенно, просительно.
— Если вылечишь жеребца, возьму тебя, — пообещал я.
В египетские приметы пока не верю, у меня своих вагон и маленькая тележка, а Пентаур, по крайней мере, разбирается в лошадях и умеет их лечить. И хромота не позволит ему удрать с поля боя, заставит сражаться. Впрочем, и сдаться в плен она тоже не помешает.
Глава 6
Двор у изготовителя колесниц просторный, и земля утрамбована до твердости камня. По одну сторону распахнутых ворот лежат аккуратно сложенные по группам доски и бруски из разных пород деревьев, по другую — жерди, а рядом с ними под навесом висят дубленые воловьи шкуры и стоит готовая колесница с нарисованными на бортах прыгающими львами и золотыми или позолоченными бляшками и висюльками везде, где их можно было присобачить. В правом углу находится печь — конусообразное сооружение из камней и речного ила с дырами в срезанной верхушке и внизу для загрузки топлива, тростника, сложенного рядом большим пучком. Дом двухэтажный, с тремя входами на первом этаже, завешенными циновками из папируса. Мастер — коренастый длиннорукий мужчина лет тридцати с заплывшими глазами, словно его покусали пчелы — и два раба-семита с волосатыми конечностями и грудью делают другую колесницу под навесом из тростника, который идет от двухэтажного дома к трем глиняным столбам посередине двора. Из-под этого навеса слева шел пандус на второй этаж, который был короче первого, из-за чего имел что-то типа балкона без перил. Там стояла пожилая женщина, судя по набедренной повязке из грубой ткани, рабыня, и веяла какое-то зерно, высыпая его из глубокого глиняного блюда. Плоские сиськи, похожие на две лепешки, колыхались в такт ее движениям.
У египтян особое представление о стыде. Они считают, что человека украшает не одежда, а его тело, которое они моют часто и старательно. Дети всех сословий лет до восьми-девяти ходят голыми. Мальчики отличаются от девочек еще и выбритыми головами, на которых оставлен только клок над правым ухом. Кстати, сыновья фараона носят такой клок до смерти отца и иногда умирают раньше его, то есть, детьми. Взрослые носят одежду порой из такой тонкой, просвечивающейся ткани, что можно считать их голыми. Мужчины, если одежда мешает работать, оголяются, не раздумывая. Молодые женщины тоже. Встретить на улице города голого человека — в порядке вещей. Здесь принято, чтобы молодые служанки и рабыни обслуживали гостей, одетыми лишь в пояс, к которому прикреплена узкая полоска ткани или кожи, пропущенная между ног. При этом лицо, что мужчины, что женщины, размалювывают до безобразия. Видимо, лицо никак не может украшать человека. Богатые красят брови, веки и под глазами зеленой краской, середняки — черной брови и веки, а дорогой зеленой только под глазами, бедняки — всё черной. Дамы помадят губы и румянятся, причем некоторые так же злоупотребляют косметикой, как и, по моему определению, дамы-светофоры из двадцать первого века.
Мастер с помощниками обтягивали кожей наклоненные немного внутрь стойки перил передней и боковых стенок кузова с полом из акации, который стоял на оси с двумя колесами с шестью березовыми спицами каждое и сосновыми ободьями, прикрепленной не под серединой, как было у шумеров, а под задней частью, что должно повысить маневренность колесницы. Длина кузова чуть больше метра, ширина — сантиметров восемьдесят, высота — метр двадцать. Ось, на которой закреплены колеса, из вяза диаметром сантиметров шесть-семь и выступает с каждого бока сантиметров на тридцать пять, что делает колесницу более устойчивой. У готовой к колесам с внешней стороны были приделаны к ступице по два серповидных бронзовых лезвия длиной сантиметров сорок. Дышло тоже из вяза и такого же диаметра, как ось, длиной метра два с половиной. Оно было пропущено через пол кузова и дополнительно закреплено кожаными ремнями к стойкам перил, а на другом конце имело поперечную перекладину, «ярмо», похожую на двояковыгнутый лук, к которому крепилась сбруя, довольно простая. Постромки пока неизвестны египтянам. Груди лошадей охватывал широкий кожаный ремень, прикрепленный к «ярму», и таким образом животные тянули колесницу. Чтобы ремень не натирал шею, под него подкладывали толстую кожаную подстилку с бронзовыми полукольцами, к которым он и крепился. Дополнительный тонкий ремень не давал подстилке сдвигаться. Управляли лошадьми с помощью поводьев, пропущенных через «ярмо» к удилам, вложенным в рот животным.
Угадав во мне покупателя, мастер оставил работу, поздоровался.
Я поприветствовал в ответ и спросил:
— Как быстро сможешь сделать для меня колесницу?
— Если надо быстро, бери эту, — показал он на стоявшую у стены.
— Эта мне не подходит, — отказался я. — Мне нужна с более высокими бортами, простая, без украшений и лезвий на колесах. Я буду на ней воевать, а не красоваться перед врагами.
— Убрать украшения и поменять борта — это на полдня работы, — сообщил мастер. — Если будешь покупать, я прямо сейчас займусь этим.
— Сколько ты за нее хочешь? — спросил я.
— За колесницу пять дебенов серебра, за дышло с упряжью еще три, — ответил он.
Я обернулся к Пентауру, который пришел со мной. Катана кивнул, подтверждая, что цена в пределах разумного. Египтяне пока что не умеют торговаться. Впрочем, торговля у них сейчас по большому счету меновая. Только за очень дорогие товары типа колесницы, дома, участка земли цену указывают в весовых единицах — дебенах и кедетах — бронзы, серебра или золота.
