пригласили, считается, что родственники предают очень редко. Такая группа уже существовала, но недавно ее почти полностью уничтожили…
— …Марсиане, — Мари-Жаклин, подойдя ближе, положила ладонь ему на плечо. — Мсье Леконт! Мне это совершенно неинтересно. На Францию все время кто-то хочет напасть, генералы требуют увеличить ассигнования, а мой папа на этом зарабатывает. Сейчас вы такой же скучный, как в нашем классе, когда рассказывали о своем тезке Леконте де Лиле. «Ах, Парнасская школа, Парнасская школа…» А я тайком гляделась в зеркальце и красила губы. Может, вы, наконец, расскажете что-то новое?
— Пожалуй, — согласился он. — Октябрь кончается, завтра 1 ноября.
* * *
После заката вновь зарядил дождь, и Анри Леконт пожалел, что не сменил пальто на плащ. Пусть не льет, больше капает, зато не переставая, без перерывов и пощады.
— Условия для испытаний оптимальные, — рассудил майор Грандидье. — Дождь, высокая влажность, плохая видимость. Вот с этого и начнем…
Во дворе собрались вчетвером — майор, комендант Гарнье, шеф Леконт и, конечно, дядя. Тот держался неожиданно твердо, несмотря на густой коньячный дух, правда, для этого пришлось опереться на зонтик.
— Взгляните! Прибор, кстати, трофейный, такого и в Вермахте нет.
Бинокль, большой странный, наверняка очень тяжелый. Первым в него заглянул капитан Гарнье. Ахнул, чуть не подскочив. Кажется, понравилось. Следующим был дядя, но генеральный консультант отмахнулся, майор же не настаивал.
— Взгляните вы, мсье Леконт.
Бывший учитель, взяв бинокль в руки, поразился. Легкий! Не из металла, что-то странное, непривычное.
— Смелее, смелее!
Вначале было темно, однако вскоре стекла посветлели, и стало видно… Нет, не как днем, все цвета, кроме зеленого, исчезли, контуры приобрели непривычную резкость, пропала глубина. Но все равно — впечатляет. Леконт поглядел на башню. Верхняя площадка, решетчатое «ухо», возле него темные силуэты легионеров. А вот и то, что солдаты капитана Гарнье таскали целый вечер — большая куча старых гнилых досок, обломки давно рухнувшего деревянного моста. Теперь их свалили у дальней стены.
— Рассмотрели? — майор, забрав бинокль, сунул в футляр при поясе. — А теперь…
Пистолет? Нет, ракетница. Легкий хлопок, и в небе вспыхнул тревожный белый огонь. Ответ пришел быстро, с верхней площадки Речной Анны ударил острый, как спица, луч. Там, где только что темнела куча досок, вспыхнуло невысокое желтое пламя.
— Где-то так, — майор Грандидье спрятал ракетницу. — Вопросы?
Вопросов не было.
Глава 7. Монсегюр
Уходите! — Паломничество. — Учитель и ученица. — Последнее предупреждение. — Торквемады нам не надо. — Анонимка. — Твердь под ногами
1
Первый раз «Бразилию» Иоганн Фест услыхал по радио. Шофер, не желая внимать новостям Трудового фронта, резко сменил волну.
Brazil, where hearts were entertaining June We stood beneath an amber moon…
— Уже на английский перевели, — поморщился Шейх. — Оригинал, как догадываешься, на португальском. Скоро и на немецкий сподобятся, и ведь не запретишь!
And softly murmured "Someday soon" We kissed and clung together…
Несмотря на все слухи о том, что «фюрерам» полагается нечто особенное, автомобиль Шейха оказался самым обычным. Дизельный Мерседес кофейного цвета без перегородки между шофером и пассажирами и даже не бронированный. Точно в таком же, но черном ехала охрана.
Then, tomorrow was another day, The morning found me miles away…
— Обязательно надо запрещать? — удивился доктор Фест.
Ехать куда-либо с Шейхом («назовешь господином рейхсминистром, обижусь!»), он не собирался, беседа престояла недолгая. Но тому откуда-то позвонили, Шейх хлопнул себя по лбу и вызвал машину. Разговора не получилось, хотя может это и к лучшему.
Ссориться с Шейхом очень не хотелось. Двадцать лет знакомы, один раз даже вместе под пули попали, когда мюнхенские коммунисты прорвались через заслон. К тому же доктор Фест Шейха уважал. Не просто боевой офицер, летчик, причем не из последних. И в том, что эмигранту разрешили вернуться в Рейх, есть его заслуга.
Now, when twilight dims the sky above Recalling thrills of our love…
Шоферу «Бразилия» определенно не понравилась. Не дослушав, он поспешил найти боксерский поединок и тем успокоился.
— Ты же вроде в музей устроился?
Бывший унтер-офицер только плечами пожал. Вроде! Эх, господин рейхсминистр, сам же директору звонил!
— Я это к чему, Фест? Бросай бодаться с дубом! Ты историк, ты знаешь, что настоящая сильная власть никогда не бывает популярной. Вспомни хоть Фридриха Великого! Спасибо нам скажут внуки. Сейчас в Рейхе Третий день Творения, моря отделяются от суши, на земле появляются первые зеленые ростки. Впереди еще тысяча лет!
Доктор Иоганн Фест покосился на соседа. Странное дело, Шейх не притворяется, он верит. Может, поэтому и сошлись два ветерана, скептик и романтик, в далеком 1919-м. Противоположности притягиваются.
— Знаешь, Шейх, иногда я тебе завидую. Не тому, кем ты стал, а характеру. Мне такой идеализм не по силам.
После Мюнхена они
