И вот она назвалась этим именем – Mater dolorosa… при том, что она-то бросила своего сына[209]. А ведь у нее никто ничего не отнимал, ни Бог, ни люди.
Меня терзал гнев.
* * *
Этой ночью я мечусь на постели. Кондиционер облекает меня в ледяную корку, я вскакиваю, выключаю его, просыпаюсь в жарком поту. Мне снится сон. Пас, обнаженная Пас пишет картину, присев перед холстом, ко мне спиной, среди банок с ярко-голубой краской и кистей, разбросанных на целлофане, заляпанном пятнами того же цвета, и эти пятна вдруг начинают шевелиться, извиваться, как змеи, сливаться воедино, в ручьи голубой крови. Пас оборачивается, но у нее лицо Ким, которая пронзительно хохочет и говорит: «Меня зовут Долорес!» Потом лицо тает, превращаясь в лик Пречистой Девы; она швыряет наземь свое дитя, разламывает надвое сочный гранат, и тот взрывается багровым фонтаном.
Я просыпаюсь в ужасе, простыни обвили меня, как саван, я с трудом выпутываю ноги из этих полотняных пут. И снова погружаюсь в сон. Сколько времени я проспал? Проклятый wake-up call[210]сверлит мне мозг. Господи, неужели я действительно должен спуститься в морскую бездну? Вскочив с кровати, бегу в ванную, и меня выворачивает наизнанку.
– Ну и вид у вас! – Ким радостно оживлена. От вчерашней неловкости не осталось и следа.
– Просто стресс. Это мой первый опыт.
– Ах, вы новичок?! Я это обожаю!
Ким ждет меня на заднем сиденье кара. Сегодня ее рыжие волосы собраны в хвост. На ней красные полотняные шорты и темно-синяя майка с логотипом отеля. В руке маска и ключ с брелоком-кадильницей. Я сажусь рядом с ней.
– Что у вас там, в брелоке?
– Яд, – отвечает она. И при виде моего ошарашенного лица хохочет. – Я шучу, это мускус. Мне нравится его аромат, и потом, это идеальное средство против морской болезни. – И она обращается к водителю: – We can go, Suleiman[211].
– Yes, Madame.
Он улыбается ей и жмет на педаль. Я восхищаюсь тем, как она управляет своим мужским персоналом. Молодая королева и ее верные слуги. Слуги, которые любят свою повелительницу. Автомобильчик бесшумно катит по песчаной дорожке. Внизу море и пляж сверкают так, словно какой-то джинн осыпал их ночью драгоценными камнями. И все это великолепие обрамляет красивую мечеть, похожую на ларец с драгоценностями. Мы подъезжаем к деревне. Я наклоняюсь к Ким:
– А где жила та испанка?
Она молча указывает на домик с двумя арками. Значит, это он и есть, просто кто-то сменил замок.
Дайвинг-центр весь на виду. На пристани, у которой покачивается изящный узкий катер, суетятся люди. Они грузят на палубу кислородные баллоны и какие-то синие коробки. Наверное, среди них есть и Марен. Наш кар останавливается, Ким выходит. На ее коротких красных шортах отпечатаны четыре большие белые буквы: DIVE. Я делаю глубокий вдох.
– Wassup, Danny![212] – весело бросает Ким, входя в помещение.
И исчезает в мощных объятиях мастодонта, с которым я вчера познакомился. Наконец он выпускает ее и здоровается со мной:
– Ну, как нервы?
– В пределах нормы, – отвечаю я.
– Марен уже на борту. Идите к нему и проверьте свое снаряжение. Ким, твой нитрокс[213] уже готов.
Она улыбается.
Я огибаю здание центра; солнце слепит уже невыносимо. Вот и причал. В щелях между досками просвечивает небесно-голубая вода. Морские звезды на дне вяло шевелят мягкими лучами. Подхожу к катеру. Он весь белый от носа до кормы, крышей ему служит навес, дающий спасительную тень. Под навесом – два ряда скамеек; между ними – десятка полтора серебристых кислородных баллонов, похожих на ракеты, наведенные в небо. Над ними хлопочут двое местных в майках и шапочках-китта. В руках у обоих желтые приборы – похоже, тенциометры. Они подсоединяют прибор поочередно к каждому баллону и стравливают воздух, который вырывается наружу с пыхтением пара из скороварки. Марена нигде не видно. Подхожу к ним, они оборачиваются.
– Hello. I’m looking for Marin[214].
Один из них тычет пальцем мне за спину.
Я оглядываюсь и вздрагиваю. Вот он, новый герой моих кошмаров. Короткие волосы торчком, трехдневная щетина. На вид мальчишка, но атлетического сложения; холщовые шорты и белая майка с принтом большими буквами «MARES» и простеньким таким призывом: «Just add water»[215]. Разумеется, смуглый от загара, поскольку проводит жизнь на море. На шее клетчатая черно-белая куфия, выцветшая от солнца. Он протягивает мне руку, улыбается, у него безупречно белые зубы. А главное, да, главное, пронзительно-синие глаза, хотя нет, не синие, почти сиреневые.
– Ты, наверное, Сезар?
Я киваю. Нервы у меня напряжены до предела: наконец-то я вижу своего врага.
– А я Марен, – просто говорит он и, положив руку мне на плечо, добавляет: – Все будет отлично!
Голос у него тоже молодой, но глубокий, почти магнетический. И я вдруг понимаю, почему был забыт. Почему мы с тобой были забыты.
Все уже на борту – шестеро ныряльщиков, включая меня. Парочка молодоженов, которых я видел в баре отеля, двое мужчин постарше, один толстый, второй худой, я и Ким. Ким проверяет свое снаряжение. Достает из голубой коробки жилет – такой же, какой я примерял накануне, умело прикрепляет его к своему баллону. Затем извлекает оттуда регулятор подачи воздуха – с четырьмя шлангами, один из которых завершается приборной консолью со стрелками и силиконовыми наконечниками. Ким навинчивает регулятор на свой баллон, а шланги засовывает в жилет, и все это четкими, умелыми движениями. Я восхищенно слежу за ней. Потом она садится рядом со мной. Ногти на ее красивых ногах покрыты тем же красным лаком, что и на руках. Она барабанит пальцами по голым коленям. Вообще на борту чувствуется явное возбуждение.
– Снаряжение все проверили? – спрашивает Марен, а затем представляет нам Брахима – второго инструктора с мускулатурой пакистанского борца – и стоящего за штурвалом капитана Махмуда, похожего в своей красно-белой куфии на Ясира Арафата. Тот приветствует нас взмахом руки, прижимает ее к сердцу и заводит двигатели.
Два мощных мотора издают звериный рев. Дождавшись, когда на палубу сбросят швартовы, капитан тянет на себя штурвал, и катер прыгает вперед, оставляя за кормой бешено клокочущую пену. Деревня удаляется. Домик Пас уже выглядит совсем крошечным; последним исчезает из виду минарет. И остается только природа – охристая гора и голубое море.
Ким поглощена созерцанием прибрежных скал. Горный склон высотой в несколько сотен метров уходит в воду, оставляя на поверхности колоссальные бесформенные рифы, сплошь в разломах, пещерах и кавернах. Мне вспоминается пещера Калипсо[216]. Ким встает и идет на корму, где Марен с фломастером в руке колдует над грифельной доской. Наклонившись, она что-то шепчет ему на ухо. И у меня в голове тут же складывается картинка с тремя персонажами – Пас, Марен и Ким, – соединенными между собой стрелками: кто кого любит? Кто кого любил? И кто кого предал? Ким отходит от Марена и поднимается по железному трапу на верхнюю палубу.
