Присыпки жили совсем недалеко от портного, на той же улице, только ближе к центру. Идти туда, было минут пять, и всю дорогу я старался не думать о странном завещании Трегубова. Тем более что нужно было подготовиться к разговору. Княгиню я знал молоденькой дамочкой, наивной, пикантно округлой и милой и не представлял, во что она теперь превратилась.
Знакомый дом выглядел значительно лучше, чем тринадцать лет назад. Его недавно отремонтировали, подновили, и он вполне мог считаться самым красивым и богатым в городе. Возле ворот меня остановил привратник в синей ливрее. Он преградил дорогу и спросил, что мне нужно.
— К Анне Сергеевне, — ответил я.
— Вам назначено-с? — изысканно вежливо, уточнил он.
— Нет, я только что приехал. Мы с княгиней старые знакомые, — начиная сердиться, что приходится объясняться уже в воротах, сказал я. — Пойди, доложи, что господин Крылов хочет нанести ей визит.
— Никак невозможно-с, — ответил он с низким поклоном. — Мне не можно отлучаться с ворот.
Ситуация складывалась дурацкая. Стоять за воротами и ждать, когда кто-нибудь выйдет из дома, было, мягко говоря, унизительно. Оттолкнуть привратника и войти без спроса — можно было загубить все дело. Я в очередной раз убедился, что статус личности напрямую зависит от антуража. Если бы я приехал в экипаже, а не пришел пешком, швейцару не пришло бы в голову меня задержать.
Тут на мое счастье из дома вышел какой-то статный, элегантно одетый господин. Я дождался, когда он подойдет, и обратился к нему:
— Послушайте, вы не могли бы оказать мне любезность, позвать кого-нибудь из слуг.
Тот скользнул по мне взглядом, прошел мимо и даже не ответил. Это уже было чересчур! У меня как-то сразу все сошлось в одно, Завидово, Трегубов, привратник, хамство незнакомца и я не сдержался:
— Эй, ты! — рявкнул я. — Ты, что оглох!
Ну, и конечно добавил еще несколько популярных в народе выражений. Однако и это не подействовало, тот как шел, так и шел, не поворачивая головы.
— Вы, это, сударь, зря стараетесь, — хихикнул привратник, — Герасим Степаныч глухой как тетерев.
— Глухой? — переспросил я и понял, кто только что прошел мимо меня! Тот самый кучер Герасим, которого я приспособил в любовники княгине.
Не раздумывая, я бросился за ним следом и стукнул по плечу.
Герасим оглянулся, посмотрел на меня холодным взглядом и недовольно поморщился. Потом в его глазах что-то промелькнуло, он еще раз меня осмотрел и, вдруг, расплылся в улыбке.
Похоже, что мне в очередной раз очень обрадовались. Герасим замычал и прижал меня к своей надушенной груди. Когда он вдоволь наобнимался, я показал знаком, что хочу встретиться с хозяйкой.
Теперь привратник приветствовал меня низким поклоном, и мы пошли прямо в дом. Бывший кучер от полноты чувств, продолжал мычать и чуть не тащил меня за руку.
Слуги при виде Герасима шарахались в стороны, а он, ни на кого не глядя, повел меня прямо в спальню княгини. Внутренняя обстановка здесь практически не изменилась, осталось этаким уютным гнездышком любви и неги. Анна Сергеевна как и во время нашего первого знакомства лежала в постели.
Вид ворвавшегося к ней Герасима, да еще не одного, а в сопровождении незнакомого мужчины ее испугал, она вскрикнула и закрылась до подбородка одеялом.
Тот же продолжал мычать и тыкать в меня пальцем.
— Кто вы, и что вам здесь нужно? — дрожащим голосом спросила княгиня.
Она повзрослела, располнела, лицо приобрело женскую мягкость, но прежние милые черты узнавались без труда.
— Анна Сергеевна, ради Бога, не пугайтесь, — попросил я, — это Герасим меня привел без доклада. Вы, наверное, помните меня, я Крылов…
— Господи! Не может быть! Крылов! — воскликнула она, и я понял, что сейчас мне достанется новая порция объятий. — Голубчик, если бы вы знали, как вы вовремя!
— Ну, полно, полно, княгиня, что вы, — бормотал я, освобождаясь от ее ароматного тела.
Наконец Анна Сергеевна заметила, как легко одета, отпустила меня и, даже, немного смутилась.
— Ах, что это я, голубчик, Алексей Григорьевич, подождите меня в гостиной, я сейчас оденусь и выйду.
Мы с Герасимом пошли в гостиную, а штат камеристок приступил к ее туалету.
Княгиня одевалась очень долго, и все это время ее фаворит меня развлекал, как только мог. Общаться с человеком, который хочет что-то сказать, но не может этого сделать, не самое приятное занятие. Впрочем, кое-что было понятно и без слов. Немой вспоминал, как первый раз я отвез их на реку, и никак не мог дождаться, когда они насладятся друг другом. Он показывал мимикой и жестами, как я изнывал от скуки, и безуспешно пытался прервать их бесконечные ласки.
Когда, наконец, появилась Анна Сергеевна, мы уже с ним выпили полбутылки водки, и от этого, встреча стала еще теплее. Как обычно, посыпались неконкретные вопросы, на которые последовали неопределенные ответы. Потом вдова рассказала о своих чудесных детях, вспомнила Алю, которой когда-то подарила свои платья и серьги. Оказалось, что они иногда встречаются и вполне ладят. На вельможную даму, заслужившую прозвище «матушки Екатерины», Анна Сергеевна нисколько не походила, была, со мной, как и прежде, мила, добродушна и болтлива.
— А я ведь к вам не просто так, пришел, а с просьбой, — наконец смог я вставить слово в ее живописующий рассказ о местной жизни.
— Для вас я сделаю все что угодно, — улыбнулась она.
— Боюсь, что ее выполнение будет зависеть не только от вас. У меня вопрос весьма сложный и деликатный, — не без лукавства, сказал я, пытаясь зацепить ее гордость.
— Что же это может быть? — искренне удивилась она. — Надеюсь, вы не участвовали в заговоре против правительства?
— Нет, моя просьба много проще. Вчера вечером арестовали мою знакомую крестьянку и посадили в городскую тюрьму, мне бы очень хотелось ее освободить.
— И вы беспокоитесь из-за такого пустяка? — засмеялась она. — Надеюсь, она не красивее меня? А то я знаю, что у вас просто тяга к крестьянским девушкам!
— Что вы, Анна Сергеевна, разве на свете есть такие красавицы как вы?! Нет, моя крестьянка не девушка, а старуха. Попадья из ее села придумала, что она колдунья. А это глупость и навет, хотя она и хорошая знахарка.
— Так вот вы о чем! Я вчера что-то об этом слышала. Говорите, попадья наябедничала?
— Именно, из зависти, что моя старуха лучше ее лечит.
— Бог с ней с попадьей, я сейчас напишу записку становому приставу, и он вашу протеже выпустит. Но, у меня к вам тоже есть просьба. Голубчик, не в службу а в дружбу, помогите моей приятельнице. Так бедняжка тяжело заболела, того и гляди, Богу душу отдаст. Здешние доктора в таких болезнях мало что смыслят, послали за хорошим доктором в Москву, но когда она приедет! Это совсем близко отсюда, всего верст двадцать…
