армейскими карабинами. В штатском, но тоже с повязками на рукавах. Белый и голубой, цвета Баварии.
Иоганн Фест махнул правой рукой.
— Сервус, камрады!
Переглянулись, кивнули.
Настроение сразу улучшилось. Как ни крути, жив и, кажется, цел. Сейчас бы сесть в такси… Ладно, сойдет и автобус. В Берлин, в Альт-Хоэншёнхаузен, в спичечный коробок цвета желтка, построенный совершенно не арийским архитектором Людвигом Мис ван дер Роэ. Закрыть за собой дверь, скинуть пальто прямо на пол…
Он вышел на улицу и увидел трупы. Лежали в ряд, некоторые под брезентом, некоторые так. Присматриваться не стал, взглянул вперед, где совсем недавно стояла крепость. Стены хоть уцелели?
Стены? Бад-Тёльц сгинул. Там, где был въезд, начинался край неровной воронки с отвесными краями. Земля исчезла, превратившись в спекшийся камень.
Дантов Ад.
Смотреть было больно, и доктор Фест поспешил отвернуться. Странно, что кто-то вообще уцелел. Не попавшие в адскую воронку отделались лишь синяками. Он был возле самых ворот!
Черные птицы уже вернулись. Стены исчезли, и стая собралась возле самого края разверзшейся земли. На людей смотрели косо, но не улетали.
Бывший унтер-офицер взглянул налево. Горы… Подняться на ту, что повыше, прикинуться валуном, затаиться…
— Фест, вот вы где!
Не было печали! Штандартенфюрер Брандт и, к сожалению, не один.
— Обыскался я вас, доктор, совсем уж отчаялся.
Двое в черной форме с карабинами. Не убежать, а жаль!
Брандт шагнул ближе, поглядел в глаза.
— Ничего у вас не вышло. Ни-че-го! Рейхсфюрер жив! Так и передайте своим полякам!..
Иоганн Фест решил, что ослышался. У Брандта в голове тараканов хватает, но поляки… Почему?
Штандартенфюрер, оглянувшись, взял под локоть, наклонился к самому уху.
— Именно так поляки в мае становили русское наступление на Варшаву. Тектоническая бомба! Не сами, понятно, наверняка французы помогли. Но сейчас не вышло, промахнулись.
Бывший унтер-офицер хотел спросить о мальчишках-юнкерах. Их-то сколько уцелело? Поглядел на эсэсовца… Без толку, для такого сгинувшие — просто живой щит.
…Или хуже — искупительная жертва. Всесожжение, если по-гречески — холокост.
* * *
Гиммлера он все-таки увидел. Посреди маленькой, вымощенной старым булыжником площади, непрошеным монументом возвышался могучий, но уродливый вездеход Wanderer W11/1 в военной раскраске. Вокруг него охрана в черных плащах, а возле передней дверцы — металлический складной стульчик, на нем рейхсфюрер и восседал. На коленях раскрытая книга, в стеклышках пенсне — меланхолический блеск.
Народу собралось неожиданно много. Кроме нескольких уцелевших шуцманов и чиновников местного аппарата СС на площади оказались мальчишки числом не меньше роты. Глядели растерянно, однако уходить не пытались. Чуть в стороне знаменосец держал красный флаг с белой полосой и черной свастикой.
— Смена! — прокомментировал Олендорф, тоже пребывавший возле площади, не без гордости. — Местный фюрер мобилизовал Гитлерюгенд. Родители подняли крик, но парни все равно пришли. Гвозди бы из них делать.
— Или угольки, — согласился бывший унтер-офицер. — Старших братьев уже не осталось?
Бригадефюрер махнул рукой.
— Не паникуйте! Мальчишек, конечно, оставим здесь, но пока пусть побудут, обозначат преемственность. Ничего, сейчас сформируем колонну — и в путь!
Доктор Фест вспомнил парней с двухцветными повязками.
— И от кого бежим? Король Август поднял ополчение — или гауляйтер мобилизовал СА? Доктор Брандт, правда, больше на Войско Польское грешит.
Олендорф скривился.
— Со всеми разберемся! Сейчас не о них, сейчас лично о вас, доктор.
Оглянулся, окинул взглядом площадь.
— Не хотелось о плохом, но теперь рядом с вами будет постоянно кто-то дежурить. Попытаетесь бежать, не убьет, но искалечит. Если следовать вашим же сказкам, кебаль нужен живым, но не обязательно здоровым. Верю ли я сам, значения в данном случае не имеет.
И вновь поглядел на площадь, где у зеленого авто пристроился рейхсфюрер. Тот, словно почувствовав, поднял голову, улыбнулся и перелистнул очередную страницу.
А что ему?
Птички молчат по-прежнему в роще. В зеленых кронах — покой. И не веет на горных склонах никакой Ветерок.
2
Соль просыпалась без будильника. Привыкла и даже в самых глубинах сна помнила, что вот сейчас… Три, два, один!..
Белый потолок, неяркий свет синей лампочки-ночника. Подъем, маленький солдатик!
Вставать не хотелось. Впереди — еще один день без особого смысла и без всякой радости. Иногда, когда к горлу подступало, она начинала вспоминать все хорошее, что случилось в последние месяцы. Первым делом почему-то на ум приходили вечера в квартире доктора Гана. Сколько всего их было? Три или четыре, едва ли больше. Но как хорошо! Доктор вернулся домой, его не арестовали, он варит кофе, начинает о чем-то рассказывать.
«Знаете, фройляйн Соль, я начал к вам привыкать. Не знаю, хорошо это или плохо».
Ну, почему он такой взрослый, совсем-совсем взрослый! Почему?
А все остальное по мелочам, обрывками. Миг, когда она сквозь снежную пелену увидела глаза Андреаса, свою ладонь на плече отважного рыцаря Александра и еще строгую девочку по имени Гертруда. Пожалуй, и все.
Соль тряхнула головой, сбрасывая внезапную слабость. Все еще будет! Заглянет на огонек дед, она увидится с Камеей. И встретится с отцом, обязательно, непременно!
Вскочила, резко выдохнула. Умываться!
Близка летняя пора. Чуть займет заря,
