Проскочив чуть вперед ведущего девятки, качаю плоскостями. Уходя в разворот, наблюдаю зрелище, от которого аж сердце замерло. На секунду. Вся девятка синхронно качает плоскостями, мерно и могуче – такое чувство, внизу могло бы шляпы сдувать да юбки задирать. Воздушным потоком. Гиганты прощаются. И – благодарят.
Покрутив головой, ложусь на обратный курс. Хорошо что «тэбэшки» не на ту переправу бросили. Там и эскадрильей не прикрыли бы. Ночью вот можно бы. Попробовать. Хотя не удивлюсь, ежели туда и ночников нагнали. До кучи. Очень уж важен, насколько понимаю, для немцев тот мост. У тех же понтонных, к примеру, и грузоподъемность не та, да и разрушить легче. Бомба хоть метрах в десяти шваркнулась – и ищи те понтоны. Ниже по течению. А постоянный мост он и есть постоянный. С оборудованными подъездными путями к тому же.
Коля встречает – довольный. Машина видно что в норме, к тому же цела. Везет этой «птичке». К добру ли это? Однозначно не к добру. Любое везение когда-нибудь, да кончается. А чрезмерное везение и заканчивается нередко чрезмерно. Капитальным невезением. Ладно. Не бум каркать.
На КП докладаю Сиротину. Тот в принципе все знает уже. Наблюдаю пополнение. Приятное. На КП развернули рацию. С движком. Ну, генераторным агрегатом. Надо же. Не знал, что уже есть. Что особенно приятно, при миленьком таком дополнении. В темно-русого колера кудряшках. Из-под лихо сдвинутой набекрень бескозырки. Ясно. Флотские расщедрились. Насовсем или так? На меня смотрит – улыбается. На румяных щечках премиленькие ямочки. Глазки темно-карего колера – в упор. Спасите, тону! Брови выразительно в домик удивления. Длиннющие темные ресницы буквально нараспашку. Да… L’Oreal c Lanquome могут не беспокоиться. Казачий тип. Доводилось встречать.
– Ласточка?
– Хм… А вы и правда… небольшой. Малыш.
– Мал клоп… да вонюч. Шутка.
– Ну и шуточки у вас.
Тем не менее взгляд заинтересованный. Девочка, похоже, и сама не из дылд. Далеко не. Миниатюрная скорее. Насколько можно понять по тому, что открыто взгляду. А открыто немногое. Малышку запихали в самый дальний конец самой глубокой щели. И под накат. Импровизированный. Берегут. Поелику возможно.
– Костик, прекрати. Не видишь, Леночка делом занята. – Это Сиротин. Ревнует? Вряд ли… Не тот тон. Просто не до меня сейчас. Пусть и единственная боевая единица, а дел при эвакуации аэродрома – даже столь небольшого – более чем хватает. И забот.
– Флотские одолжили. Под честное слово. Обещал вернуть в целости и сохранности и рацию, и, главное, очаровательную радисточку. Ласточку то есть. Ночью самолет прилетит, а из флотилии – машина. Ушла уже флотилия. Только у шлюза пара мониторов осталась. Они и захватят. Остальное… жечь придется. Тебе же, Костик, придется еще раз на задание слетать. Посмотреть вокруг, что и как. Обслужишься, заправишься – и вперед.
– Есть!
– Погоди. Потом отдохнешь чуток – и вслед за нами. Как сопровождение. Ночью ты, насколько помню, умеешь летать. И неплохо умеешь.
– Разрешите идти?
– Давай… Отдыхай пока.
Иду отдыхать. К аппарату – куда ж еще. С Леночкой, конечно, поболтать неплохо бы. Чисто для души. Похоже, и она не прочь. Как минимум поговорить. Кто знает, как тут у них здесь с этим. Костик в этом деле определенно не эксперт. Это у нас… От интереса до постели всего шаг был обычно. Или меньше. Хотя… и у нас не всегда, и здесь, надо думать… по-всякому. Бывает. Если память не изменяет, после революции вообще чуть ли не свобода любви декларировалась. Впрочем, неважно. Пока, во всяком случае. Отведут на переформирование, вот тогда и будем посмотреть…
«Птичка» моя буквально облеплена личным составом – одни крылья торчат. Даже техник полка тут. Толманов, насколько помню. Не Шульмейстер, конечно, но тоже толковый мужик. Какие-то проблемы с электросистемой. Обещают – не раньше чем через час. Сходил, поужинал. Не спеша. Столовая цела, но народу никого. Зенитчиков вчера еще забрали. На прямую наводку. Против танков. Так что нет уже, наверное, тех зенитчиков. Вообще. Пехота и рота охраны – без взвода – у шлюзов, надо думать, легли. Вместе с энкавэдэшниками. Канонада, кажется, уже и сзади долбит. Но и на западе – тоже. Пусть изредка. Держатся. Пока. Двинул на КП. Задачу получить. Конкретную.
Что ж… Пойди туда – не знаю куда. Только бы не найти еще то, что не надо. Не огрести, в смысле.
Напоследок:
– Ласточка, Ласточка, я Малыш, прием!
– Малыш, я Ласточка, прием – тьфу, дурак!
– Это ваша восхитительная улыбка сводит меня с ума, о прекраснейшая из пери!
На сем ретируюсь. Пока не спросила, кто или что такое пери. Потому что не помню. Хрень какая-то восточная. Что-то вроде гурии, наверное, но поприличнее. Не с зиппером во всю целку[308]. Во всяком случае, ни о чем таком вот пикантном в сказках да преданиях не упоминается – и то хлеб. Значит, и обижаться не на что. Ласточке.
Машина готова. Дело уже к вечеру. Длиннющие тени вытянулись по всей взлетке, четко обозначая каждый холмик, воронку и кочку.
– Ласточка, Ласточка, я Малыш, прием.
– Хи-хи… Малыш, я Ласточка, прием.
Есть контакт! Сразу настроение поднялось. Леса устало пестрят балаганно-зеленой окантовкой большей частью в просинь туманисто-темных чащоб, почти уже не освещаемых солнцем. Набираю кругами полторы тыщи – и вперед. Сначала на запад. Мониторы уходят. Точнее, один точно уходит. Второй, похоже, взорвали. На шлюзах фигурки в фельдграу. Перебегают. Но не колоннами проходят. Значит, постреливают еще. Наши. О! С монитора долбанули. Залпом. Впечатляет. Километра на три отошли уже. Как-то, видимо, умудряются корректировать. Огонь. Артиллерийский. Подключаюсь…
– Ласточка, я Малыш, прием!
– Ш-ш-ш-ш хр… ... очка… ф-ф-ых … м тру-у-утр!
Понятно. Принимает, значит. Докладываю, что и как. Километров тридцать до нас отсюда. Сегодня никак не успеют. Завтра, пожалуй. К обеду. Разве что дозор какой-нибудь отправят. Передовой. Я бы так и сделал. В обход. Еще раз прохожусь над лесами, лишь изредка рассекаемыми дорогами, а чаще реками да речушками. Болота, опять же. Белоруссия… Более же – никого и ничего. Во всяком случае, насколько могу судить. С полутора тыщ мэ. Докладываю. Теперь пройдемся на юг. Тревожат тамошние дела.
И правда. Колоннами по дорогам шастают. Небольшими. Немцы, наших не видно. Территорию осваивают. Вон мотоциклисты. Стайкой. За ними пара БТР, не то броневичков. Вон еще. Километров десять. А то и меньше. Хорошо хоть дороги тут… не так чтобы очень прямые и не то чтоб очень хорошие. Немцы, насколько помню, еще и ночью воевать не любили. На то и уповать будем. Докладываю.
Ползут. Организованно. Ищут пространства. Вспомнил, вот что они мне напоминают. Муравьев-эцитонов[309]. Довелось увидеть. Тогда, в Гвиане. Колонной шли. Темно-рыжей ржавой лентой. Строем – прямо рядами. С дозорами по бокам и отрядами фуражиров. Всепожирающие, беспощадные, неразумные. Сейчас им сказали – не хватает-де «раума»[310]. «Фольку». Знали бы они, что через какую-то всего четверть столетия им станет не хватать «фолька» даже и для того еще более сузившегося «раума», что будет оставлен им к тому времени… А если б они только представить себе могли еще чуть более поздние времена… Впрочем, все равно шли бы, безмозглые… Им объяснили, приказали – и они поперли. Национальная особенность. Это нам, русским, сначала проникнуться надо…
В Германии, помнится, народу здорово поуменьшилось… Да и вообще в Европе. Не так вирус, как передряги всякие. Связи нарушились. Благосостоянию не вовсе конец настал – но на паразитов хватать точно перестало. Их там немало к тому времени образовалось. Как их сами немцы называли, «потомственные прожиратели социальных пособий». Те, разумеется, в криминал. Кто мог. А кто не мог, ласты затеяли клеить. Массово. Бунты. Голодные. Стрельба… Все это не то что росту народонаселения, даже сохранению уровня ну никак не способствовало. Россия ж так и вовсе обезлюдела. К двадцатым.
Помню, дали нам как-то отпуск. В этом отношении довольно скоро все четко стало, после дела недели три непременно, потом недельку-другую в себя прийти, ну, после отпуска, потом если не снова к очередному делу готовиться – то курсы какие-нибудь. Установившийся ритм. Постепенно выработался. Начальство быстро поняло, что без передышки нельзя. Была пара… инцидентов. Да и начальство… все более вменяемым, что ли, постепенно становилось. Мы тогда как раз из Афгана вернулись. Ну и поганая, скажу я вам, страна… Днем жарища, пыль, ночью холодрыга, горы голые – не спрячешься, промеж гор «зеленки», оттуда постреливают, мины… с той еще кое-где войны. Те сдохшие, впрочем, уже. Большей частью… Но и новых добавляют. С безусловно заслуживающим лучшего применения постоянством. На кой черт наших туда в 79-м потянуло, до сих пор никто понять не может. Потом американцев. Потом опять все вместе – маковые плантации уничтожать. Ну, у нас-то своя задача была. Гада одного подстеречь. Во всяком случае, нам так сказали. Что гад. Вроде плевать, а все же легче. Гада-то. Провалялись под плащ-палатками, пылью засыпанными, без малого две недели. Все на нервах. А гада того где-то еще чпокнули. Если кто думает, что спецназ – это все больше лихие кавалерийские наскоки, то он глубоко ошибается. Чаще даже наоборот. Именно вот так. Нам – спасибо, ребята, руки пожали, из семерых у трех гепатит потом. Где подцепили – Аллах его знает. Мы же решили к Коню съездить. Давно приглашал.
