Ее кулачок оказался под самым моим носом, и я, ловко поймав его, поднес к губам.
— Не вздумайте! — Рука тут же вырвалась. — Вы… Недорезанный «аристо» с черепно-мозговой травмой…
Внезапно она всхлипнула, очки съехали на нос, и девушка отвернулась. Ее плечи дрожали, она плакала, словно обиженный ребенок, и я действительно почувствовал себя последним дураком. Они слепы, они все слепы! Только безумный священник да сестра Тереза смогли что-то увидеть. Господи, почему я еще здесь, почему меня не оставили в покое?..
Похоже, последние слова я произнес вслух. Гражданка Тома резко повернулась. Ее лицо в этот миг и в самом деле напоминало лицо ребенка — смертельно усталого, почти разуверившегося в том, что в мире есть хоть что-то хорошее.
— Да ну вас к черту, Франсуа! Стоило мне тратить на вас силы, стоило…
Она снова заплакала, и я наконец понял, что девушка все-таки жива, и мы оба по-прежнему на этой проклятой земле.
— Юлия, — прошептал я. — Спасибо… Она вздрогнула, быстро наклонилась и, поцеловав меня в щеку, исчезла. Хлопнула дверь. Я привстал и огляделся — маленькая комнатка, низкий белый потолок, черное распятие в углу…
— С новым годом, Франсуа!
Шарль Вильбоа сидел у моей кровати и улыбался. Я недоуменно взглянул в сторону окна — в глаза ударила снежная белизна.
— Как? — поразился я. — Когда?
— Позавчера. Сегодня третье января…
Я закрыл глаза, пытаясь понять. Третье января… Шарль мог бы заодно поздравить меня с днем рождения. Тридцать пять…
Что ж, и этот год кончился. Страшный год, от Рождества Христова 1793-й, от начала же Республики, Единой и Неделимой, Второй. Кончился фример, серые туманы сменились белыми снегами нивоза…
Я хотел спросить, где я и что со мной, но решил, что в мире есть кое-что более важное.
— Шарль, скажите… Все… Все живы?
Он ответил не сразу. Темные глаза стали серьезными.
— Я жив, Юлия, Камилл и Жорж тоже. И гражданин Робеспьер… И вы…
Он не назвал д'Энваля, но я не решился переспрашивать.
— Честно говоря, Франсуа, мы уже не надеялись. Бедняжка Юлия просто с ума сходила…
— Надеялись? На что?! — не выдержал я. — Шарль, неужели вы не поняли? Я такой же, как те, что лежат там, в катакомбах! Неужели вам не ясно?..
Его лицо внезапно помертвело, как в тот вечер, когда мы впервые встретились.
— Не знаю, Франсуа. Я первым нашел вас… Вернее, не вас. Тот, кто лежал на улице у подъезда…
Он покачал головой, и я вновь не решился переспрашивать. Все и так слишком ясно…
— А потом, когда подошли другие, вы стали таким, как сейчас, И я не знаю, чему верить, Франсуа. Может, мне все привиделось?
Я не стал спорить. Мы понимали друг друга.
— Потом, пока вы были без сознания и Юлия пыталась вас вытащить с того света, я все время думал… И знаете, Франсуа, мне кажется, вы правы. Те, кого мы называем «дезертирами»… Все равно, кто они — потомки дэргов или просто люди… Это не случайность. Я не имею в виду вас…
Я улыбнулся, но Шарль вновь покачал головой.
— Юлия права — вы должны жить. Хотя бы для нее. Ведь если бы не вы… Если бы вас не пришлось буквально воскрешать, она бы не выдержала. И неудивительно! После всего… Д'Энваль… Я вам потом расскажу… Первые дни ей тоже казалось, что жить незачем…
[Здесь, похоже, пропущен кусок текста. К сожалению, у меня нет этой книги в бумажном варианте, так что исправить не могу.]50
… — как и Дантон и Демулен будут казнены в апреле 1794 года. Еще ранее, в марте, погибнут Эбер и Шометт. Робеспьер, Сен-Жюст и Кутон будут гильотинированы в конце июля. Вадье умрет в изгнании столетним стариком. Эро де Сешеля осудят за «измену», имя же подлинного предателя в Комитете общественного спасения неизвестно и по сей день.
мне когда-то. Так что, вот вам ответ по крайней мере на один вопрос — «зачем?» Все мы что-то еще не успели сделать.
— Нет! — не выдержал я. — Неправда! Я уже все сделал. Все!
— В самом деле? — Вильбоа усмехнулся. — В бреду вы все время говорили о каком-то корабле. Кажется, вы собирались его захватить. Вот уж не думал, что вы, Франсуа, флибустьер!
Я вздрогнул и невольно закрыл глаза. Серые волны, низкое свинцовое небо — и стальная Смерть, неотвратимо плывущая в клубах адского дыма. «Лепелетье» — корабль Армагеддона…
— Захватить? — неуверенно проговорил я. — Но это невозможно! Вы даже не представляете, что это такое! Даже если очень повезет…
Нет, в таком деле надеяться на везение не стоит.
Смерть по имени «Лепелетье» не так просто обмануть. Хорошо бы для начала…
— Шарль, узнайте, пожалуйста, для чего применяются паровые машины Уатта.
Его глаза удивленно раскрылись, и я заспешил:
На этом корабле очень странные трубы. Мне пришла в голову совершенно дикая мысль. Что, если…
1
Рота названа именем Лепелетье де Сен-Фаржо, видного якобинца, убитого в январе 1793 года.
2
Национальный агент — специальный уполномоченный Революционного правительства.
3
Санкюлоты — не носящие кюлотов (штанов), голодранцы-революционеры из предместий, рабочие, а чаще — люмпены.
4
Первое фримера — в октябре 1793 года во Франции был введен новый, «революционный» календарь. Первое фримера — 21 ноября. Второй год Республики — сентябрь 1793 — сентябрь 1794 гг.
5
В июне 1793 года в Лионе началось антиякобинское восстание, поддержанное отрядами роялистов («белых»). Восстание было подавлено в конце октября, после чего Конвент принял решение об уничтожении города Лиона. В ходе репрессий погибли тысячи людей.
6
В 1793 году Революционное правительство установило «максимум» — максимальные цены на основные продукты питания.
7
Шаретт и Рошжаклен — вожди шуанов, вандейских повстанцев.
8
Шометт — прокурор Парижской Коммуны, якобинец, из студентов-недоучек.
9
Фуше — якобинец, палач Лиона. В дальнейшем — министр Наполеона Бонапарта.
10
Шалье — Мари Шалье, вождь лионских якобинцев. Казнен благодарными земляками. Вместе с Маратом и Лепелетье считался «мучеником Революции».
11
Папелито — нечто среднее между сигарой и папиросой.
12
Пресси — полковник, один из руководителей обороны Лиона.
13
Эбер — журналист, якобинец, крайний «левак», руководитель Клуба кордельеров.
14
Биссетр — тюрьма в Париже, где содержали душевнобольных преступников.
