и мне? — с надеждой спросил Витёк.
— Не многовато ли будет?..
— О то ж! — подытожил дед.
Работа попалась пыльная: подготовить помещение для побелки. То есть, вынести книги, смахнуть с переплетов пыль, хорошенько «прохлопать», отсортировать и уложить в фанерные ящики из-под спичечных коробков. Всё это под наблюдением Таньки, студентки-заочницы пединститута — бывшего председателя Совета Дружины нашей пионерской организации и будущей руководительницы того, что останется после расформирования школы. С позапрошлого года библиотекарь. Девушка она толковая, хоть не знает, что прохлопать (ушами) это на современном жаргоне то же самое, что прощёлкать хайлом. Я, например, своего шанса не упустил. Урвал из подшивки нужную Витьке газету, прежде чем Танька закончила инструктаж: что в первую очередь выносить, как и куда складывать. А то мы не знали, что по алфавиту!
В общем, работаем. Быш книжки тягает, мы с атаманом делаем всё остальное. Нудятина! Возьмёшь очередной том, пыль с твёрдой обложки смахнёшь, откроешь его посредине — и половинки между собой — хлоп, хлоп! Если, к примеру, переплёт не в порядке, листы выпадают или надорваны — есть для таких книг специальный ящик с надписью «некондиция».
Танька любит мудрёные выражения. Даже школа, которой она будет руководить (если в жизни ничего не изменится) будет пугать прохожих табличкой с инновационным названием: «Коррекционно-эстетический центр для детей, отстающих в развитии». Саму ли её так вот, словесно опустошит, или кого-то из краевого начальства? Только совет депутатов это название утвердит, оставив, тем самым, пятно на всех, кто когда-то учился в «школе для дураков». Народ у нас в опеределениях краток, жесток и точен. И поэтому «центр для эстетов» прозовут именно так…
Уже к середине первого ящика Музыка нас завалил стопками книг. Ему что? Таскай себе да таскай. А тут… указательный палец мешает. Я свой настолько «прохлопал», что сустав начал болеть. Стал намекать Бышу, что неплохо бы махнуться местами, да Танька услышала и нивкакую. «Я, типа того, всё „Мишеньке“ объяснила, а ты обязательно что-то напутаешь!». И Валерка возбух:
— Куда⁈ Музыки тут не хватало! Задолбает своим Бышовцем! Делай как я: обложку бери двумя пальцами: большим и мизинцем, остальные держи врастопырку.
Не сразу, не вдруг, но работа пошла. Развалы необработанных книг становилось всё меньше, Мишка отдыхал реже, и наверно уже тысячу раз пожалел о моём непринятом предложении. Нас-то двое, а он один.
Танька тоже не скучала без дела. Судя по доносящимся звукам, что-то в библиотеке передвигала, елозила тряпкой, и несколько раз выносила ведро с грязной водой.
Время шло, разговор не складывался. Если я что-то спрашивал, Валерка отвечал односложно. Скорей даже не отвечал, а прямо таки отгавкивался. Наверно не выспался.
Ну тебя, — думаю, — в жопу! — обиделся в общем.
К десяти начало припекать. Мы не сговаривась, сняли рубашки, стали по одному бегать на водопой. Музыке что? Ни клят, ни мят, в чистеньком помещении — таскай себе, да таскай!
— Тесно у вас, — сказал атаман. — Деревья раскачиваются, а пузо не чувствует ветерка. И вообще, школа какая-то маленькая, не то, что у нас!
— Так вон, — говорю, — за дорогой, много ещё чё…
— Всё равно тесновато!
Тут уже он попал не под то настроение:
Падла ты, думаю, патриот недоделанный! Всё у него априори считается лучшим. И хата, в которой живёт, и баян. Даже школа, в которую ходит. А главное, втирает кому? Как будто я там, во дворе, светильники не развешивал! И шпильку ему:
— А вчерашний Лосяш, что на пляже до тебя прискипался, это что, твой одноклассник?
— Наш, — помрачнев, ответил Валерка. — С Витькой моим до четвёртого класса за одной партой сидел, потом рядом с Надюхой (это наша двоюродная сестра), сейчас вот, со мной. Блудов он, а ни какой не Лосяшин. Редкостное говно! — вырвалось из него. — То в друзья набивался, руку за полметра протягивал. А как старший брат в ПТУ поступил, как будто его подменили. По поводу и без повода возникает. То локтем залез на его половину, то портфель у меня не такой, мешает пройти. Шагу без драки не ступишь. Ладно бы один на один, но не с кодлой, не каждый же день?
Короче, завёлся. Стал вспоминать былые обиды, отягощавшие душу несказанным бременем. Где-то, может, чутка сбрехнул. Ладно Лосяш, у него и по роже видно, что падла ещё та. А другие друзья-товарищи? Нешто они так оскотинились, что не помнят дуэльного
Кодекса: «двое в драку, а третий — в сраку»? И потом, Валерка ещё допризывник, а ровесников этого Блудова скоро в армию призовут, по габаритам почти мужик. Есть ли смысл подключать «шестёрок», чтоб начистить хайло какому-то пацану? Сам что ли не управится?
Не стал я лажать атамана своими предположениями. Работал, в полуха слушал и — честно скажу — радовался. Как хорошо, что в первой школе есть этот самый Блудов, из-за которого мой товарищ не водится с одноклассниками. Не убегает галасвета, чтоб резаться с ними в дыр-дыр, а на своём краю возится с малышнёй. Если бы не Лосяш, насколько бедней было бы моё детство!
…На букве «О» примчался Григорьев, страдающий, как всегда, хроническим недержанием рук. Буром попёр:
— Принесите мне пару газет! Юрий Иванович приказал!
Послал я его к Таньке. Та тоже послала:
— В учительскую сходи. Здесь у меня всё по датам подшито.
Витька сразу на гонор осиротел:
— Санёк, выручай!
— А сам?
— Скажешь тоже! Я как туда захожу, все слова забываю. Руки становятся холоднючими, а по спине пот. Будь другом, сходи! А я тут пока за тебя…
— Да сходи ты, — скривился Валерка. — Этот уже не отстанет.
Это точно, Витька порой надоедливей яндекс браузера!
В коридорах гуляло долгое эхо. Перестук деревянной швабры, грохот отодвигаемой мебели, отдаленные голоса слились в единый всепроникающий гул. Под свежепобеленым потолком подрагивали лампочки без плафонов.
Учительская у нас это дальняя дверь направо. Не успел я в неё
