– Но он одет, как, как… – не сдается мама Тон‑тона.
– Говорю же, это для представления. Мы с Сугимото состоим в клубе Воинской добродетели великой Японии. Боремся за все хорошее, против всего плохого. Вот и решили поставить сценку, в которой добрые японские школьники наставляют хулиганов на путь истинный. – боже, что я несу, это ведь откровенный бред. Да, кто вообще в здравом ему поверит в эту чушь?
– Звучит, как‑то неубедительно. Антон, ты что выгораживаешь этого отброса?! – женщина, видят Ками, я этого не хотел, но ты сама напросилась. Время тяжелой артиллерии: прости Акихико, надеюсь, твой дух выдержит это испытание и ты нас не убьешь.
– Ками, мам, да ты просто понюхай его Токкофуку! – минуло совсем немного времени с переговоров в парке, а я уже вновь удостаиваюсь чести лицезреть взгляд срущей собаки. На этот раз в исполнении Миямото.
– Фу, что за вонь?! – принюхавшись, морщится Ульяна.
– А ты как думаешь? Бедняга Сугимото обмочился во время постановочной драки. Вот и напросился к нам, чтобы помыться и постирать вещи. Домой возвращаться в таком виде ему ну никак нельзя. У него сестра – та еще сучка, если узнает о случившемся, будет издеваться над Акихико и расскажет о его позоре всем в школе.
– Антон, не смей ругаться, а ты Сугимото давай скорее в дом! – взмахивает руками сердобольная женщина, моментально растеряв былой напор. – Бедный мальчик. Прости тетушку, не знаю, что на меня нашло.
После того, как постиранная токкофуку отправляется на сушилку, мы, вместе с отмывшимся Акихико, усаживаемся за стол и принимаемся за ужин.
Вообще‑то Миямото хотел свинтить сразу после помывки, но мамаша Тон‑тона, чтобы загладить свою вину, принялась увещевать пацана. И тот поплыл. В одночасье превратился из крутого парня в домашнего мальчика. Впервые я увидел Акихико с другой стороны и та его оговорка о гибели матери, во время нашей схватки с шиноби, заиграла новыми красками. Ну и, что мне теперь делать с этой парочкой: одна скучает по дому, второму не хватает материнского тепла? Не банда, а сборище трудных подростков, которым прямая дорога на линию помощи или к школьному психологу.
– Вот тебе еще тамагояки. – Ульяная пододвигает тарелку с омлетом поближе к Миямото. – Кушай, не стесняйся.
Да он вроде и не стесняется, уплетает за обе щеки так, что за ушами трещит. Видать соскучился по домашним харчам. Одними деликатесами и десертами из кофейни Уешима сыт не будешь. Похоже Акико совсем не в ладах с готовкой, раз ее брат с такой дикостью накидывается на вполне обычную еду. Перед засранцем уже гора тарелок и останавливаться он явно не собирается. Надо будет потом выставить ему счет за ужин. От него не убудет.
– Слушай, мам, а я думал ты сегодня в ночную смену?
– Ой, чуть не забыла, меня же повысили! Тоша, теперь твоя мама не просто хостес, а главный администратор. – она расплывается в довольной улыбке, отчего враз становится лет на пять моложе. Правильно говорят, улыбка украшает. Только забывают уточнять, что она должны быть искренней, прямо как сейчас. В который раз подмечаю, что Тон‑тону явно повезло с матерью.
– Не хило! – как же я рад за нее. Хоть мама Тон‑тона и работает в гостинице для иностранцев, но даже в таких специфических местах, на ответственных должностях, как правило, трудятся японцы, но никак не хафу или тем более гайдзины. Странно это все, но я рад за нее – Ульяна достойна лучшей жизни. И когда я поднимусь с этого дна, то обязательно превращу ее жизнь в сказку, если, конечно, не сдохну по пути. – Поздравляю, ты заслужила!
Сам не замечаю, как подрываюсь с места и заключаю женщину в объятия – чего это я? Не замечал за собой раньше подобной сентиментальности. Неужели опять гормоны шалят?
– Ой, Тоша, перестань, ты меня смущаешь. – когда усаживаюсь на место, раскрасневшаяся от смущения, Ульяна продолжает. – Какое там заслужила, просто повезло. У гостиницы сменился владелец, вот меня и назначили на эту должность. Возможно, это временная мера или ошибка. Я ведь даже не общалась с новым боссом, получила назначение от секретаря. Так, что радоваться рано.
– Все получится. – показываю ей большой палец. – Рассматривай это, как испытательный срок и покажи на что способна. Я верю в тебя!
– Ой не подлизывайся, ты просто хочешь еще моего фирменного мусса с тофу. – ее щечки алеют еще сильнее.
– Не без этого. – улыбаюсь ей в ответ, а краем глаза ловлю на себе завистливый взгляд Акихико.
Интерлюдия.
– Приступайте. – скрипит древний старик со своего места и схватка начинается.
Оппонент Шоты – старший ученик школы Синдо‑рю принимается изливать Рейки во внешний мир. Но молодой тигр не намерен ждать, он больше не тот слепой котенок, что был раньше. Многочисленные схватки на просторах этого жестокого додзё закалили юношу. Старый Шота Фунакоси канул в Лету, а ему на смену пришел новый: более собранный и жестокий, а главное готовый убивать, если на то будет причина. Поэтому, вместо того чтобы последовать примеру противника – выпустить на волю собственную Рейки, обновленный каратека взмывает в воздух и одним прыжком преодолевает расстояние до врага. Если бы в том бою с Косё он поступил точно также, то сохранил бы руку и пустой рукав кимоно не трепетал бы сейчас в воздухе.
*Синдо‑рю (яп. 真道流 – «школа истинного пути») – одна из школ стиля Сёрин‑рю староокинавского боевого тотэ. Синдо‑рю является самой закрытой и наиболее жёсткой школой классического староокинавского каратэ. Высшей ступенью школы является поединок «ири куми го» по традиционным староокинавским правилам. Работа ведётся в полный контакт, защитные приспособления не используются. Весовых категорий не существует. Разрешается любая техника, а запрещены только удары по глазам.
Но прыжок – не самоцель, он всего лишь маскирует атаку. Разогнанная еще в прыжке, правая нога выстреливает в сторону противника. Старший ученик думает, что Шота атакует его при помощи Тоби Ёко Гэри*, поэтому перекрывается двумя руками. Адепт Синдо‑рю знает, что сильнее и куда крупнее залетного юнца, вот почему решает встретить удар в лоб, тем более Рейки за его спиной практически обрела форму огромной обезьяны.
*Tobi Yoko Geri (Тоби Ёко Гэри) – удар ногой в сторону в прыжке. Самый популярный удар в каратэ – долгое время являющийся визитной карточкой этого боевого искусства. Так же это один из наиболее быстрых и одновременно мощных ударов в прыжке.
Но Шоту совсем это не беспокоит, ведь неважно, как будет сопротивляться жертва, когда тигр уже занес лапу и выпустил наружу когти. Прямой удар ногой, мгновенно превращается в нисходящий. Из‑за чего загнутые, напряженные до предела пальцы, проникают за отвороты кимоно и "вспахивают" мощную грудную клетку, словно тигриная лапа. Глубокие борозды стремительно заполняются кровью из разорванных капилляров, грозясь перекрасить кимоно владельца в красный цвет. Но тот никак не реагирует на рану, впрочем, иного от старшего ученика не стоило ожидать. Слишком много кровопролитных схваток он провел под сводами додзё Синдо‑рю, чтобы обращать внимание на какие‑то там царапины.
А в следующую секунду, старший ученик оказывается на коленях. Его разорванный в клочья, темно‑синий пояс свисает неопрятными тряпками, а кимоно распахнуто, открывая вид на ужасную рану. Когти тигра не ограничились одной лишь грудью они «распахали» туловище старшего ученика до самого паха. Разорванные белоснежные штаны стремительно краснеют. Рейки угасает. Но адепт Синдо‑рю не ропщет и не обвиняет Шоту в подлом ударе, он стоически переносит боль и ни один мускул на его лице не выдает переживаний. Потому что он, как и все присутствующие, знает у ири куми го есть лишь одно правило – никаких правил!
– Сэнсэй! – Шота отворачивается от поверженного и глубоко кланяется старику. – Благодарю!
– Хо‑хо‑хо! – под сводами додзё раздается кряхтение, которое с трудом можно принять за смех. – К чему такая сентиментальность, тигренок?
