– Присаживайся, товарищ мой и сотрапезник, – любезно сказал Роман.
Казначей так и сделал. Теперь они сидели, разделенные столом, как границей.
– Что ты хочешь, соправитель? – на лице казначея играла иронично-надменная улыбка.
«Как же предсказуем этот незадачливый Роман! – думал он. – Истинный повелитель Лакедемона, Антон, предупреждал о подобных попытках. Что ж, любопытно, какая игра тут приготовлена… наверняка, что-то не очень чистое, но, разумеется, я готов в достаточно жесткой форме дать отпор».
– Славный Степан, сын Петра, – спокойно, с достоинством произнес Роман, – к сожалению, наш храбрейший из храбрых, Антон, сын Василия, отбыл в поход, а я в суматохе приготовлений совсем забыл об одном малозначащем документе, который должен был, однако, подписать я и мой достопочтенный соправитель.
– И что же это такое? – усмехнулся казначей, издевательски кривя толстые губы.
– Это разрешение на проход пятерых вооруженных ломакинцев через Лакедемон.
– Зачем, – рассмеялся Степан, – зачем тебе, мой любезный сотрапезник, понадобились клоуны с правого берега Миуса?
– Это дело государственной важности, уверяю тебя, но пока оно остается тайной, – царь почесал бородку.
– Ну и как я могу ставить свою подпись неизвестно под чем? – Степан развел руками. – Извини, нет.
– Как мне жаль слышать твой отказ, но, скажи, если бы тебя, – Роман чуть прищурил глаза, – попросил об этом царь Антон, ты бы выполнил его просьбу, ведь так?
– Не надо сравнивать орла и лягушку, о, дорогой временный соправитель мой.
– Ты очень дерзок, – рассмеялся Роман. – Высокомерен и дерзок. А знаешь, мой отважный товарищ, кем я был в прошлой жизни?
– Ходят такие слухи, что ты бывший гэбэшник, – пренебрежительно хмыкнул казначей. – Ну, а какая теперь разница?
– Понимаешь, – царь Роман, в мгновение ока превратившись из благородного льва в кровожадного ягуара, доверительно посмотрел в зрачки собеседнику, – ходят и другие слухи, что «бывшими» чекисты не бывают.
– И что? – впервые за время разговора Степан насторожился.
– А то, что все мы грешны, но свои грехи стараемся спрятать под смешными личинами, – ласково произнес Роман. – Например, какой-нибудь кровавый маньяк прячется за маской скромного отца семейства и примерного работника. Сколько таких случаев было в довоенную эпоху?
– К чему это ты, повелитель? – глаза казначея сузились в щелочки.
– Только лишь к тому, что некоторые за благочестием скрывают развратную душу, некоторые прячут за скромностью трусость, по-разному бывает, – вкрадчиво сказал царь. – А иногда бывает, что некоторые казначеи за надменностью и дерзостью прячут убогие мазохистские фантазии, которые осуществляют в борделе.
– Ну, сука… – тихо вымолвил Степан.
– Я вот прямо цитатами могу говорить, – Роман криво улыбнулся и, как бы между прочим, выложил на стол «Стечкин». – Захер-Мазох нервно курит в сторонке. Как там: «Моя несравненная госпожа, я твоя вонючая тряпка. Окажи милость своему раболепному песику вылизать твои божественные пятки». Это просто шедевр какой-то.
Казначей, окаменевший и бледный, забыл дышать в спертом кабинетном воздухе.
– Ладно бы полноправный гражданин заставлял проститутку целовать СЕБЕ ноги, но СТАРЕЙШИНЕ пресмыкаться перед шлюхой, перед рабыней, – правитель покачал головой. – Как расценят члены Совета, да и остальные граждане такую шокирующую новость? Нет, конечно, не убьют, но из Совета старейшин погонят…
– Что ты хочешь? – огромная капля пота покатилась по виску Степана.
– Но не волнуйся, – царь будто не заметил вопроса. – У нас у всех есть свои слабости. Я с пониманием отношусь к людям, которые с пониманием относятся ко мне.
– Что? – казначей ссутулился, сознавая, что ловушка захлопнулась и деваться некуда. – Что тебе нужно?
– Не мне, – поправил Роман, – не мне, а нам. Понимаешь меня? Ты меня понимаешь?
Казначей кивнул.
– А теперь, Стёпа Быков, спроси правильно: «Что НАМ нужно?» Мы ведь теперь одна команда и трудимся ради одного дела, и родина у нас одна. Итак…
– Что… – казначей сделал над собой усилие, – нам нужно?
– Вот видишь как просто, – проворковал правитель, доставая из стола бумагу с печатями. – Нам нужно подписать вот этот документ, а именно: разрешение на прохождение вооруженного отряда ломакинцев через территорию Лакедемона. Как видишь, никакой особенной ответственности на тебя не ляжет.
– Но… – Степан кашлянул, – здесь стоит второе августа, а сегодня только первое.
– А нам нужно, чтобы там стоял завтрашний день. Понимаешь? А то нехорошо получится, царь Антон за порог, а мы уже за его спиной в этот же день бумаги всякие подписываем.
Казначей, больше ничего не спрашивая, обмакнул перо в чернила и поставил роспись.
– И так как мы в одной команде, то… – царь убрал разрешение со стола. – То ты можешь продолжать ходить к той же девочке за теми же воплощениями фантазий, это останется внутри нашей дружеской компании. Чего уж тут стесняться? Я человек широких взглядов и все понимаю. Только не вздумай ее обидеть, избить или что-нибудь в этом роде. Это будет нехорошо по отношению к соратникам. Договорились, Стёпа Быков?
Казначей, затравленно буравя взглядом стол, смог лишь кивнуть.
– Благодарю тебя, великодушный Степан, сын Петра, – правитель поднялся. – Я рад, что ты проникся пониманием и пошел навстречу моей скромной просьбе. Тебе обязательно воздастся.
* * *
Ранним утром, когда из Гаевки под предводительством царя Антона маленькая армия выдвигалась в сторону Таганрога, из ворот Ломакина вышел отряд из шести человек: правитель Роман, наместник Сурен Геворкян и еще четыре бойца. Ломакинцы были вооружены охотничьими карабинами и длинными ножами, заткнутыми за пояс.
Они беспрепятственно миновали насыпь, дамбу, затем, не привлекая излишнего внимания, проследовали по окраинам Лакедемона и покинули его в южном направлении. Полтора часа спустя царь Роман и сопровождающие стояли перед тем, что в Беглице называлось воротами. Охраны нигде не наблюдалось.
– Хорошо они здесь живут, спокойно, – сказал правитель, почесывая бородку. – Но надо бы внутрь попасть.
– Вадик, – скомандовал Сурен, – займись!
Худощавый шатен лет семнадцати-восемнадцати подпрыгнул, подтянулся, гимнастически ловким движением перекинул тело через ворота, и спустя полминуты одна из створок приоткрылась. Войдя внутрь периметра, отряд сразу наткнулся на оглушительно храпящего бородатого мужика, развалившегося поперек дырявого матраца под навесом из веток и листьев. Около стражника на земле валялось ружье.