— Ну, так уж и никакой?!
— Абсолютно никакой, — невесело усмехнулся Колдун. И продолжил: — Ты хотел оказаться ближе к Кате. И ты был с ней на одной лодке, пусть и подземной.
— Вот только Катя меня ненавидела и боялась.
— Разумеется. Ты же никогда не хотел по-настоящему, чтобы она тебя любила.
— Почему это не хотел?
— Потому что сам не верил, что такое возможно.
Стас задумался. Верил ли он? Нет, не верил. Он слишком привык к той границе, что разделяла «ашников» и «гэшника». Так привык, что, даже когда ее не стало, сам провел эту черту в собственной голове и бдительно ее охранял.
— Что еще? — вновь заговорил Колдун после недолгой паузы. — Тебе хотелось стать полезным и незаменимым. И это тоже у тебя было. Ты стал таким же, как «ашники», но при этом остался собой, открыв в себе то, чем не умел пользоваться раньше.
— Да уж! Ты говорил, что я умею заглядывать на ту сторону. В другой мир.
— Так и есть. В другой.
— В мир мертвых?
— В мир живых. Ты видел его глазами своего Двойника.
— Но я видел и то, что происходило за пределами «крота» здесь, в этом мире. В неживом мире демонов и прочей нечисти. Я видел то, чего не видели остальные.
— Не видели, потому что были уверены, что живы. Если бы они знали, что умерли, — они бы тоже видели все, что могут видеть мертвые.
— Но ведь и я был уверен, что жив! Я не знал, что я мертв.
— Но ты полагал, что можешь видеть мир мертвых. Ты истолковал мой «другой мир» так. И поэтому видел его. Всё просто, Стас.
Стас покачал головой. Не всё.
— А Двойник? Он ведь тоже для чего-то нужен. Ты говорил, у всякого Двойника есть свое предназначение. Мой Двойник умер там же, где погибли мы. Тогда зачем он вообще появлялся?
— Полагаю, твой Двойник должен был убедить тебя в твоей смерти. Иначе ты бы не поверил никому, даже мне. Ты бы не смирился и продолжал казаться живым.
— Кому казаться? — не понял Стас.
— Себе. Прежде всего — себе самому. Казаться себе тем, кем ты не являешься, — это самая большая ошибка человека при жизни и тем более — после нее. Но теперь тебе придется принять факт собственной смерти.
— Считай, что принял, — поморщился Стас.
— Но все еще корчишь из себя живого.
— Разве?
— Если до сих пор задаешь вопросы — то да. Мертвым всё равно.
— Что всё равно?
— Всё всё равно. Они, как правило, ничем не интересуются.
— Не знаю, — покачал головой Стас. — Может быть, ты прав. Может, я и корчу из себя живого. Только это получается как-то само собой.
Молчание. Тишина. Темнота.
— Тебя искали, Колдун, — вспомнил вдруг Стас. — Его звали Тютя.
— Знаю, — послышался ответ. — Он меня нашел.
— Твой знакомый?
— Не мой. Но знакомый.
— Знакомый твоего Двойника? — догадался Стас.
— Да. Старая история. Муранчиная. Ростовская.
— Какая-какая?
— Она произошла в Ростове-на-Дону. В метро.
— Там есть метро? Повезло ростовчанам.
— В том Ростове — есть. А насчет везения — не уверен.
— Что значит «в том Ростове»?
— Возможно, где-то существует другой Ростов-на-Дону, в котором метро еще не построили. Как знать…
И как понять? Колдуна всегда нелегко было понимать.
— В каком смысле — другой Ростов? — спросил Стас.
— У городов, как и у людей, тоже могут быть Двойники. Они появляются, когда город находится на грани уничтожения. Если Оригинал вымирает подчистую, Копия может остаться. Выжить. Ну, или, скажем, погибнуть не так сильно. Она даже может просигналить о себе в эфир. В радиоэфире сейчас много фантомных сигналов.
— Города-Двойники? — Стас попытался осмыслить услышанное. — Это вообще как? Как параллельные миры?
— Как параллельные города. Так будет точнее.
Да, Колдуна бывает очень трудно понять.
— Ты упомянул какую-то ростовскую историю. — Стас вернул разговор в прежнее русло.
— Да, упомянул. Она похожа на нашу. — Колдун засмеялся неприятным скрипучим смехом. — Знаешь, Стас, Двойники ведь есть не только у людей и построенных людьми городов. У историй — тоже. Многое в этом мире повторяется. Кто-то впускает в свои и чужие дома муранчу, кто-то — камнегрызов. Кто-то при этом руководствуется одними соображениями, кто-то другими. Кому-то помогает безумец-фанатик, вообразивший себя спасителем чужих душ, кому-то — влюбленный, который мечтает спасти лишь одного человека.
Лёня. Катя… Стас вздохнул. Последние слова Колдуна он понял. Все остальное было как темный лес. Темный-претемный…
— Здесь так темно, — сказал Стас.
— Можешь включить свет, — предложил Илья.
— Не могу. — Стас покачал головой. — «Крот» сломался.
— Этот «крот» не ломается. Сломался тот, что остался в «Аиде». А тот, что прошел над адом, будет работать столько, сколько нужно. Сколько тебе это по-настоящему нужно. И, судя по тому, что «крот» все еще здесь, ты в нем еще нуждаешься. Так что можешь включать свет. Можешь даже плыть на этой подземной лодке дальше.
— Как? — удивился Стас.
— Нужно просто нажать на кнопку.
— Какую?
— Это не имеет значения, Стас, — устало вздохнул Колдун. — Любую.
Стас нажал ту, что первой попала под пальцы.
* * *
Пульт управления ожил и замигал. Вспыхнуло освещение — не аварийное даже, обычное, показавшееся после кромешной тьмы ослепительно ярким. Что-то завибрировало. Похоже, работал двигатель. И бур, и шнек тоже работали. Только без звука. На этот раз все было совершенно бесшумно. Стас догадывался, почему: шум — всего лишь иллюзия, которая требовалась экипажу «крота» раньше, чтобы чувствовать себя живыми. Теперь, когда все мертвы, вернее, когда все знают, что все мертвы, это никому не нужно. Теперь все происходило иначе.
Призраки ведь на самом деле не нарушают тишину. Даже призраки-машины.
Стас подумал о том, что силовой и реакторный отсеки располагаются не на отвалившейся корме, а за отсеком управления, ближе к носу. Но это, наверное, уже не важно. Если бы «Боевой крот» потерял и их, вряд ли что-то изменилось бы. Мертвые машины двигают не двигатели.
— Надо же… — Колдун опять заговорил с ним из-за спинки кресла. — У тебя получилось.
— Тебя это удивляет? — Стас снова не стал оборачиваться. — Ты сам посоветовал нажать кнопку.
— Хотелось проверить.
— И что?
— Проверил. Ты действительно все еще цепляешься за жизнь, которой у тебя больше нет. Ты смог даже оживить мертвую машину.
— И что это значит?
— Бесприютность. Что-то не дает тебе покоя, Стас. Не позволяет упокоиться, понимаешь?
— Успокоиться?
