— Успокоиться?
— Нет, именно упокоиться.
— Что не дает?
— Этого я знать не могу. Этого никто не может знать, кроме тебя. Ты чего-то не доделал в той жизни, Стас. О чем-то не договорил. Чего-то не досмотрел. Подумай…
Он думал некоторое время. Колдун не мешал. Они молчали.
— Помнишь, давно, в самом начале… — наконец заговорил Стас. — Еще в той жизни. Еще при жизни.
— Что?
— Ты как-то спрашивал меня, чего я хочу больше — войти в команду «ашников» или быть с Катей.
— Ну.
— Тогда я сказал, что не знаю. А ты сказал, что если бы я любил Катю, то ответил бы иначе. Ты сказал правильно. Я — нет. Я хотел бы быть с Катей.
— Знаю. В Казани ты втягивал Катю в лодку, рискуя жизнью, которой у тебя уже не было. И после ДУК-камеры ты проклял меня из-за Кати.
— Рискуя жизнью, которой у меня не было, — задумчиво повторил Стас. Он зацепился за эту фразу. — А ведь Катя тоже была мертва. Уже тогда.
— Была, — согласился Колдун.
— И как же живые казанцы смогли подстрелить отравленной стрелой мертвую Катю?
— А с чего ты взял, что они живые?
— Они что… тоже?
— Многие в этом мире — «тоже», Стас. Но немногие осознают это в полной мере. Поэтому мертвые часто кажутся живыми себе и другим. Даже Ящер принял Катю за живую, потому что она сама искренне верила в это. Ну и, может быть, еще потому, что по-настоящему живые под землю давно не попадают. Так что не с кем сравнивать. Но важно не это.
— А что? — спросил Стас.
— Важно не казаться, важно разобраться в себе. Как сделал ты.
— Я разобрался? Да я всю дорогу только и делал, что запутывался!
— Нет, Стас, ты разбирался. Ты и правда любил Катю, а не «А»-сектор. Ты хотел быть с ней, а не в «офисе». Или, скажем так, с ней ты хотел быть больше, чем стать «ашником». Просто ты не сразу понял это. Даже я не понял этого сразу.
Стас невесело усмехнулся:
— Наверное, потому, что не хотел понять. Тебе самому нужна была Катя. Гришко говорил, что ты положил на нее глаз и только ради нее согласился участвовать в авантюре с камнегрызами и вынужденной эвакуацией.
— Да, она мне нужна. Была. — Колдун выделил последнее слово. — Но когда умираешь, вернее, когда осознаешь себя мертвым, некоторые желания и привязанности утрачивают былое значение или пропадают совсем. Если они не были важны по-настоящему.
«Значит, Катя для тебя не так уж и важна», — подумал Стас.
— А некоторые желания, наоборот, усиливаются, — сказал он. — Если они были важными.
— Так тоже бывает, — не стал спорить Илья.
Но Стас уже не хотел с ним разговаривать. Сейчас он хотел другого.
— Я хочу увидеть Катю, Колдун.
— Зачем?
А вот теперь Стас обернулся. Голос принадлежал Катерине. Колдуна за его креслом не было. Призраки — такое дело: умеют появляться и исчезать в одно мгновение. Или подменять друг друга.
— Зачем ты хотел меня видеть, Стас?
* * *
Она выглядела как раньше, еще до того, как ее изуродовал яд отравленной стрелы. Только теперь на Кате было платье. Белое, легкое, воздушное. При жизни она такого никогда не носила. Таких в «Аиде» вообще не носил никто. А главное, она больше не боялась Стаса. Смерть придала Кате смелости. Лицо ее было грустным, глаза — мертвы и безрадостны.
Кто она, эта Катя. Та, которую он знал, или совсем-совсем другая? Призрак умершего человека и уже после смерти принесенного в жертву или его, Стаса, собственная фантазия. Тоже — фантазия мертвеца. Фантазия призрака, думающего о призраке…
От всего этого голова шла кругом.
— Ты здесь? — тихо спросил он.
— Да.
— Ящер тебя отпустил?
— Ему нужны живые девственницы.
«Живые или убежденные в том, что они живы», — мысленно дополнил Стас.
— А ты?
— Уже нет. Ни то, ни другое.
Ни другое… Значит, Катя не живая и не… уже не…
— Ящер? Неужели он…
— Не будем об этом. — Бесстрастное лицо Кати дрогнуло. Наверное, все-таки она тоже еще не до конца мертва. Раз ей не всё равно. — Мне это неприятно.
— Я только хотел сказать… Насчет Ящера…
— Знаю, — перебила она. — Ты не виноват. Но и виноват тоже.
Стас никак не мог понять, чувствует он вину или сожаление. Или, может, обиду. Очень сложно было разобраться сейчас в собственных чувствах.
— Мне жаль, — всё же произнес он.
— Мне тоже. А теперь давай лучше помолчим об этом, ладно?
Помолчим. Ладно… Об этом.
Они были вдвоем в одном отсеке. Впервые. Она стояла за его креслом. Красивая. Сама полупрозрачная, платье — такое же.
Ее белое платье будто светилось. Белое… Цвет савана и подвенечного наряда. Стас вспомнил о купеческой дочери из стеклянного гроба. Нет, то была не его невеста. А эта? Разве Катя — его?
— Так зачем ты меня звал, Стас? — Она первой нарушила тишину. Тут он был чист: он честно молчал, как его и просили. — Только для того, чтобы сказать то, чего можно не говорить и чего говорить уже не нужно?
— Нет, не только. Вообще-то я хотел не говорить, а кое-что сделать для тебя.
— Что? — спросила Катя без интереса.
— Сядешь? — он начал вставать с кресла перед пультом.
— Нет, — ответила она. — Здесь твое место. Я просто зашла.
И может так же просто уйти в любой момент. Сказано это было именно так.
— Ты хотела посмотреть метро, Катя.
— Мы с Лёней хотели, — вздохнула она.
«Мы с Лёней». Это вообще-то не совсем то, что хотел предложить Стас и что он мог дать.
— Только после того, что произошло… После Ящера… В общем, теперь нам с Лёней лучше быть порознь.
«После Ящера или после того, что Лёня сделал с „Аидом“? — подумал Стас. — Ведь если бы сталкер не впустил камнегрызов, не было бы эвакуации и Катя бы не погибла… Так, как она погибла. По крайней мере, не досталась бы Ящеру. Но вышло так, что, надеясь спасти любимую, Лёня сам же ее и погубил. Может, поэтому после смерти они избегают друг друга?»
— А ТЫ хотела посмотреть метро? — спросил Стас. — САМА хотела?
Без Лёни…
Он видел ее бледный профиль над белоснежным кружевным воротничком воздушного платья. Катя ответила не сразу. Но все же ответила:
— Да. Хотела. Никогда не видела метро. При жизни как-то не довелось. Даже Ебургское.
— Посмотришь Московское.
Пусть хотя бы и после смерти. Это, конечно, слабое утешение для Кати, но все-таки. А он хоть немного искупит вину за то жертвоприношение. Даже если на нем никакой вины нет.
Показалось? Нет: по губам девушки скользнуло подобие улыбки. Катя действительно еще держалась за ушедшую жизнь. Не так сильно, может быть, как он, но всё же… Всё-таки ей не всё равно. Она не всё доделала, что хотела.
