Первым на расправу пошёл Димка. Как ни крути, вылазка наша была сегодня не из тех, которыми принято гордиться.
Нарвались на гнездо, потеряли половину каравана. Не гладят за такое по головке.
Полковник кричал так, что на Центральной небось слышали. Потом из-за дверей показалась Димкина рука, он помахал нам, призывая. Мы обречённо переглянулись и пошли на зов.
В кабинете Полковника до нашего появления уже были люди: его заместитель — Козлов недоделанный, Федя-безопасник припёрся. С нами всего семеро вышло. Кворум, короче.
Полковнику уже всё доложили, осталось только выяснить детали.
При виде меня он недовольно скривился. Помнит, сволочь, наши разногласия. А раз помнит, значит ещё отомстит, и не раз. Так уж его нутро паскудное устроено, будет гадости делать, пока не сочтёт, что натешился.
Шут его знает, что на меня нашло, но я подмигнул ему: типа, никуда ты от меня не денешься, начальника, да и я от тебя тоже. Морда у главы Двадцатки сразу стала пунцовой. Поставленный мною синяк то ли прошёл, то ли был тщательно запудрен.
Бывают такие личности, что сходу вызывают редкостную неприязнь. С виду человек человеком, а гадская натура так и лезет из него наружу, не словом так жестом, поступком каким-нибудь. Иные, наверное, в начальство и не пробиваются.
Возьмём нашего Полковника. По первому впечатлению старичок-мудачок предпенсионного возраста: голова большая, умная, седая почти вся. Глаза строгие то ли карие, то ли серые, непонятно. Зависит с какой стороны посмотреть, под каким освещением. Щёки бульдожьи, брыластые, отъеденные. У нас половина обитателей дистрофики, а этот поперёк себя шире и ведь не от голода пухнет.
Самое противное в нём — это голос, визгливый как у поросёнка, которого режут. Когда начинает говорить, по ушам будто наждачной бумагой водят.
По имени-отчеству его величать не любят. Сам отучил, если честно. Старый замшелый пень, пороху никогда не нюхавший, но влюблённый в армейские штучки-дрючки по самые гланды. Когда его к нам привезли с Центральной, все сначала думали, что ошибочка вышла. Не понимали с каких таких радостей нам эту обузу навесили. Хлипкий, полувялый…
Помрёт ещё при исполнении. Но вот, сколько лет уже, сколько зим, а Полковник как мёртвой хваткой вцепился в руль, так и не отпускает.
Пока я составлял мысленный портрет главы администрации, допрос тем временем шёл своим чередом, и страсти видать накалялись. Новоявленная гостья вела себя независимо, половину вопросов игнорировала, на другую отвечала с ленцой, и чего-то путного из неё нельзя было вытащить даже клещами. Уж на что Козлов старался: то кулачками размахивал, то пытками грозился, но и у него ничего не получилось. Даже имени своего девушка не назвала. Её потрясающей выдержки оставалось только позавидовать.
Кончился допрос тем, что доведённый до бешенства Полковник вытащил из кобуры табельный «Макаров» и едва не нажал на спусковой крючок. Я едва успел выбить оружие у него из руки. Реакция у меня хорошая, детей, правда, пока нет, но наверняка будут.
Пистолет мягко упал на ковровую дорожку. Любит наш Полковник комфорт и берлогу обустраивает в полном соответствии.
— Убью! — бешено вращая зрачками, закричал глава Двадцатки. — Её убью, и тебя убью, Лосев, скотину такую!
Он попытался засветить мне в глаз (в горячке некстати забыл, что тягаться ему со мной не стоит), но я с лёгкостью увернулся. Эх, если бы за его спиной не стояла Центральная…
Выручил нас как это ни странно заместитель. Он кашлянул и затараторил:
— Стойте, товарищ полковник! Не стоит с ним связываться!
Полковник нашёл в себе силы кивнуть:
— Верно говорите, Козлов. Зачем руки марать?! Живи пока, Лосев.
Но грудная клетка его по-прежнему вздымалась и опускалась.
Заместитель продолжил:
— Я вот что вспомнил: на прошлой неделе приходила телефонограмма от товарища генерала. Я её в журнал ещё записал. Сейчас найду.
Он вытащил из стопки амбарных книг нужную, пролистал и принялся зачитывать:
— Вот она, номер двести шестьдесят семь. «В случае появления на станции подозрительных человеческих объектов немедленно под конвоем отправлять их на Центральную станцию в пункт главного командования…». Думаю, мы должны выполнить приказ товарища генерала. Девку эту отправим на Центральную. Так сказать по эстафете передадим. Убьём сразу несколько зайцев.
— Думаю, к мнению товарища Козлова стоит прислушаться, — кивнул безопасник. — Это в их компетенции, пусть они и разбираются. Не нам тут порядки устанавливать.
Полковник успокоился, перевёл дух. Козлов накапал ему сто грамм из зелёной бутылки, спрятанной в несгораемом сейфе. Я по запаху понял, что это не вода.
«Лекарство» подействовало. Лицо главы администрации вновь приняло естественный цвет, зрачки перестали вращаться, однако взгляд его, направленный на меня, не предвещал ничего хорошего. По моему позвоночнику пробежал холодный импульс, предупреждающий об опасности. Я сразу напрягся, сжал кулаки.
— Пожалуй, это тот случай, когда правильным будет решение принятое коллегиально, — криво улыбаясь, сказал
Полковник. — Это не значит, что я умываю руки, снимаю с себя ответственность. Но раз присутствующие должностные лица считают, что данный случай подпадает под действие приказа двести шестьдесят семь, — в голосе его зазвучали канцелярские интонации. — мы просто обязаны поступить в строгом соответствии с этим документом. Поэтому неизвестное лицо женского пола будет отправлено под конвоем на Центральную станцию, где её передадут в соответствующую структуру. Всё, что от нас требуется, мы обеспечим. Козлов, пишите распоряжение.
Заместитель угодливо изогнулся.
— С завтрашнего дня приказываю отправить в командировку на Центральную станцию поисковика Лосева Александра сроком на… — Полковник замешкался.
Козлов поспешил на помощь начальству:
— За неделю я думаю обернётся. По всем прикидкам ему за глаза хватит.
— Неделя так неделя, — согласился Полковник. — Лосева с довольствия снять, провиант выдать сухим пайком на двух человек. Боеприпасы тоже выдать в двойной норме. Оставьте место для подписи. Завизирую позже.
Полковник ехидно улыбнулся. Что же вот и выпал ему шанс свести со мной счёты и ведь не придерешься. Дорога до
Центральной долгая и что самое главное — не безопасная. Тёмные туннели, соединяющие станции, могут скрывать в себе всё, что угодно. Более-менее спокойная жизнь только на станциях, маленьких островках безопасностях.
— Дрезину дадите? — угрюмо спросил я, понимая, что от задания мне не отвертеться.
