— А кого вы видели, деда? — спросила она. — Я уже переодеваюсь, это разговору не мешает.
— Если Рогожин — это твой дед, то его.
— Нет, Дмитрий Осипович, его друг. Все, я уже бегу!
— Поосторожней, — предупредил я. — Никого не сбей и сама не убейся. Знаю я, как ты носишься. В этом дворце правом на забеги обладаю только я!
— Ой! А я уже бегала, — виновато сказала она. — Меня о вашем праве никто не предупредил. Я тогда очень быстро пойду!
— Ну как я тебе? — спросила вышедшая из комнаты с гардеробом жена. — Нравлюсь?
— Ты мне в любом наряде нравишься, — сказал я. — И без нарядов тоже, хоть у тебя и комплекс насчет живота. Форму нарочно одела, чтобы его не было видно?
— Мне форма идет, — ответила она. — И что бы ты ни говорил, а большой живот — это некрасиво. Мне Анжела предлагала купить платье для беременных, но я посмотрела его на экране и отказалась. Может быть, и удобно, что оно нигде не давит, но весь живот наружу!
— Вы что, сговорились? — спросил я у появившейся Васильевой. — И где ты взяла форму? Обокрала Эмму?
— Подумаешь! — отмахнулась девчонка. — Она все равно сейчас никуда не уйдет. У нас фигуры почти одинаковые, а ее форма красивее моего комбинезона. И берет классный! А оружия мне с собой совсем не дали.
— Твое оружие в другом, — сказал я. — Ты без единого выстрела подчинила всех дружинников дворца. И американцы за тобой ходили хвостом. В твоем случае дело не во внешности, а в харизме.
— А что это такое? — спросила жена.
— Это непередаваемая смесь женского обаяния, ума и глупости, — начал я перечислять. — Легкого нрава, умения намекнуть на свою доступность, а потом дать от ворот поворот…
— Это когда я намекала? — возмутилась Алена. — И отворотов не было, потому что мне даже никто не предлагал!
— Это он так шутит, — рассмеялась Адель. — Иди ко мне, пусть он нас вместе сфотографирует.
Эта фотосессия продолжалась минут пятнадцать. Очень скоро девушкам надоела форма, и они ушли примерять платья жены. Последний раз сфотографировались втроем, причем, как выяснилось позже, Алена умудрилась ко мне прижаться и изобразить нежные чувства.
— Хватит, — сказал я, выключая фотоаппарат. — Сколько можно снимать одно и то же?
— Тогда я заберу фотик и сниму Эмму и Герата! — сказала Алена. — А потом его вам верну.
Она поменяла платье на форму и умчалась, а вскоре после ее ухода со мной связался Алексей.
— Как сходил? — первым делом спросил я.
— Результативно, — ответил он. — Кое–кого нашел сам и договорился, что тем же самым займется друг. Минут десять назад меня по маяку выдернули Эмма с Гератом. Сейчас жду не дождусь, когда вернется Оскар, чтобы забраться в свое тело. В старом чувствую себя неполноценным.
— Вот пока ждешь, давай рассказывай о своих находках, — сказал я. — Сколько, кого и на каких условиях.
— Двоих спецов своего профиля, о которых я тебе уже говорил. Оба старики и за мое предложение ухватились сразу. Еще нашел увечного механика. У него золотые руки… были. После того, как ампутировали изувеченные кисти рук, жена ушла, а он живет в семье сына. Согласен и на лечение, и на смену тела. По особому заказу нашел вертолетчика, точнее, двух. Он в прошлом военный летчик, но после отказа двигателя здорово грохнулся со своей вертушкой. Собирали по частям, но сборка оказалась хреновой, и теперь он прикован к инвалидному креслу. Жена любит по–настоящему, поэтому не бросила и ухаживает за ним, как за ребенком. Радости в этом, сам понимаешь, немного. У него немаленькая пенсия, на которую они и живут, потому что она вынуждена была бросить работу.
— А почему два вертолетчика? Она что, тоже летает?
— Была пилотом–инструктором в одном из клубов. В основном летала на вертолетах третьего класса, но может летать и на самолетах. Оба готовы перебраться к нам насовсем, особенно если дадим возможность хоть раз в год повидать детей.
— Дадим мы им такую возможность, — пообещал я. — Это весь улов?
— А тебе мало! — притворно возмутился он. — Есть еще кадры, но я с ними пока не говорил, потому что не знаю, подойдут они или нет.
— Кто такие, и откуда у тебя эта неуверенность?
— Два классных механика, причем один из них ремонтировал БТРы, правда, семидесятые.
— И в чем проблема?
— В их алкоголизме. Я не сомневаюсь, что вылечат их тела или дадут другие, боюсь, что останется психическая зависимость. А здесь достаточно вина и аналога нашего пива.
— Берем, — сказал я. — Мы им привьем такое отвращение к выпивке, что они все кабаки будут обходить за версту. Да, кстати, у меня сегодня была незапланированная встреча с Рогожиным. Спрашивал, чего это ты делал у пятерых заслуженных старцев перед их странной кончиной.
— Вычислили, значит, — сказал он. — Хреново. Свои услуги не предлагали?
— Предлагали, но я пока отказался. Он этими пересадками сильно заинтересовался. Бессмертие, говорит, а у самого глаза горят…
— К нам с этим еще выйдут, — сказал Алексей. — Для нужных людей они тела найдут или попросят у нас. Почему бы на Земле не жить саям? Все радости жизни, плюс наше долголетие! В какой–то мере это нам выгодно, не говоря уже о том, что можно много чего потребовать за такую услугу. Главное, чтобы не перевелись враги.
— Садитесь, — сказал я посетителю, показывая рукой на стул. — Значит, вы решили бросить учебу в Академии и перейти ко мне на службу? Хотелось бы знать, чем вызвано такое решение.
У пришедшего студента сил было раза в два больше, чем у Оскара, и он мне сразу понравился, поэтому я уже почти принял решение. Внешне он напомнил Николая Еременко–младшего, только у него, как и у всех саев, были прямые волосы. Немного самоуверен, но эта черта характера свойственна почти всем молодым дворянам.
— Я уже почти закончил учебу, — ответил он. — А то, что должны дать за зиму, прекрасно выучу сам. — Мой отец, милорд, был среди горожан, которых вы погнали на север. Он после этой прогулки простыл, и меня вызвали домой поднять его на ноги. Лечение заняло совсем немного времени, а весь остальной вечер он мне рассказывал о своих впечатлениях. Он у меня храбрый сай, но вы его, милорд, напугали. Никто ведь не воспринимал всерьез слова о том, что на нас идут твари, от которых вынуждены бежать северяне. Выставленная вами голова, конечно, произвела впечатление, но никому ничего не доказала. Ну водятся где–то такие страшилы, нам–то что? Никто здесь ни одной твари не видел, а большинство до недавнего времени о них вообще ничего не слышали.
— И что же его больше напугало? — спросил я. — Деревня или лагерь беженцев?