Перестрелка групп прикрытия оттянула на себя много вражеских ресурсов. Мне, Голодной Панде и остальным предстояло воспользоваться моментом и не дать разобщенному врагу вновь объединить усилия. Смешать наши ряды с рядами противника – вот к чему мы стремились. Рискованный план, но он сводил на нет использование фиаскерами огневой поддержки – стрелять по нас, когда велик риск угодить в своих, они уже не посмеют. А огонь засевших на высотной позиции Крюка и Кашалота обязан был удерживать вражескую группу прикрытия на месте.
Дело дошло до грубой силы, а она, как известно, солому ломит. Опыт выступал против количественного превосходства – на первый взгляд наши шансы были примерно равны, а так это или нет, предстояло выяснить.
Яростный бой на короткой дистанции для реалера – дело привычное, хотя во время турниров мы редко ввязывались в него намеренно. Открытая лобовая атака всегда чревата большими и зачастую неоправданными потерями. В обязанности капитанов входило следить, чтобы этого не случалось. Но в данный момент риск был оправдан, поскольку главный принцип лобовой атаки – проверка крепости не только лба, но и духа – фиаскерам еще предстояло постичь.
Постижение принципа – процесс довольно сложный, особенно если тебе приходится заниматься этим в реальной боевой обстановке. К чести наших врагов, они старались изо всех сил. У фиаскеров, носивших доспехи «Молота Тора», явно было время попрактиковаться в обращении с «форсбоди», что парни нам и продемонстрировали. Но даже несмотря на хорошего учителя – Ахиллеса, – практики фиаскерам все равно не хватало.
Когда я впервые увидел их в доспехах своей команды, то пообещал, что устрою нечестивцам суровый экзамен на право ношения реалерского обмундирования. Слово свое я сдержал. На спортивных аренах я склонен проявлять снисхождение к новичкам, здесь же спрашивал с них по всей строгости. Выданное им Ахиллесом оружие было достаточно грозным – «громовержец», пара пулеметов, картечница и пульсатор, – однако технику стрельбы по движущимся целям фиаскеры еще не отшлифовали. Недостаток точности они компенсировали скорострельностью, что только новичкам арены кажется равносильной заменой.
Желание разобраться с теми, кто присвоил доспехи моих товарищей по команде, превратилось для меня в вопрос принципа. Наказав четверке своих бойцов отсекать от меня обычную «пехоту», я ринулся навстречу главным вражеским силам, сосредоточившись на уклонении от их неприцельного огня.
Против пятерых реалеров в такой ситуации мне пришлось бы несладко. Сказать по правде, используя тактику камикадзе, я вообще не добрался бы до опытного противника. Но благодаря помощи тех, кто прикрывал мне спину, я ловко избежал пуль, подставил под картечь зазевавшегося фиаскера, после чего словно нож сквозь масло прошел через оборону противника и обрушил праведный гнев на фиаскеров, чьи головы закрывали шлемы с гербом моей команды.
После первой нашей атаки в магазине моего «метеора» оставалось лишь два заряда. Стрелять во вражьи головы – стопроцентная гарантия победы – я не мог, поскольку крайне тяжело проделывать столь точные выстрелы во время маневрирования при плотном ответном огне. Вместо этого я всадил оставшиеся заряды в первого попавшегося на пути фиаскера.
Закованного в доспехи врага отбросило назад, и он подмял под себя еще двух соратников, чьи тела не были защищены меркуриевой броней. Пока его упоенные стрельбой товарищи пытались поразить мою мелькающую фигуру, я ухитрился подскочить к одному из них, ухватить его за шею и использовать в качестве живого щита.
Дух товарищества отсутствовал в команде противника наряду с опытом. Пока я прикрывался неосторожным собратом этих вояк, в него врезалась такая масса свинца и прочей дряни, сколько, наверное, весили его доспехи. Я терпеливо переждал, пока у расстреливающей нас из пулеметов парочки иссякнет боезапас, после чего отшвырнул обмякшего заложника – добивать контуженого врага уже не требовалось – и, вернув разряженную баллисту в кобуру, пошел в рукопашную.
Гиперстрайк у фиаскеров был включен на полную мощность, так что наши силы в этой схватке можно было считать относительно равными. Если, конечно, было справедливо суммировать весь их боевой опыт и ставить против моего. Мне же на помощь товарищей надеяться не приходилось – все они по горло увязли в разборках с многочисленной «пехотой».
Незнакомый рукопашник с сокрушительным ударом, каким являлся для меня каждый фиаскер в «форсбоди», опасен прежде всего тем, что совершенно не знаешь, чего от него ожидать. Манера боя всех моих предыдущих противников была мной так или иначе изучена. Еще до турниров я старался различными путями раздобыть сведения о новых бойцах, что порой появлялись на арене. Сложно было сказать, насколько серьезно фиаскеры натренировались в уличных потасовках за три месяца Жестокого Нового Мира. Однако я не сомневался, что эта школа была усвоена ими лучше стрелковой.
Хорошо, что во время этого боя меня не видели члены Антикризисного Комитета, иначе после такого кошмарного представления Гроулера точно лишили бы права называться маршалом. Старый турнирный волк сошелся в остервенелой схватке с тройкой молодых уличных волков, уже успевших опробовать зубы в настоящей охоте.
Плохая была идея – пытаться забить меня обломками труб; вероятно, фиаскеры ухватились за это оружие по старой привычке. Браться за дубинку в «форсбоди» нелепо. То же самое, что водружать на танк катапульту – ненужное дополнение к и без того грозной мощи. Наоборот, посторонние предметы в руках сковывали движения, что не позволяло игроку задействовать все ресурсы интерактивных доспехов. Бронированные накладки на кулаки – единственное, что требовалось реалеру-рукопашнику.
Наше столкновение сопровождалось лязгом и грохотом, будто на нулевом ярусе сошлись в битве две средневековые армии. Пока двое фиаскеров безрезультатно охаживали меня трубами, я довольно жестоко расправился с их товарищем, впечатав его серией молниеносных ударов в железный бок какого-то резервуара. После чего, не дав противнику опомниться, вонзил фиксаторы левой ноги в бетон, а правой нанес фиаскеру сокрушительный удар в голову – категорически запрещенный на турнирах прием, поскольку безынерционные удары с жесткой фиксированной позиции обладали убийственной мощью реактивного тарана. Доказательством тому послужил меркуриевый шлем моего врага, сплющенный в блин толщиной в четыре пальца. Извлеченная после такой экзекуции из шлема раздавленная вражеская голова могла бы без труда уместиться в упаковку для пиццы.
