— Гангрена, — сказал Сол, — нужно срочно вынести отсюда всех на свежий воздух, слишком темно, я не смогу никого осмотреть. Да и находиться здесь нельзя.
— Господин интендант, — сказал я, обращаясь с Моа, — займитесь этим, помогите доктору.
При виде лагеря и раненых моряков, интендант позеленел, но старался держаться молодцом.
— Очень рассчитываю на Вас, — добавил я.
Моа кивнул.
— Слушаюсь, господин супер-лейтенант.
Я не сомневался в том, что он все сделает, как надо.
— Хот, идите за мой.
На лейтенанта страшно было смотреть, он побледнел и казалось может упасть в обморок в любую минуту.
— Великий океан, — сказал он, когда мы вышли на свежий воздух, — что здесь произошло?
— Не знаю. Нужно обо всем доложить капитану, пусть пришлет абордажную команду для эвакуации раненых.
— Как доложить? Надо кого-нибудь отправить на лодке?
Лейтенант явно еще не пришел в себя.
— Хот, — резко сказал я, — очнитесь! Отправьте на берег сигнальщика.
Взводный дернулся, как от удара и уставился на меня.
— Сигнальщика на берег, — повторил я, — занять круговую оборону, четырех человек под командование интенданта, будут выносить раненых. Пусть сигнальщик передаст, чтобы лодки подошли, как можно ближе, а то замучаемся носилки по песку таскать.
— Слушаюсь! — взгляд лейтенанта стал осмысленным, он отдал честь и кинулся исполнять приказание.
Мне было жалко паренька, не каждый день увидишь такое. Не знаю, что им вбивают в головы в академии, но уж точно не рассказывают о том, как выглядит полевой лазарет.
Большинство десантников скрылись в лесу, остальные бросились выносить раненых. Многие лежачие были без сознания, все грязные и заросшие. Трудно было сказать сколько времени они провели в храме.
Я подозвал десантника, которого мы встретили в лесу.
— Что здесь произошло?
— Мы в засаду попали, господин супер-лейтенант, — начал сбивчиво докладывать моринер, — нас дикари подкараулили, многих убили.
— Здесь все? Где офицеры?
— Здесь только раненные, лазарет, а остальные в форте. А офицер у нас один, — десантник показал рукой на храм, — там он.
Я резко встал и направился к зданию, но мне навстречу уже шел Сол, поддерживая носилки, на которых кто-то лежал, закрытый до самых глаз серым шерстяным одеялом.
Бад был без сознания.
Сол осмотрел его одним из первых и покачал головой.
— Не выживет. Слишком поздно и рана тяжелая.
Я бросил быстрый взгляд на Сола, но укорять доктора в бессердечности не стал. Сейчас он уже не принадлежал себе, у него не было времени на сожаления и эмоции. Вокруг были люди, которым нужна срочная медицинская помощь, если оплакивать всех, невозможно будет работать. Время сожалений и мучительных воспоминаний придет потом, но сейчас Сол уже думал о том, где будет осматривать следующего пациента.
Не могу описать, что творилось у меня в душе. Перемотанный окровавленными бинтами, лежащий на носилках офицер, был когда-то моим другом, а потом предал меня, но сейчас все это не имело никакого значения, потому что лейтенант Бад умирал.
— Мне нужно с ним поговорить. Вы можете, как-нибудь привести его в чувство?
— Думаю, что ему очень больно, — сказал доктор, — когда он очнется, боль вернется.
— Мне надо его расспросить. Мы должны знать, что происходит.
Сол печально посмотрел на меня, потом встал на колени возле носилок и принялся копаться в медицинской сумке.
— Да. Хорошо. Сейчас, я что-нибудь придумаю.
Я огляделся. Десантники вытаскивали раненых и складывали под стеной, некоторые шли сами, опираясь на товарищей или на заранее приготовленные самодельные костыли.
— Много тяжелых? Чем нанесены раны? — спросил я Сола.
Доктор достал маленькую жестяную коробочку, открыл ее и стал привычным движением набирать шприц.
— Много. Холодное оружие, сабли, мечи, кажется стрелы, по крайней мере похоже. Как Вы понимаете, я не знаток таких ран, — не оборачиваясь ответил Сол.
— Вы уж тут сами, — добавил он, — люди в очень плохом состоянии, начну оперировать прямо здесь, времени совсем нет.
— Все так плохо?
— Да.
Доктор отогнул одеяло, закатал до невозможности грязный рукав френча и сделал укол, потом смочил, чем-то комок ваты и поднес к лицу Бада. Лейтенант всхрапнул и открыл глаза. Он сразу же зажмурился и мучительно застонал.
— Ничего, ничего, — сказал Сол и потрепал лейтенанта по плечу, — я сделал укол, сейчас будет легче.
Раненый посмотрел на доктора, потом дернулся и задвигал челюстью.
— Сол, — прохрипел Бад, — какого черта?
— Держитесь мой друг, — доктор сжал руку лейтенанта. Видимо лекарство начинало действовать, потому что взгляд Бада стал осмысленным, и он наконец увидел меня.
Я подошел и сел рядом. Мы молча смотрели друг на друга.
— Я Вас оставлю господа, — сказал Сол и ушел к другим раненым.
— Здравствуй, — сказал я.
— Здравствуй.
Бад осунулся и пожелтел. Наверно его смерть была очень близко, потому что взгляд лейтенанта уже приобрел некоторую отстраненность свойственную умирающим, когда кажется, что человек уже почти утратил связь с окружающим миром, и, с удивлением, заглядывает в себя. Такие глаза я видел много раз. Мне вспомнился лежащий в штабном блиндаже супер-лейтенант Бас.
— Что с вами случилось? Кто это сделал?
Бад моргнул и облизал сухие губы.
— Я умираю?
— Да.
— И хорошо. Я устал, — Бад закряхтел, и я испугался, что он опять потеряет сознание, но лейтенант вытащил из кармана галифе, какой-то листок. Он попробовал протянуть его мне, но пальцы разжались, и бумага упала в траву. Похоже, что все силы Бада ушли на это движение. Я поднял записку и убрал в карман.
— Это письмо сыну. Передай.
— Хорошо, если расскажешь мне, что здесь происходит.
Бад молчал, и я подумал, что он не понимает мой вопрос.
— Ты меня слышишь?
— Нас зажали в крепости Толя, — прохрипел он, — мою морину посылали на самые опасные участки. Мы потеряли почти половину состава, и я решился. Мы ушли, сбежали. Я хотел отсидеться в форте, но на нас напали дикари.
Баду было трудно говорить, но похоже укол доктора действовал, ему уже не надо было делать паузы, чтобы передохнуть.
— Адмирал жив?
— Нет.
— Кто теперь командует?
— Лос.
Я вспомнил, кто это такой. Мы встречались во время прошлой экспедиции. Саперный капитан, когда-то отвечал за безопасность адмирала Толя, суровый и жестокий человек.
— Почему он?
— Был заместителем, теперь главный.
