— Почему он?
— Был заместителем, теперь главный.
— У него много людей?
— Нет, не знаю…дикари взбунтовались…несколько племен остались верны, остальные предали.
Бад замолчал и отвернулся, тяжело дыша.
Я знал, как это бывает. Сначала боль нестерпима, она огромна, словно воздушный шар для корректировки артиллерийского огня. Она заполняет все вокруг. Ты бессилен против нее, корчишься, кричишь или стонешь, кажется, что так легче. В любом случае ты не можешь сдержаться. Потом, когда тебе делают укол в лазарете, боль становится меньше. Она никуда не уходит, но ее уже можно терпеть.
— Хочешь пить?
— Спирту дай, — прошипел Бад сквозь стиснутые зубы.
В кармане у меня была маленькая фляжка с коньком. Я свинтил крышку и немного влил ему в рот.
— А-а, — не то выдохнул, не то простонал Бад, — хорошо.
— Почему Вы здесь?
Бад некоторое время смотрел на меня, потом сказал, — здесь не тронут, святыня, всех раненых сюда, здоровые в форте…все равно врача нет.
— Кто остался в форте?
— Жен и Мас.
Я ненавидел себя за этот допрос. Мой друг умирал. Я больше не мог думать о нем, как о предателе и саботажнике. Чтобы не произошло между нами, смерть списывает все грехи.
— Тар жив?
— Арестован.
— Почему? — не понял я.
— Дай еще, — попросил Бад, и я опять влил в него немного коньяка.
— Жен и Мас хотят обратно в крепость, хотят договориться с Лосом. Они обменяют его на возможность вернуться, обвинят во всем…
— Почему его? Почему не тебя?
— Знали, что не доживу, — Бад попробовал улыбнуться.
Иногда его трудно было понять. Он говорил сбивчиво, путался и некоторые слова я не мог разобрать, но угадывал смысл, каким-то внутренним чутьем.
— Они хотят вернуться в крепость на реке, в лагерь адмирала?
— Да. У них нет выхода. Надеются, что Лос примет их обратно. В форте долго не продержаться…дикари.
Бад замолчал и обмяк. Я склонился над ним, думая, что лейтенант умер, но он все еще был жив.
Если я правильно понял, дело обстояло так. После смерти Толя, племена, которые раньше подчинялись адмиралу, взбунтовались. Заговорщики оказались окружены со всех сторон. Стараясь сохранить своих людей, Лос все время посылал в бой наше подразделение. Бад понял, что скоро их всех перебьют, попробовал сбежать и отсидеться в форте, но по дороге на отряд напали.
Я протер рукой горлышко фляжки и сделал большой глоток.
Значит после смерти адмирала всем стал заправлять Лос. Он узурпировал власть и теперь командует в крепости. Сколько ему осталось? Я достал часы и щелкнул крышкой. Совсем скоро тяжелый крейсер «Великолепный» сметет его логово с лица земли. О Лосе и его людях можно не беспокоиться. Раненых мы эвакуируем, но нужно решать, что делать с теми, кто остался в форте. Сейчас там всем заправляют лейтенанты Жен и Мас.
Я огляделся. Сол склонился над носилками. Он махнул рукой и несколько человек окружили раненного и навалились на него, раздался страшный крик. Человек выл по-звериному, захлебывался и у меня по спине поползли ледяные мурашки. Я не боялся криков боли, но невыносимо было слышать визг хирургической пилы, вгрызавшийся в кость.
Бад очнулся и не отрываясь смотрел на меня.
— Не думал, что увижу тебя еще раз.
Бад умирал. Жалел ли мой заместитель о том, что когда-то устроил мятеж, отравил меня и отдал на растерзание врагам? Ответов на эти вопросы у меня не было. Теперь это уже не имело никакого значения, и все-таки я спросил, — зачем ты затеял все это?
Я не стал уточнять, что спрашиваю не о побеге из крепости заговорщиков, а о наших с ним делах, но Бад понял.
— Все эти годы я тебя ненавидел, — сказал он, — и завидовал тебе. Прекрасная семья, высокое положение, тебе везло во всем.
Он замолчал и облизал потрескавшиеся губы.
— Дай выпить.
Я поднял его голову, подсунув ладонь под потный затылок, и дал выпить немного коньяка.
— А ненавидел за что?
— Ты бросил меня на острове Мон. Знаешь, что варды делали с нами? Лучше не знать. Но забыть об этом нельзя.
— Я не мог Вас отбить.
— Ты мог бы попытаться. Я бы сделал это для тебя.
Бад поперхнулся, закашлялся и тело свела мучительная судорога.
— Я был в плену шесть месяцев и все это время проклинал тебя, — сказал он, когда отдышался, — я хотел отомстить.
— У тебя получилось.
— Нет. Ты опять вывернулся. Ты везунчик. И черт с тобой, — по щекам Бада потекли слезы. Я отвернулся. Вокруг страшной поляны зеленел лес и пели диковинные птицы.
— Что я могу для тебя сделать?
— То же, что сделал для Баса. Застрели меня.
Я зажмурился. Когда-то на линии Мо я застрелил смертельно раненного командира. Он не мог сделать этого сам, не слушались пальцы, и он попросил меня о страшной услуге.
— Я не смогу.
— Сделай. Я тебя предал. Застрели меня.
— Нет.
— Дай револьвер, — попросил Бад. Он больше не плакал. Я сунул руку под одеяло, нащупал кобуру и достал револьвер. Он был заряжен, в барабане оставалось два патрона. Я провернул барабан, взвел курок и сунул револьвер ему в руку.
— Письмо передай сыну.
— Хорошо. Передам.
— Прощай.
— Прощай.
Я не хотел смотреть на то, что будет дальше, поэтому встал, отвернулся и отошел в сторону. Выстрела не было. Я оглянулся и увидел, как Бад, из последних сил, пытается поднять револьвер, чтобы прицелится мне в спину. От натуги он закусил губу, на лбу выступила испарина.
Я повернулся к нему лицом, наши взгляды встретились.
Он рывком поднял ствол и выстрелил под подбородок.
Растревоженные птицы, закричали и вспорхнули над деревьями.
Выстрел переполошил раненых, и нам с интендантом пришлось их успокаивать. Сейчас, когда они увидели доктора, офицеров и других десантников, сошедших прямо с корабля, присутствие на Диком острове стало для них невыносимо. Причиной их ужасного состояния и внешнего вида не всегда оказывались ранения, многие получили легкие травмы, но ощущение полной безысходности действовало хуже вражеского оружия. Сейчас, когда у людей появилась надежда на спасение, они боялись лишнюю минуту провести на опасном берегу. Интендант переходил от одного к другому, старался каждого успокоить и приободрить, за что я был ему очень благодарен. В лагере нашелся санитар, который сразу стал помогать доктору, и работа закипела. Я не очень понимал, зачем Сол поторопился сделать операцию прямо здесь, по-моему, можно было подождать пока раненых перевезут на корабль. С другой стороны, ему виднее. В стране, которая постоянно находится в состоянии войны, полевая хирургия достигла определенных высот, и, если доктор говорит, что так лучше, нужно верить ему на слово.
