– Что с Павлом? – спросил китаец.
– Я отвел его в кабинет, – вздохнул профессор. – У него совершенно бредовое состояние, поэтому Варвара и Машенька не отходят от него ни на шаг. Листов десять бумаги извел, а когда они закончились, начал чертить прямо на полу. Психика подавлена полностью.
Шамхат, изображая скромницу, присела на краешек свободного стула и глянула на Богдана.
– Про него говорят? – спросила она по-шумерски.
– Да, – на том же языке ответил Богдан.
– Я бы попросил вас говорить по-русски, – обернулся Ли. – Мне бы не хотелось, чтобы такие прекрасные бойцы, как вы, сговорились напасть на меня одновременно. Сердюченко, будь любезен держать наготове оружие. На некоторое время пули их остановят, если что.
– Так вопрос же в том, успею ли я пальнуть, – вздохнул шофер, нервно вытирая рукой пот со лба.
– Вот так! – изображая обиду, скривился Богдан. – Только что вместе на штурм ходили, а теперь «пальнуть». Никогда у вас ничего не будет путевого!
Он хотел еще что-то сказать, но тут распахнулась дверь кабинета, и в гостиную вбежала растерянная Машенька.
– Паша чувств лишился! – испуганно сообщила она. – Лежит, еле дышит!
– Ты знаешь, что с ним? – спросил китаец Богдана. – В рукописи таких подробностей нет.
– Ничего страшного, – усмехнулся тот. – Знак Бога запечатлелся в его мозгу. Очнется он уже не человеком. И мы даже представить себе не можем, в какое русло он направит выделившуюся энергию.
– Пугаешь? – спросил Ли. – Думаешь, что мы отдадим его тебе из страха?
– Он не тронет вашего Павла, – вмешалась в разговор Шамхат. – С нас хватит бессмертия. – Она посмотрела в глаза Богдану. – Хватит! Я не хочу больше терять тебя из-за этого проклятого цветка. Вспомни, каким трусом стал Утнапишти. А ты превращаешься в жестокое чудовище! Обратно в зверя! Я тебя знала совсем другим и не хочу терять того, кого любила. Пойдем отсюда.
– Куда?
– Да куда угодно! Обратно в Европу, где нет этой ужасной зимы. Или еще лучше куда-нибудь в такое место, где людей совсем мало. Мне никто не нужен кроме тебя. Я хочу избавиться от цветка бессмертия, как когда-то жена Утнапишти. Я теперь понимаю, зачем она нам его отдала. Я хочу ценить каждую минуту, прожитую рядом с тобой. Когда времени много, начинаешь транжирить его, а когда его совсем нет, каждый миг сладостно-печален, будто запах жасмина. – Она перевела дух и добавила по-шумерски: – Пойдем, Энкиду! Эта женщина, что вышла к нам, любит услышавшего Голос Шамаша. Ты не можешь их разлучить.
– Они все равно расстанутся, – ответил Богдан по-русски. – Если он, очнувшись, загадает желание только для себя одного.
– Это Дроздов заразил его! – сказала Машенька и, не выдержав, расплакалась.
Пряча слезы, она отвернулась и убежала в кабинет.
– Им как-нибудь можно помочь? – спросил у Богдана китаец.
– Ты владеешь рукописью, а не я, – ответил тот.
– В рукописи ничего подобного нет.
Внезапно лицо Шамхат помрачнело, и она тронула Богдана за руку.
– Я, кажется, придумала, – без всякой охоты сказала она. – Ведь Павел сейчас без чувств и не может направить Свет Шамаша ни в какое русло. Если использовать цветок бессмертия раньше, чем Павел очнется…
– Никто не сможет так быстро запомнить и перерисовать Знак! – покачал головой китаец.
– Я смогу, – произнес Богдан, и глаза его вспыхнули. – Новый Знак от старого отличается лишь несколькими деталями, в основном пропорциями треугольников и их числом. Я уже видел часть нового Знака. Почти законченный рисунок!
– Где? – изумился профессор.
– Был еще один человек, услышавший Голос Бога. Но он умер, не завершив рисунок, а мне в руки попали телеграфные копии рисунков, сделанных на месте его гибели. Там незаконченный Знак. Если вы дадите мне рисунок Павла, я смогу его воспроизвести очень быстро. И будете спокойны, что ради цветка бессмертия я не убью Стаднюка!
– Ладно, – китаец сходил в кабинет и вынес оттуда листы с рисунками, изображающими Знак, и пачку чистой бумаги. – Вот! У тебя мало времени.
Следом за ним показалась Машенька с пером и чернильным прибором в руках.
Богдан разложил листы прямо на паркете, опустился на корточки и зажмурился. В комнате воцарилась абсолютная тишина. В следующую секунду Богдан начал быстро чертить на бумаге идеально ровные линии, быстро обмакивая перо в чернильницу. Сегмент за сегментом на листе проявлялся ажурный круг. Минута, вторая, третья. Перо поскрипывало, разбрызгивая мелкие кляксы. Варя нервничала, и чтобы занять себя хоть чем-то, чуть отодвинула гардину и глянула на окно их с Пашкой квартиры. Когда Богдан заполнял последний сегмент, она вскрикнула.
– Что это за две машины у нашего подъезда? За нашей квартирой следят!
– У какого подъезда? – напрягся китаец. – А, я забыл, у тебя ведь квартира через бульвар!
Он шагнул к ней и отвел от окна.
– Лучше не мелькать, – пояснил он.
Богдан замкнул круг и запрокинул голову, подняв лицо к потолку. Его затрясло крупной дрожью.
– Что с ним? – испугалась Варя.
– Свет Шамаша рвется через него! – объяснила Шамхат, бросаясь к мужу.
Через секунду Богдана изогнуло дугой, и он рухнул ей на руки.
– Несколько минут он не сможет двигаться. – Шамхат бережно уложила его на паркет.
– Вот же некстати! – глядя в окно, произнес Сердюченко. – Сюда бежит наряд с револьверами!
– Действительно, некстати, – буркнул профессор. – Надо уходить через черный ход.
Богдан побледнел и продолжал трястись, находясь в глубоком забытьи. Зато из кабинета донесся радостный голос Машеньки:
– Павел очнулся!
– Хоть это нам на руку! – профессор подхватил саквояж. – Машенька и Варя, вам придется помочь Павлу, пока силы еще полностью не вернулись к нему. А Шамхат с Сердюченко и Ли потащат Богдана. Уходим!
Грузный Сердюченко, сунув револьвер за пояс, закинул Богдана на плечо и крякнул.
– От же смех! – покачал он головой. – От же ваш былинный богатырь! А весит-то всего что пять канистр бензину. Мелковат богатырь-то!
Сообщники вслед за Варшавским покинули квартиру и быстро спустились по лестнице. Когда они выскакивали в арку проходного двора, в подъезде гремели по ступенькам сапоги поднимающихся в квартиру энкавэдэшников из наряда Бирюкова.
Они выскочили во двор и бросились в арку, но не успел профессор добежать до ее середины, как попал под огонь бирюковского «браунинга».
– Назад! – крикнул Сердюченко, роняя Богдана в снег.
Он выхватил револьвер и выстрелил в ответ, заставив вбежавшего в арку Бирюкова метнуться обратно. Свержин, услышав выстрел, юркнул за угол.
