— Вполне… — кивнул тот. — Как в сказке о старике и лисице. Даже лучше… А одного хватит?
— Не понял, вы сюда воевать или отъедаться пришли? Одним мешком больше, одним меньше — вряд ли хватятся. А возьмем два — точно привлечем внимание. И хоть я сильно сомневаюсь, что вот так, скрытно, ночью хлеб везут в заготовительную контору, но «База» четко приказала: не обнаруживать себя ни перед кем. А это значит, и перед местными партизанами.
— Приказ понял, — старшина кивнул. — Есть, не раскрывать себя. Разрешите исполнять?
* * *
— А ну, тпру!.. Стой! Приехали… — голос мужчины, останавливающего телегу, звучал громко, по-хозяйски.
— Уйди с дороги! Ты кто?
— Что, Басенька, голос хозяина узнавать перестала?
— Чего тебе? — голос девушки слегка дрожал, но скорее от возмущения, чем от страха.
— Говорю же, приехали. Сама слезешь или помочь? Погуляем, поговорим. Глянь, какие звезды. Разве красивой девушке не найдется что сказать мужчине в такую прекрасную, тихую ночь?
— Хам!
— Ошибаешься, красавица. Подхорунжий войска польского не может быть хамом. Хамы и быдло те, с кем ты и твой отец сейчас потоварищились. А еще в большей мере — большевицкая орда, что как саранча лезет на нашу землю с востока. Ну, же. Не упрямься!.. Пойдем и я покажу тебе разницу между хлопом и шляхтичем.
— Убери руки, а то как врежу кнутом по морде!
— Только посмей, сучка! — пригрозил мужчина, из голоса которого напрочь пропали все игривые нотки и осталась только ярость. — Я это кнутовище знаешь куда тебе засуну?!
Видимо угроза на девушку не подействовала, потому что сперва раздался звук, отдаленно напоминающий выстрел из нагана, а потом мужчина разразился руганью.
— Ах, ты ж хвойда краснопузая! Ну, теперь ты пожалеешь, что вообще родилась! Эй, парни! Стащите эту коммунарскую сучку с воза. Заткните ей рот и свяжите. С собой возьмем. Они так много о коммуне болтают, что многих даже убедить успели… Обещая раздать все и всем. Вот и устроим девке коллективную постель…
— Rozkaz, panie podhorunzhy!* (* Слушаюсь, господин подхорунжий!)
Луна, до того прячущаяся в облаках, очень вовремя выглянула из-за тучи, позволяя разведчикам не только слышать, но и увидеть, что происходило всего в паре десятков метров дальше, на лесной дороге. Хотя, и без этого не трудно было догадаться. Даже капитану Малышеву, не понимающему ни слова по-польски.
Если никто не оставался в кустах, а все вышли на дорогу, то телегу с хлебом окружило около десятка мужчин одетых в гражданскую одежду, а так же — хоть и непривычного покроя и расцветки, но явно военную форму. Особенно странно выглядели угловатые, то ли треугольные, то ли — пятиугольные головные уборы. Все мужчины при оружии и настроены очень решительно. Даже излишне зло. Во всяком случае, девчонку, посмевшую поднять руку на их командира, скрутили жестко, как захваченного в плен врага. Без снисхождения на пол и возраст.
— Это ты правильно решил, Мельник, — одобрил действия командира группы кто-то из «лесных братьев». — Поглядим, много ли комуняки без еды навоюют? И еще одна девка в отряде пригодится. Ночи все холоднее…
— Заткнись, Гунявый, — ответил первый голос. — Мне комиссары не нужны. Сам разберусь…
Пленницу хорошенько связали, для надежности даже сунув ее ногами в освобожденный от хлеба мешок. Так что девушка даже не рыпалась, а только сопела. После чего Басю забросили на телегу, поверх остального груза. Лошадей взяли под уздцы и вся процессия двинулась дальше.
— Давайте, знатоки словесности, объясняйте? — Малышев вопросительно взглянул на Телегина и Семеняка. — Что за ерунда? Партизаны грабят партизан? Или хлеб все-таки немцам везли?
— Нет, командир. Не немцам. Тут другое… Девчонка, похоже, наша. Поскольку ее все время обзывали то краснопузой, то коммунаркой. А эти «лесные братья» кто такие, я не понял. Ряженые… Замашки, как у полицаев, но не совсем. Фрицев, похоже, тоже не слишком жалуют.
— Может, из армии, о которой Коля говорил? — вставил Степаныч.
— Угу, похоже… — согласился старшина. — Во всяком случае, это тот самый Мельник, о котором девушку предупреждала тетка на хуторе.
— Нифига не понятно, — проворчал Малышев. — Блин горелый. И хлеб увели, и девчонку, судя по рожам, та еще участь ждет.
— Командир…
— Чего?
— Разреши размяться?
— Да… — капитан, потер кончик носа. — Согласен. Нельзя отдавать провизию неизвестно кому, но — явно не с нашей улицы. Степаныч, ты давай, собери наших и веди следом. По скрипу… Действуйте по обстановке. Если что, не вмешивайтесь. Остаешься старшим группы, до прибытия Корнеева. Помните, главное — выполнение приказа.
— Может…
— Степаныч, ты что, первый день на войне? — хлопнул Семеняка по плечу Андрей. — Если б риск был, я бы и соваться не стал. Мы их с Кузьмичом, как куропаток почиркаем. А что старшего назначаю — по уставу положено. Устав надо исполнять… Все будет путем. На вот, держи мешок и автомат. Кузьмич, ты тоже «облегчись». Работаем только ножами.
Несколькими секундами позже две тени беззвучно заскользили следом за отдаляющейся группой боевиков АК, а к подавшему условленный знак и оставшемуся на месте ефрейтору Семеняку стали подтягиваться остальные разведчики.
— Что тут произошло? — первым спросил Гусев. — Где командир?
— А вы что, ничего не видели.
— Да отошли, сдуру, слишком далеко, а потом не хотели поднимать лишний шум. Как луна зашла, совсем ничего не разглядеть. Если б только с места сдвинулись, тут такой треск стоял бы, как от жирующего стада кабанов.
— Понятно. В двух словах ситуация следующая: плохие польские партизаны ограбили своих же соотечественников, правильных партизан. Андрей с Кузьмичом пошли восстанавливать справедливость. Нам приказано следовать на слух, за тележным скрипом, но не выдавать себя. Иван, Виктор — возьмите оружие и вещмешки старшины и командира.
— Есть, — шутейно откозыряли ефрейтору оба офицера. Впрочем, придись, они проделали бы это и всерьез. На маскхалатах погон нет, и статус разведчика в группе зачастую определяется не званием, а опытом.
А Малышев и Кузьмич, пользуясь тем, что боевики двигались двумя колонами с обеих сторон телеги, подкрались сзади и одновременно прикончили крайнюю пару… Бедняги умерли не издав ни звука и, наверняка, даже не успев понять, что уходят. Просто звезды, ярко блеснув напоследок, вдруг пропали, ночь стала еще темнее и какой-то слишком холодной, как для начала сентября…
Трупы аккуратно, придерживая их оружие, положили на землю. Оттаскивать в сторону или прятать не имело смысла. Не тот случай, когда нельзя оставлять следы.
