Трупы аккуратно, придерживая их оружие, положили на землю. Оттаскивать в сторону или прятать не имело смысла. Не тот случай, когда нельзя оставлять следы.
Малышев показал Кузьмичу большой палец. Старшина кивнул и, ткнув в направлении телеги, показал два пальца. Капитан кивнул в ответ. На языке жестов их разговор означал следующее…
— Отлично сработали.
— Да. Берем следующую пару?
— Вперед…
Колеса и дюжину раз не успели проскрипеть, как количество «лесных братьев» уменьшилось еще на два человека. Теперь хлеб сопровождало только четверо бойцов, идущих вровень с телегой и еще пара, ведущая под уздцы лошадей.
Капитан со старшиной чуть приотстав, выждали несколько минут, дав сердцу успокоиться и выровнять дыхание. Из-за скрипа, случайно шумнуть было нестрашно, никто не заметит, а вот жаркое сопение в затылок насторожит любого.
Еще один бросок, и на лесной дороге осталось только четверо борцов за свободную Польшу и от немцев, и от коммунистов.
— Франек! — окликнул кого-то из бойцов, шагающий впереди Мельник. — Глянь, как там наша краля. Что-то она слишком притихла. Как бы не задохнулась… Если пообещает не орать, можешь вынуть кляп. Отсюда ее крик с хутора все равно уже не услышат.
Телегин и Малышев переглянулись и бросились вперед. Теперь было не до соблюдения скрытности. Судьба, как оно и происходит чаще всего в жизни, в очередной раз перетасовала карты.
Судя по всему, Франек оказался в числе тех, кому уже не суждено вести мирские разговоры и, естественно, ответить своему командиру не смог.
— Ей, ты что, оглох?! — Мельник не отличался терпением и уравновешенностью характера. — Проверь, как там девка, говорю! Не хватало еще, чтоб и эта подохла…
Сам командир, даже оглянувшись, не заметил бы, насколько поредели ряды его войска, но это сразу увидели бойцы, идущие рядом с передком телеги.
К счастью, капитан со старшиной уже успели достаточно приблизиться, и поляки сперва приняли их за часть своих товарищей. Ну, а времени приглядеться внимательнее и понять, что рядом не друзья, а враги — им, естественно, не предоставили. Правда, бить теперь приходилось в грудь и не имея возможности зажать рот, но разведчикам опять повезло. Предсмертные хрипы и стон, ждущий ответа, Мельник принял за нечто другое. Видимо, ему тоже не терпелось.
— Аккуратнее там руками, не испорть мне товар… — хохотнул он. — Слышу, слышу, что живая… Мог бы обойтись и без демонстрации, а просто ответить.
Телегин, поскольку именно он находился с той стороны дороги, по которой шел Мельник, жестом привлек внимание командира и изобразил захват. Малышев мотнул головой и чиркнул ладонью по горлу. «Язык», во всяком случае такой, был разведчикам без надобности, так зачем зря рисковать.
Старшина кивнул и шагнул вперед. Последний акт возмездия произошел точно так же, как и четыре предыдущие. Тихо и без суеты. Единственное отличие — больше не ощущая человеческой руки, лошадки прошли всего пару шагов и остановились.
Новенький, еще пахнущий краской и заводской смазкой транспортный Ли-2 трясло, как старый рыдван по ухабистой дороге. Только-только удавалось Корнееву ухватиться за какую-то дельную мысль, как самолет опять ухал в очередную воздушную яму. Желудок у Николая немедленно взмывал вверх, пытаясь вытолкнуть сердце через горло, а плененная усилием воли мысль, в свою очередь, улетала куда-то в потолок, словно пробка из бутылки теплого шампанского.
— Эй! Воздушные извозчики! Аккуратнее! Не дрова везете! — заорал Корнеев, черт его знает в который раз, едва успев удержать в себе обед. Но в реве пары авиационных двигателей он с одинаковым успехом мог и шептать, и стрелять из пистолета.
Тем не менее, на этот раз дверца в кабину летчиков приоткрылась, и оттуда высунулась веснушчатая голова то ли штурмана, то ли второго пилота.
— Товарищи, впереди большой грозовой фронт! — прокричал он. — Не пройти! Надо возвращаться!
Корнеев переглянулся с Штейнглицем, и оба синхронно помотали головами.
— Нет! Этого ни в коем случае нельзя делать! У нас приказ и сроки!
Самолет опять ухнул в яму. Корнеев судорожно сглотнул и выругался. Летчик оглянулся и быстро перекинулся парой слов с первым пилотом.
— Товарищи офицеры, мы все понимаем, но впереди не просто гроза, а ураган. Нас собьет молнией вернее чем залпом зенитной артиллерии.
Держась за борт, Корнеев подошел ближе, чтобы не перекрикивать двигатели.
— А облететь это как-то можно?
— Можно… И мы уже попытались, но при такой облачности и переменном ветре рискуем заблудиться. От близости и мощи природного электричества все приборы начинают показывать «день рождения бабушки».
— Я не понял? Что показывают приборы? — переспросил Штейнглиц. Немец тоже подошел к кабине пилотов.
— Присказка такая… — объяснил Корнеев. — Черт знает что показывают. Барахлят, одним словом.
— Мы летим без приборов? — глаза у немца стали раза в два больше, и он притих, опасливо косясь в пол.
— Как далеко мы от цели? — уточнил Корнеев у летчика.
— Километров двести…
— Не понял? — подполковник воспроизвел в уме карту и по степени удивления приблизился к Максимилиану. — Мы уже больше получаса в воздухе, а все еще находимся на своей территории?
— Нет, — мотнул головой второй пилот. — Километров семьдесят уже как над немцами летим. Просто, Яков… капитан Гусман… сразу взял севернее. Думал, удастся обойти грозу по краю. Но фронт оказался гораздо обширнее, чем синоптики предполагали.
— Черт… — Корнеев посмотрел на Штейнглица. — Что будем делать?
— Думаю, придется прыгать, Николай. Мы и так потеряли зря слишком много времени… Ждать дольше нельзя. А если завтра тоже нелетная погода будет? Лучше немножко ходить пешком…
— Пройтись, — Корнеев машинально поправил Штейнглица, который по непонятной причуде то говорил, как прирожденный русак, то словно забывал русский язык и начинал коверкать фразы, как самый настоящий иностранец. Наверно, от волнения.
— Я. Данке…
Корнеев кивнул. Похоже, ничего другого не остается…
Да, все верно, они действительно и «потеряли», и «много», и «слишком». А самое обидное, что большинство этих драгоценных часов были потрачены впустую, то есть — «зря»…
Быстрее всех Корнееву удалось убедить полковника Стеклова. Ни на секунду не ставящий под сомнение благородство других и руководствуясь только здравым смыслом, Михаил Иванович влет оценил преимущество подключения к операции бывшего оберштурмбанфюрера СС. Не только ориентирующегося на местности, но и видевшего секретный образец в действии. А вот дальше все пошло с нарастающим сопротивлением…
