— Намёк понял. А более реальные?
— Недели две-три — и встанешь. Если, опять же, не будешь шляться по комнатам. Но Азат закрывает двери, спасибо ему большое. Я теперь — тоже. Ещё думаю о наручниках.
Домино демонстративно посмотрел на свои руки, свободно лежащие поверх одеяла, и, поскольку вместе с окончательным приходом к реальности у него начали обостряться ощущения, скосил глаза вниз на тело.
— Эм… А там у меня что?
— Мочеприёмник, — лучезарно улыбнулся Крайт. — За всем остальным ко мне. Кстати, наверное, поменять надо, врач говорил…
— Не надо, — поспешно возразил Домино, немедленно вспыхнувший, как в юном возрасте, до корней волос. — Лучше расскажи, чем там кончилось, пока я в себе.
— О, это отдельная тема для разговора. Азат теперь птица гордая, не пнёшь, не полетит… Да, поздравляю с повышением. Зебастиан не знал, скольких синайцев вёз Орельен, так что никого не хватился и жестокой сече, в которой геройски погиб его ближайший советник, поверил сразу. Теперь его и его сынка место занимаете вы.
— Ч… что?
— Всё. Выше только звёзды. Азат у него главный по деловым контактам, а тебе он выбил место специалиста по инорганизационным делам из-за твоей высокой осведомлённости о друзьях и врагах. Будешь «политикой» заниматься, как только встанешь.
Домино почувствовал, как закружилась голова. Так скоро, так быстро… Готов ли он? И что по этому поводу думает Азат?
— Там, правда, ещё одна новая фигура, для поддержки, вы же молодые, — продолжал Крайт. — Зовут Эрнест Карташов. Хорон-альбинос лет сорока. Он был в свите Зебастиана в 2642-м, потом попал в плен к МД, налил им воды в уши и сумел бежать.
— Зебастиан теряет хватку, — заметил Домино. — Где гарантия, что это не подосланный диверсант Мессии?
— Да кто ж его знает, наверное, чем-то он сумел доказать свою верность, раз его взяли. Азат не сильно распространялся. Я же для него так, прислуга.
— Для него все такие. Я не понимаю, почему ты до сих пор с нами. Сидишь тут со мной, добровольный медбрат…
— С вами весело, — широко улыбнулся Крайт. — Кстати, с мальчиком-синайцем тоже всё ок. Палаш упёк его в закрытый интернат для беспризорников, пока он оттуда выйдет, на Севере всё триста раз поменяется. В Ялахе, в Зелёных краях, рядом с Драконом.
— Хорошо… — Домино закрыл глаза. Его лихорадило, и не было совершенно никаких сил обдумывать сказанное. Вот только Алекта — зачем она здесь?
— А Алекта?..
— Сам не понимаешь, что ли? — голос Крайта посуровел. — Затем он двери и закрывает. Пока. Наверное, ждёт, когда ты придёшь в сознание. Ты вроде говорил, отболело?
— Не до такой же степени, — аурису стало совсем плохо, и он стиснул зубы, никак не сумев совладать с вдруг возникшими перед глазами картинами «общения» Азата и Алекты. И, очевидно, иногда ещё кого-то за компанию…
— Как сам слышал, она не против, — судя по шуму, Крайт встал со стула. — Я скоро подойду, спи пока. И не вздумай умирать, ясно?
— А то невесело?..
— Да вот совсем, — рассмеялся Крайт, и на этом Домино позволил себе кануть обратно в лишённую мыслей тьму.
Потянулись дни. Иногда Домино просыпался с сухим языком и саднящим горлом, с ломотой во всём теле — только чтобы увидеть неизменно сидящего или дремлющего рядом Крайта или услышать сдавленные стоны откуда-то из глубины квартиры и опять упасть, провалиться — наверное, туда, где ему было самое место. Возможно, если бы не периодически возникавшие там ласковые прикосновения когда-то любимой им девушки (впрочем, кто знал, как он к ней относится на самом деле сейчас, профессионал в самозапутывании и самообмане?), Домино однажды так и остался бы там навсегда, чтобы больше не думать, не сомневаться, не шагать в такую теперь осязаемую тьму в реальности. «Гидра» отпустила его, и вместо неё вернулись мысли, всё больше и больше проявляющиеся в столь желанном забвении благодаря неусыпной бдительности Крайта и свету Алекты.
В один из дней аурис резко вынырнул — глотнуть воздуха — и обнаружил, что боль почти отступила. На этот раз рядом была только Алекта, неотрывно смотрящая на него и потому сразу заметившая, как он открыл глаза. Она была в узкой пёстрой футболке, обрисовывавшей во всех подробностях ничем, кроме неё, не прикрытую грудь, и коротких шортах — можно считать, и вовсе без ничего. Домино подавил в себе желание отвернуться и приветственно улыбнулся девушке.
— Наконец-то! — выдохнула Алекта. — Мы уж думали, ты не выкарабкаешься… Ранение-то совсем лёгкое! Неужели там — лучше?
— Иногда…
— Глупости говоришь. Как себя чувствуешь?
— Сойдёт по бедности. А ты?
— А я-то что?
— Синяки… — Домино чуть кивнул на её обнажённые руки, и она быстро спрятала их за спину.
— Азат никогда не был душкой…
— Это да. Как и я. Зачем он тебя здесь держит?
— Садист потому что. И Гани только рад, ему столько выплатили, ещё и на работу пригласили, — Алекта как-то странно улыбнулась — Домино почти невозможно было видеть её такой спокойной, когда вокруг творится… это.
— Зря я уехал, — помолчав, сказал он отстранённо, всё пытаясь разобраться, что же чувствует к ней. Алекта замотала головой.
— Ты ни при чём. Я виновата. Я хотела это сказать тебе всё это время. Если бы не моя глупая гордость… ну, теперь от неё и следа не осталось. Можно и признаться.
— В чём?..
— В том, почему я наговорила тебе этой белиберды. Как подумаю, чему оно стало в итоге причиной, хочется себя зубами сгрызть. Наверное, я просто не верила до конца, что ты действительно хочешь остаться. Тоже мне любовь. Правильно ты уехал, я бы и так тебе жизнь сломала…
— Опять заговариваешься, — Домино почувствовал себя смертельно усталым. — Не отвлекайся. Я не могу сейчас следить за скачущими мыслями.
— Да, прости, — спохватилась аурисса и подобралась. — Я была готова на всё, чтобы тебя задержать, убедить остаться, ещё полгодика побыть со мной и в итоге передумать. Поэтому, когда ты пришёл и сказал, что всё же решил уехать…
— Не было такого.
— Конечно, не было. Это был Азат, — грустно улыбнулась Алекта, и Домино, вздрогнув, впился в неё глазами. — А я его не узнала. Думала, что это ты. И отдалась ему, хотя была уверена, что тебе. Маленькие хитрости глупой женщины… Он-то просто поговорить со мной хотел, как он потом сказал, наверное, запугать меня или просто убедить оставить тебя в покое, когда у тебя такая великая миссия. Но, конечно, кто ж откажется от секса. А я потом не смогла тебе признаться, потому что мне было дико стыдно, что я вас перепутала. Что пыталась манипулировать тобой. Потому и выгнала тебя, да побольнее, чтобы ты не сожалел…
